Записки кельды
Шрифт:
— А Коле — потому что Коля?
— Угадали.
Вот так попутно я выяснила, что:
Маша имеет эльфийское имя Маэтрил, коротко — Маэ,
Аня — Анариэль (в обиходе успешно редуцирующееся до Нари),
Лика — Тиликалад,
Лена — Ориэлин (Элин),
Таня — Истаннэ (Танэ),
а Марк — Амаркондир; был ещё мальчик, немножко выбивающийся из общей парадигмы — Глирдан, — этого парня помню, всё время на гитаре играет, — Дан, если коротко. А по паспорту — Данил. Глирдан — значит «бард». Поня-а-атно.
Коля оказался вполне сложившимся художником, предпочитающим карандашный рисунок, тушь или
— Так, ребята. Техническое задание у меня для вас такое: нужны зарисовки, много: остров, портреты, люди в работе, как мы устраиваем лагерь, природа вокруг, наши животные — рисуете всё подряд! Все художественные материалы, какие у меня есть — в вашем распоряжении. В ближайшие дни подумайте и напишите — что ещё надо прикупить, мы поедем и оставим заказ. Каждый день минимум три часа тратите на это. Идеально — полдня. Если нужно — и весь день! Время выбираете разное: утро, день, вечер. Пусть даже ночь будет, по памяти, наверное — но быть должна. Это — наша новая история и наше лицо для всех заинтересованных. Поэтому — на вас огромная ответственность! Начать я прошу прямо сейчас. Через пять дней мне нужны рисунки, чтобы из них можно было несколько выбрать и опубликовать — в интернете, например.
Кажется, прониклись. Выдала материалы и пошла искать Вову.
Муж нашёлся под навесом с инструментами, терзаем тяжкой думой: как распределить шесть лопат на тринадцать человек?
— Ну и что ты мучаешься? Выдай лопаты, а остальные пусть сходят черемши наберут, пока она не изросла. Просто покажи — где. И детей пусть с собой возьмут, нечего им привыкать болтаться.
— Любимая, ты — ГЕНИЙ!
— Будешь надо мной издеваться — стукну. Давай скорее, у меня к тебе ещё дело есть.
Мы выбрали три места для трёх орешков мэллорна (всё время на оставляет меня настойчивая ассоциация с «Тремя орешками для Золушки», блин!); итак, места: недалеко от переправы (на стороне острова, конечно же), потом у будущего южного входа в наш будущий, так скажем, острог (со стороны «внутра») и самое главное — на холме, где воображение рисовало нам очертания нашего будущего замка. В итоге получилось даже символично: первый — в том месте, где мы впервые ступили на берег, второй — там, где был первый лагерь и третий — в будущем сердце нашего баронства. Вот так. Немножко пафоса, да — иногда это полезно.
— Милый, я хочу выписать то, что я сегодня наговорила и попросить Аню прямо выложить текстом. Как думаешь, что-то ещё нужно добавить, чтобы потом нам не говорили: ах, вы нас не предупреждали, да вы нас обманули?..
— Да хрен его знает, что добавить, любимая. Напиши, что место — шикарное, работы полно, мир новый, и люди, вроде, вменяемые подобрались… Ну не знаю, что добавить…
— Ты подумай: смысл собирать всех подряд, чтобы потом чистить? Набежит всякая шушара. Вон эти, за права человека которые… Хотя… этих должно остановить заявление о неизбираемом единовластном правителе. Ну или склочники какие-нибудь. Извращенцы. Лесбы и гомики.
— На счёт склочников —
— А мне — нет! Никаких нахер извращений!
— Ладно-ладно, чё завелась-то? Нет — так нет. Ещё я с женой из-за этого не ссорился!
— Вот и нечего выступать за свободу психических отклонений!
— Ну-у-у… У меня среди знакомых есть несколько женщин, которые были би или лесбы, а потом благополучно вышли замуж, детей родили.
— Не знаю, — я сердито надулась, — Вот прямо внутри у меня всё против.
— Любимая… Как по мне — чем люди у себя дома заняты — их личное дело. Есть среди них и талантливые люди, что же — всех гнать, под одну гребёнку?
— Сам подумай. Вон в старом мире: только дали им послабление — и сразу как прорвало. Сумасшествие какое-то. Как в сказке про лисичку со скалочкой: сперва «с краю под лавкой посижу», а в конце всех сожрала бы, если бы не собака.
— Я считаю так: никаких преимуществ, никаких привилегий…
— Я вообще против афиширования. Запретить любую пропаганду надо сразу.
— Пожалуй…
— И я категорически против разрешения на усыновление для таких пар.
— Вот с этим я совершенно согласен! Ребёнок должен жить в нормальной, полноценной семье.
— Всё равно по ходу дела придётся что-то корректировать. Правила общежития прописывать и всё такое. Ладно, это всё потом. Я надеюсь, что никакие психованные феминистки нам не будут досаждать.
— Для психованных феминисток есть прекрасное лечение: хотите равноправия — пожалуйста! Получаем ломы и кувалды и идём долбить камень. Или лес валить. Равноправие же.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
К вечеру никто не ушёл. Это радовало. И немного пугало ответственностью (по крайней мере, меня; хотя чего уже — поздняк метаться…).
Все остались здесь — все двадцать девять человек.
Помните анекдот: «Накануне битвы у Хельмовой пади:
— Так, сколько у на эльфов?
— Пятьсот человек.
— Эльфов???
— Ну я и говорю: пятьсот человек эльфов и один человек гном…»
Двадцать девять, в общем. Уголовников, естественно, с собой никто брать не стал.
Мы посадили мэллорны (именно в том порядке, в котором определились с местами для них: сначала на берегу, потом в лагере, и последний — на холме). Эльфы сразу ограждали места посадки заботливо приготовленными заборчиками, чтобы козы случайно не съели будущие ростки и никто не затоптал.
С вершины холма распахивался офигенный вид на расстилающиеся вокруг острова нетронутые земли. С севера, по ту сторону Бурной, тайга стояла непролазной стеной. Впадающая в Бурную река, которой мы ещё не придумали название, с юга подходила к острову длинным, на несколько километров, заливом, разделяющимся на два рукава: более широкий, мелкий и потому совсем тёплый восточный (через который мы как раз-таки переправлялись вброд) и более узкий и глубокий западный. В горловине этого западного рукава, почти ровно посередине между островом и матёрым берегом, был ещё один островок, небольшой, с пару школьных стадионов размером, с торчащими кое-где скалами, покрытый зарослями кустарников.