Записки из арабской тюрьмы
Шрифт:
Два дюжих зэка ловко повалили барана на бок и крепко прижали к полу. Подошел мудир, в руках у него сверкал огромный изогнутый старинный кинжал, я такие раньше только в кино и в музеях видел. Левой рукой он схватил барана за рога, запрокинул бедному животному голову, обнажив при этом переднюю поверхность шеи, и ловким молниеносным ударом пересек горло до позвоночника. При этом из шейных сосудов зафонтанировала кровь.
Мудир отскочил в сторону, а помощники расположили тело так, чтоб вся кровь стекала в желоб. Из перерезанной трахеи с шумом выходил воздух, баран открывал рот, пучил глаза, пытался встать на ноги.
Чтоб ускорить процесс, на второй заход решили прикончить сразу двух оставшихся баранов. Помощники подтащили испуганных животных, завалили их на бок. Дважды блеснула холодная сталь и из двух перерезанных шей заструилась по желобу теплая кровь. Мудир вытер об тряпку нож и вложил в ножны.
Невероятно, но один баран вдруг вырвался из рук своих палачей, встал на ноги и потухающим взглядом уставился на директора. Из горла обреченного хлестала кровь. Его быстро свалили и подтащили к желобу. Но, несмотря на смертельное ранение, жизнь не торопилась покинуть тело лохматого страдальца. В то время как его два собрата были мертвы, третий еще минут десять дергал ногами, выгибал спину, раскрывал рот и выкатывал осоловелые глаза. Картина мучения, пускай и животного, была ужасной.
После увиденного я понял выражение: «Зарезать как барана». Наверно, лет сто назад на этом месте таким способом не баранов, а людей резали.
Арабов агония животных ничуть не смутила, они возбужденно обсуждали происходящее, многие даже смеялись.
Когда вытекла кровь из последнего тела, мудир дал команду отнести туши на кухню, а сам пошел дальше. Похоже, он тут был главный по убийству баранов.
Арабы считают, что кровь есть нельзя, отсюда и обычай перерезать горло, чтоб через сонные артерии она вытекла. Убитые таким способом животные считаются «халяльными», то есть разрешенными. «Халяль» — означает «разрешено», «харам» — запрещено. Убитых другим способом принимать в пищу — харам!
Сокамерники спрашивали, понравилось ли мне, как резали баранов. Я отмолчался, так как увиденная картина довольно ужасна, дика и омерзительна, что же тут может нравиться?
Пока на кухне снимали с туш шкуру и разделывали мясо, во двор внесли несколько длинных металлических ящиков шириной 50–60 см, похожих на наши мангалы. Из них соорудили один метров пять в длину. Дно засыпали древесным углем и разожгли. Когда огонь достиг нужной температуры, ящики накрыли металлической решеткой и сверху побросали мясо только что убитых баранов. Они это гордо именуют — «барбекю». На углях через решетку изжарили халяльное мясо, отмечая Аид Мабрук. Не скажу, что особо вкусно получилось, больше попригорело, но для тюрьмы сойдет.
Я поначалу отказывался, не хотел есть, памятуя о том, какой ценой это мясо было добыто. Но Титти объяснил, что так нельзя, положено в этот день кушать мясо жертвенных животных, а то Аллах обидится. Пришлось съесть кусочек, чтоб не обидеть не столько Всевышнего, сколько Титти.
Мясо было недожаренным и обгоревшим, но я заявил, что очень вкусно и растянул рот в подобие улыбки, по-моему, Титти остался доволен.
Мяса в этот день ели много, родственники заключенных непрерывным потоком несли своим близким продуктовые передачи, заполненные жареным и вареным мясом. По всей стране лишали жизни баранов, о чем, даже не стесняясь, транслировали по телевидению. Все это сопровождалось громким битьем в барабаны и пищанием зокры. Вся нация резала животных и радовалась по этому поводу.
В молодости я видел, как лишают жизни коров и свиней. Либо из ружья выстрелят, либо ткнут ножом в сердце, так, по крайней мере, животное меньше мучается. А здесь перережут горло и, наблюдая затянувшуюся агонию, радуются и при этом поздравляют друг друга. Мне этого не понять!
Вечером обжираловка продолжилась, почти у каждого, даже самого нищего и забитого зэка в этот день было мясо. Домашнее мясо оказалось гораздо вкуснее, чем то, что я ел во дворе тюрьмы.
Праздник продолжался три дня, и три дня по всей стране официально был нерабочий день. В тюрьме тоже не работал буфет, не ходили хажими и не работала школа.
Оказывается, я только случайно узнал, что при тюрьме существует медресе (школа по-арабски). Большинство заключенных до сих пор не умеет ни читать, ни писать, отсюда эта дурацкая традиция приставлять отпечаток первого пальца вместо подписи.
В Тунисе за уши никто в школу не тянет, не хочешь ходить — не ходи, есть обязательное четырехклассное образование, школа первой ступени, где, собственно, и изучают родной язык и дают азы французского. Дальше, в школу второй ступени, где многие предметы преподают уже на французском, идут уже наиболее подготовленные. Образование бесплатное, но многие и его не хотят получать.
Большинство обитателей тюрем, как у нас говорят, из «неблагополучных семей». Нет, в Тунисе отсутствует пьянство, оно просто запрещено, когда идешь по улицам, то даже необычно — ни одной пьяной хари не встретишь, мне по крайней мере не попадались.
Многие простые тунисцы живут за чертой бедности, и у большинства родителей просто нет лишних денег, чтоб купить детям хорошую одежду и учебники. Они считают, что и так, неучами проживут, пусть лучше по хозяйству помогают. Отсюда и приличный процент неграмотных.
Администрация тюрьмы организовала подобное медресе, что-то наподобие нашего ликбеза в период коллективизации. Занятия идут циклами с первого июля по 30 декабря и со второго января по 30 июня, три раза в неделю (понедельник, среда, пятница) с 10 до 13, исключая дни, на которые выпадали праздники. Преподаватели — профессора местного университета, и им удавалось за полгода научить читать и писать даже самых закоренелых тупиц. Хотя медресе — дело сугубо добровольное, но если «ученик» понимал, что не осилит программу, то просто переставал ходить.
Я загорелся желанием ходить в школу, разговорная речь уже звучала сносно, а вот чтение и письмо были практически на нуле. Среди моих «учителей» не было профессионалов, поэтому смогли научить меня алфавиту, но дальше этого дело не пошло.
Арабская письменность своеобразна, мало того, что многие буквы в зависимости от расположения в слове (начало, середина, конец) имеют разное, иногда довольно различное написание, но и отсутствуют привычные в нашем понимании гласные. В учебных пособиях и словарях их роль выполняют так называемые «харакяты» (огласовки), но в обычных печатных изданиях они отсутствуют. И никто не мог мне толком объяснить, как нужно правильно читать.