Записки из подвала, или Дневник практичной женщины. Повести, рассказы, притчи
Шрифт:
Если фрау Бучер обращается к вам с какой-нибудь просьбой, она непременно подчеркнёт, что, поскольку она «мишугин» (на иврите это означает не совсем нормальный человек), то просит очень и очень сделать то-то и то-то. Она кокетлива и мила настолько, что так и хочется поцеловать её в надушенную щёчку. Если приходится столкнуться с фрау Бучер на каком-нибудь перекрёстке в коридорах нашего Дома, то, как бы ни спешила, а услышишь «фрейлин» или «паненка», обязательно остановишься и поговоришь с ней о каких-нибудь пустяках, и чувствуешь себя бездомной кошкой, которую вдруг приласкали да ещё дали кусочек чего-то очень вкусного.
Увы, ещё одно распоряжение нашей директрисы гласит: «Персоналу запрещается разговаривать с постояльцами
Но, к счастью, наша работа не даёт нам скучать, а фрау Бучер всегда находит для себя занятие по душе: если она одна в своей уютной комнате, то непременно кушает конфетки или шоколад, что вовсе не лишает её аппетита за обедом. Если хорошая погода, она прогуливается в нашем маленьком саду и с радостью вступает в беседу с каждым, кто выказывает хоть малейшее желание обратить на неё внимание.
Всё это я наблюдаю, стоя у гладильной доски перед продолговатым окошком, что выходит во двор. Да если бы в нашем Доме жили ещё несколько таких милых пожилых дам, то наша работа показалась бы нам праздником, но фрау Бучер – единственная в своём роде. Вот ещё одна черта её характера: она никогда ни на кого не злится, наверно, потому, что она совершенно довольна собой и прожитой жизнью. Она с упоением вспоминает свою молодость, брак с красивым и умным дипломатом, его портрет красуется на видном месте в её комнате. С мужем она поездила по свету. В заграничном паспорте, который она мне гордо показала, стоят визы всех европейских стран. В Париже она жила несколько лет, и я пытаюсь вспомнить несколько фраз из забытого французского, который учила в университете.
Мы часто обмениваемся с фрау Бучер традиционными вопросами: «Комман та ли ву?» (Как идут дела?). Увы, молодая красивая женщина осталась только на фотографиях – бал в каком-то дворце, приём в посольстве Швеции, необыкновенные наряды, красавец-муж рядом во фраке… Какая-то нереальная жизнь проходит передо мной на этих старинных фотографиях, и фрау Бучер, улыбаясь, говорит: «Да, я была любима!» Глядя на неё, я думаю, что если ей удаётся даже в свои 90 лет привлекать людей, то что же творилось в дни её молодости? Она горда прожитой жизнью и без горечи и печали смотрит в окно, она знала много солнечных дней в своей жизни.
Но однажды я узнала от медсестры, которая делает фрау Бучер регулярно уколы, что после внезапной смерти мужа ей пришлось уехать в Австралию к родственникам, и там она работала продавщицей апельсинов! Чуть ли не 20 лет! Это меня так поразило, что я не могла прийти в себя от этой новости, ведь фрау Бучер держится как настоящая герцогиня. Неужели можно сохранить внутренний аристократизм и быть продавщицей апельсинов?
В сознании бывшего советского человека торговля ассоциируется с толпой, грубостью, хамством… Не огрубеть, не возненавидеть людей за то, что тебе приходится их обслуживать, – разве это не чудо? Кроме того, человеческая память очень хитро сохраняет в сознании то, что приятно вспоминать, и напрочь стирает то, что хочется забыть.
Наверно, с фрау Бучер именно это и произошло: она вычеркнула из своей памяти какие-то 20 лет жизни и вспоминает только приёмы у английской королевы, путешествия и красивые отели в столицах
Неделя проходит на удивление быстро: не успела оглянуться – вот и утро пятницы. В этот день все разговоры отменяются, никаких анекдотов на кухне, надо приготовить всё для старичков впрок на два дня вперёд, значит, пятница – самый трудный день недели, ведь нагрузка увеличивается в три раза. Но зато с каждым часом ты приближаешься к заветному времени свободы…
Итак, что нужно для всего Дома. Я не надеюсь на свою память и держу перед глазами целый список дел: кухня – спецодежда для рабочих, халаты для поварих, кители для мужчин, комбинезоны для рабочих, на спецовке у шеф-повара откипятились все застежки, а машина-пришивалка не работает – придётся срочно искать пуговицы и пришивать вручную. Рабочий Гриша умолял найти ему свитер, медсестра Нора потеряла свои халаты, нет ни чистых, ни грязных – вот и выходи из положения как знаешь. Таких маленьких и больших дел набирается целая куча, но ещё предстоит разобрать сотни две полотенец, простынь и платьев для здоровых и больных старичков.
Часам к трём моя битва с горами белья заканчивается, они разложены аккуратными стопками, и скоро за ними придут рабочие. Наконец можно вздохнуть спокойно – всё поглажено, пришито и отправлено в тележках по назначению.
Вдруг – звонок, будто мне звонят с капитанского мостика в машинное отделение нашего огромного стариковского корабля и просят прибавить тяги… «Неужели что-то забыла?» – спрашиваю я и понимаю, что действительно забыла про носки и чулки…
«Поняла, всё будет сделано, скоро отправлю», – уверенно говорю я. Придётся обойтись сегодня без чашки кофе…
Вот он – огромный мешок, набитый чистыми, но совершенно перепутанными носками и чулками всех мастей и размеров. Для начала операции освобождаю огромный продолговатый стол – метра три в длину и полтора в ширину, это моя палитра, разноцветные носки и чулки – это мои краски. Вначале я раскладываю всё это богатство аккуратными рядами, ориентируясь на форму и величину, – длинные налево, короткие направо. Носки, разумеется, отдельно, чулки отдельно.
И что же я вижу? Все они самых разных оттенков, разного качества, и нет ни одного похожего друг на друга?! Вдруг где-то мелькнёт красный или чёрный, как диссонанс, как безумное отступление от серой и коричневой безликой нормы. Просто поразительно, что из трёх десятков женских чулок примерно одного цвета – все разных оттенков, все разной формы, и соединить их попарно кажется просто невозможным. А ведь их делали на машинах, причём сотнями, тысячами, а они здесь, на этом столе, вопят о своей индивидуальности, и каждый, как произведение фабричного искусства, совершенно не хочет иметь друг с другом ничего общего.
Так что же удивляться, что люди, которых создаёт его величество Случай или генетический конвейер Природы, так непохожи, так строптивы, так несоразмерны по способностям и характерам и совершенно, совершенно не хотят соединяться в Пары!
Однако эти невесёлые размышления не мешают мне быстро перебирать моих трикотажных героев, и постепенно я всё-таки нахожу для большинства из них сородича, а иногда мне удаётся отыскать пару какому-нибудь совершенно безнадёжному чулку с зеленоватым отливом. При этом я радуюсь так, как будто решила судьбу двух людей, которых разлучила жестокая прачечная… Остальные потерянные одинокие носочки безжалостно отправляются на помойку: кому нужен один носок или чулок? Слава Богу, в нашем Доме все имеют по две ноги.