Записки кинорежиссера о многих и немного о себе
Шрифт:
— Ваш фильм, Евгений Маркович, «Клуб самоубийц, или Приключения титулованной особы» ставится в программу прайм-тайм 13 января.
Я говорю:
— Замечательно!
— Только нужно изменить название! — добавила редактор.
— То есть как это изменить название? Есть автор сценария, звоните ему, договаривайтесь, а я соглашусь или не соглашусь….
— А какое вы предлагаете название?
Я сказал:
— Назовите «Приключения принца Флоризеля».
Я снимал под таким рабочим названием. Но она на это сказала:
— Евгений Маркович, нам очень нравится ваш фильм, и, судя по фильму, вы интеллигентный, умный человек. Вы что, не понимаете, что никакие «принцы» и «титулованные особы» не пройдут?
— Картина лежала полтора года, и еще полежит полтора года, я не буду никаких названий переделывать!
— Мы вам перезвоним.
Через час-полтора звонок:
— Хорошо, договорились, «Приключения принца Флоризеля».
Я говорю:
— Замечательно! Только вы отрежьте старое название, снимите новое, но только дизайн должен быть, пожалуйста, в стиле всех титров.
— Да, да, да! Нам очень нравится кино, мы все сделаем хорошо.
И действительно, картина была показана 13 января 1981 года, в прайм-тайм. Три с лишним часа шел фильм. Он начался в 8 часов вечера и закончился под Новый год. И, как говорят в плохих анекдотах, я обильно был обласкан центральной прессой. Снова была большущая рецензия в газете «Советская культура», газете ЦК КПСС, и называлась «Когда классики юны».
Я прочитал гигантское количество дифирамбов в свой адрес и был счастлив.
Я приехал в Москву и одним из первых встретил автора рецензии по «Золотой мине», это был замечательный Виктор Демин — кинокритик! Это такой большой шумный бородатый человек. Он встретил меня и сказал:
— Старик, что же ты после такого фильма, как «Золотая мина», снял такое говно!
Было неожиданно. Не скажу, что приятно. Я говорю:
— Витя, как ты можешь!
— Нет, старик, мне как-то сильно не понравилось! «Золотая мина» — вот это да!
Разные вкусы, разные мнения! Но профессор Кагарлицский написал громадную рецензию в газете «Советская культура», которая сводилась к тому, что только юным классикам, и когда они юные и еще не классики, можно так вольно обращаться с материалом, как обращался режиссер в фильме «Приключения принца Флоризеля».
Последняя встреча с Далем
Я приехал в Москву. Это было почти сразу после показа «Флоризеля», может быть, неделя прошла или десять дней. И я позвонил Олегу. Он сказал:
— Женя, приезжай! Слушай, приезжай!
Я приехал, я первый раз в жизни был у него в гостях. Олег находился в приподнятом, возбужденном состоянии. Он раскрылся с тех сторон своей личности, о которых я мог только догадываться. Во-первых, я прочитал все, что было написано им. Эссе о Хейфице. Очень милое, теплое эссе. Кабинет был увешан его рисунками. Правда, там все гробы лежали, кресты, гробы, гробы… мрачновато все так было. А он мне сказал:
— Вообще-то, Женя, я сошел с ума!
Я на него внимательно посмотрел…
— Да нет, нет! Ты не беспокойся! Я же в порядке… Вот мы сегодня с Лизкой были у врача. Он сказал, что я в абсолютном порядке!
Я спрашиваю:
— А что значит «сошел с ума»?
— Я пошел служить в Малый театр! — сказал Олег, так внимательно на меня посмотрев. — Понимаешь? Меня ввели в один спектакль. Спектакль начинается в семь часов, я должен появиться на сцене где-то в восемь… Не в первом акте. Но ты же меня знаешь, я пришел заранее, в шесть. И к тому времени, когда мне нужно было выходить на сцену, я уже был накручен! Сам себя накрутил до хорошего состояния. Я вышел на сцену и сделал небольшую паузу, прежде чем произнести реплику. И слышу, кто-то мой текст говорит. Я прислушался… Пауза затянулась, и второй раз мой текст говорят. И тут до меня дошло… Господи! Они же с суфлером работают! Ни в «Современнике», ни в театре Ленинского комсомола в Ленинграде такого не было. А суфлер долбит мой текст. А я думаю, что я тут делаю, в этом дремучем театре? Но все равно я произношу свою реплику, и на мою реплику еще выходит артист. Его фамилия Коршунов. А я всю эту партийную гниль не люблю! На столе стояла бутылка — реквизит. И я этой бутылкой как запущу в Коршунова! Дали занавес. Меня в карету «скорой помощи» и в психушку! Очевидно, я что-то еще сказал. Но сейчас вот я прошел курс реабилитации, из психушки выпустили, но к психиатру езжу. Вот мы сегодня с Лизкой были. Все, я в порядке. Нет, действительно, я просто сбрендил, раз пошел в Малый театр. Это что такое? В этом театре Виташа Соломин Протасова репетирует. Ну какое он право имеет Протасова играть? Я хоть человек пьющий, и с этой стороны могу Протасова понять, а он откуда?
Ну, Олег имел право так говорить о Виталике, потому что они однокурсники, выпускники Щепкинского училища при Малом театре. Курс вообще был замечательный: Даль, Соломин, Витя Павлов, Мишка Кононов. Вот такие мальчишки на одном курсе учились. Так он мне рассказал эту трагикомическую историю о своем поступлении в Малый театр.
А вообще был хороший очень теплый вечер, в конце которого он мне сказал:
— Женька, а знаешь, мне часто Володя снится, и тут последний раз приснился и зовет к себе…
Я говорю:
— Олег, заканчивай! А то все эти гробы, кресты. И вот эта реплика «зовет к себе»… Кончай, слушай, хватит!
— Не веришь? Оля, иди сюда!
«Оля» — так он обращался к своей теще, Ольге Борисовне Эйхенбаум.
В дверях появилась Оля, с которой я был знаком еще по Ленинграду.
— Оля, скажи Женьке, правда, я тебе рассказывал, что мне Володя снился и зовет?
И Оля, счастливо улыбаясь, сказала:
— Да, Женя, да! Вот такой сюр был!
Мы расстались с Олегом на том, что он будет сниматься в следующей моей картине. И он сказал мне:
— Женька, только давай я отпущу бороду, ладно?
Я говорю:
— Хорошо!
Это был конец января. Его атаковали журналисты, телевидение, радио.
Он показал мне потайную дверь из прихожей в кабинет. Дверь была сделана в виде книжного шкафа:
— Я от них прячусь! — говорил он.
Но не по случаю «Флоризеля», здесь он пускал всех: «всех впускать, никого не выпускать!» И давал интервью довольно охотно. Когда мы с ним сидели и разговаривали, тоже звонили. После показа звонили, и еще продолжали звонить: «Расскажите, покажите!» Но счастлив он был не потому, что ему так уж понравился фильм, а потому что ему понравился прием общественности. И самое главное, что после полуторагодовалого лежания на полке фильм был показан. Он был показан первым из трех-четырех фильмов, которые «лежали на полке» с участием Олега Даля. Это и «В четверг и больше никогда» Анатолия Эфроса, и «Утиная охота» Мельникова…
А «Флоризель» был показан и при этом обласкан прессой. Он нравился публике. А через полтора месяца раздался рано утром звонок, и одна наша общая приятельница сказала:
— Женя, умер Олег! Сегодня утром в Киеве!
Потом позвонила Лиза Даль и сказала, что похороны назначены на девятое марта. И я приехал в Москву.
Похороны… Панихида была в большом зрительском фойе Малого театра. А председателем похоронной комиссии был Коршунов. Хоронили на Ваганьковском кладбище. Нужно было постараться, чтобы положить там Олега Даля, у которого не было званий, ничего не было. Всем этим занимался Виталик Соломин, и он пробил. Олега похоронили неподалеку от могилы Володи Высоцкого. Я поехал на кладбище, но отказался ехать на поминки и договорился со своим близким товарищем Артуром Макаровым, что мы встретимся у ворот кладбища. Тогда мобильных телефонов не было, мы заранее договорились, что за мной заедет его друг, скажет, что он от Артура Сергеевича Макарова и куда-то отвезет. Когда церемония на кладбище закончилась, я подошел к могиле Володи, на которой никогда не был, постоял и после направился к воротам. Ко мне подошел человек: