Записки из арабской тюрьмы
Шрифт:
На многих ковриках есть специальные компасы, где стрелочка всегда показывает на Мекку. Многие коврики настолько вышарканы от многолетних поклонов, что там, где головной конец, зачастую отсутствует ворс. Особенно усердствуют при битье поклонов ваххабиты, у них на лбу аж мозоли образуются, у некоторых их и по три бывает. Одна по центру и две по бокам. Если видишь, идет араб с мозолью на лбу, то непременно ваххабит, и чем больше мозоль, тем уважаемей в определенных кругах человек.
Я встал к двери и стал наблюдать интересную картину — молилась вся
От Рамадана до ноябрьской макроамнистии отделяет два месяца, и тут все срочно вспоминают про Аллаха и начинают ему неистово молиться, прося о скорейшем освобождении. И самое интересное, что любовь к Богу массово начинает просыпаться именно в Рамадан. А до этого и матерились, и курили, и дрались, и черте чем занимались, только про Бога и не вспоминали. Как только на горизонте замаячила амнистия, то тут же религиозные чувства пробудились и матерые уголовники стали кроткими самаритянами. А по мне это выглядит, как шакалы на себя овечьи шкуры надевают, агнцами прикидываются.
Смотрел я на бьющих поклоны уголовничков и думал, что сегодня же Наталье 35 лет исполнилось, и эта поездка в Тунис вроде ей как подарок на день рождения был. Не зря ж говорят, что заранее нельзя поздравлять, примета плохая. А еще я думал, что сегодня у нас в России дети в школу пошли, что моя дочь и Натальина в 8-й класс перешли, они у нас ровесницы. А у одной девочки папа в тюрьме, а у другой мама в могиле. И до того тошно мне стало, что в очередной раз захотелось взять в руки пулемет и перестрелять здесь всех к чертям собачьим.
У арабов праздник, ликуют, радуются, надеются, что Всевышний смилуется над ними, а я их восторгов не разделяю, думаю о своем и помощи мне, видно, ждать неоткуда. Придется своими силами добывать свободу.
Сегодняшний день был жарче предыдущих, хотя температура и была как обычно — 40 градусов, но дефицит воды давал о себе знать. Арабы легче переносят высокую температуру и не особо страдают от нехватки воды. Их предки были жителями пустынь, и на генетическом уровне передали «жаростойкость».
Сколько раз я наблюдал, как коренные жители этой страны, одетые в кучи одежд, как капуста, нормально переносят жару и даже не потеют. Вон полицаи, одеты в рубашку с галстуком, костюм, сапоги, причем как мужчины, так и женщины, и ничего, хоть бы хны. Я в шортах и майке по стенке ползаю, каждые 20 минут к бутылке с водой прикладываюсь, а они кофе ГОРЯЧИЙ цедят.
Конечно, пост в Рамадан, в условиях жаркого климата, явно не для европейцев. К обеду мой язык стал напоминать наждачную бумагу, а все мысли сводились к воде. Я все чаще и чаще поглядывал в сторону крана, где была такая вкусная и прохладная вода. Надо было сделать всего пять шагов, открыть кран и… И тогда бы мой авторитет в глазах арабов резко упал.
Надо отметить, что не все арабы соблюдали пост. Были, конечно, и истинно больные, несколько человек страдало сахарным диабетом, к ним приходили и по часам кололи инсулин. Но были и откровенные пофигисты, из числа особо отмороженных бандитов, которые считали, что раз утром он помолился, то ему на весь Рамадан хватит.
В обед, как обычно, принесли бачок с баландой, отморозки и больные стали кушать, я отказался, гордо отвернувшись к стене. Рамадан Рамаданом, а обед и ужин приносили регулярно, ведь пост — дело добровольное. Есть-то и правда не хотелось, а вот пить! Но, раз решил, значит, буду держаться до конца! Я тогда еще не знал, что Рамадан для меня окажется хорошей тренировкой для предстоящих голодовок.
Многочисленные родственники заключенных несли им продовольственные передачи. В этот день их было необычайно много, посыльные ежеминутно забегали в камеру, выкрикивали фамилию и отдавали корзину с едой. Там, на воле считали своим долгом поддержать близких в такой день. Приезжали даже из глухих деревень, несмотря на удаленность и адскую жару. На КПП выстроилась большая очередь.
День тянулся очень медленно, говорить не хотелось, язык уже распух и не помещался во рту, мне казалось, что не выдержу, подбегу к крану, но всякий раз отгонял от себя эти мысли.
Наконец стало темнеть, вскоре солнце полностью скрылось за горизонт, арабы помолились предпоследний, четвертый раз (еще была пятая молитва перед полуночью), и пахан официально разрешил пить и есть.
Все с уважением посмотрели на меня, и ваххабиты подарили целую полуторалитровую бутылку местной минеральной воды Sabrin. Жадными глотками я осушил сразу пол бутылки.
— А я думал, ты не выдержишь, — восхищенно произнес пахан. — Не все арабы выдерживают, нарушают пост, а ты смотри, продержался!
— Ну, попробовал и получилось, — скромно ответил я.
— А я видел, как он весь день на кран поглядывал, думал, попьет, — влез в разговор небезызвестный ваххабит Керим. — Нет, сдержался! Молодец! Хорошо, что я тебя тогда не прирезал!
Все вокруг дружно заржали и стали по очереди подходить и похлопывать по плечу, так сказать, поздравляли с «боевым» крещением.
— Ну, давай к нам, разговеемся! — широким жестом пригласил к своему кружку ваххабит Омар, с молчаливого согласия остальных моджахедов. Грех было отказываться, и я подсел к ним.
Не скажу, что мне было приятно общество этих любителей отрезания человеческих голов, но раз зовут, надо принять предложение. Вообще они редко кого зовут к своему столу, если только это хороший земляк и одновременно добрый мусульманин.
Пища была насыщенной и добротной, домашний кус-кус из баранины, который разительно отличался от тюремного, жареная курица с макаронами, картофель фри, свежие помидоры, огурцы, яблоки, груши, арбуз, оливковое масло и много-много перца, да такого острого, что аж слезу вышибало. А ваххабиты едят да посмеиваются: «Кушай, кушай, Руси! Ты себя сегодня хорошо показал, статься из тебя со временем может хороший мусульманин получиться, тоже ваххабитом станешь».