Записки «лесника»
Шрифт:
На верхотуре худосочные девицы, как из застенков Лубянки, лабали «Янки – дудл» и Гимн Родины.
Скрипки пищали, «кокс-пелотка» шмыгала носом в такт, бабуля сжатыми губами подпевала:
– Дойчланд, Дойчланд убер а-алес.
Колюня начал с места в карьер, как правым, так и левым джебом. К концу раунда часть лица Руиса заметно покраснела.
Дальше Колюня пытался работать двойками, правый – левый и ушёл. Пару раз получилось.
Пол в центре ринга был мокрый, и на нём попеременно пизданулись
Ближе к середине стало видно, что Колюня наелся по самое не балуйся, да и Руис тоже.
Валуев зачем-то стал разрывать дистанцию и делать движения корпусом.
Со средней дистанции Руис достал Колюню и разбил ему нижнюю губу.
Натянутый почти под мышки бандаж Руиса не давал Колюне возможность работать по корпусу. А завершил всё это дело хлёсткий удар прямо в лобешник, от которого у Колюни возникла небольшая шишка.
Но к этому времени джебы сделали своё дело, а заплывший глаз и кровоточащая бровь Руиса просили:
– Папа, отпусти нас с миром в сортир для гигиенических процедур.
Получив предупреждение от судьи, Колюня присел на нервяк и стал суматошно молоть воздух. Руис прыгнул, чуть не достал подбородок Валуева.
В момент приземления Колюня хотел его поймать, но опять промахнулся.
Танец гопака шёл к концу, как и весь бой. Последние раунды остались за Руисом.
Авторитетная боксёрская тусовка считала:
– Руис, по крайней мере, не проиграл.
У судей и Дона Кинга другое мнение.
Махнув брильянтовой запонкой размером с добрую конскую залупу, Кинг выбежал на ринг с кучей флажков всех стран и народов.
Саша Поветкин сокрушённо качал головой, глядя на Колюню.
Зал оглушительно свистел. Руис из своего угла делал реверансы во все стороны так, как будто выиграл бой.
Золотой дождь из пушки сыпал на ринг, «кокс-пелотка» улыбалась, бабуля вспоминала молодость и бравого штурмбанфюрера из соседнего района.
Кличко может спать спокойно.
Новая модная стрижка Валуева ему ничем не грозит.
Ульянов и дядя абб
У великого люксембургского Герцога всё в порядке, даже когда жара надвигается прямо в башню, как проклятый кризис нынче, не иначе как инсинуированный сионистским лобби с обгаженных СМИ Родины Капитолийских холмов.
Так думал и думает сейчас в ту пору ещё начинающий топ-менеджер всемирно известной корпорации дядя абб. В огромных диоптриях на сложносочинённых щщах, он казался ботаником.
Ботаником – из плесневелых нор академика Мичурина, который ещё вчера пытался скрестить свинью с конём, а выдал на гора новый вид мёда из шляпы гриба подосиновика.
Молодёжная сборная громила подданных страны банков и оффшоров, а наш скромный друг, но уже вполне сформировавшийся «Настоящий русский патриот» громил местный вискарь.
Стакан за стаканом. Выливал содержимое внутрь желудка, и заставлял работать малые и большие круги кровообращения, как станок для производства «квотеров» в казначействе Форт Нокс.
Ваш покорный слуга и Удалый пытались угнаться за ботаником, но где там – вискарь таял, как мороженое пломбир в руках юной десятиклассницы на качелях Сокольнического парка.
Надо заметить – я тоже был «хорош» и стал комментировать действия не команды, а Газзаева – тренера-пса.
Бегая вдоль бровки, пёс страшно шевелил усами и заставлял и так мёртвых соперников с ещё большой тоской поглядывать в сторону раздевалки.
Но я не унимался, а продолжал глумиться с отборным и витиеватым матерком.
Наш друг дядя абб безудержно икал и смотрел на пса недобрыми запотевшими диоптриями, тогда ещё не оправленными в платину от «Дольче и Габбана».
После финального свистка вся диаспора ушла опустошать буфет, а пёс погнался за мной, на ходу доставая из ножен кинжал и крича благим матом:
– Зарэжу!!!
Пробежал он всего лишь десять метров – его мастерской подсечкой, которой позавидовал бы олимпийский чемпион Карелин, сбил с ног дядя абб.
Затем он наступил ему ногой на горло и сказал магическое:
– Отсоси у красно-белых!
Пёс урыл задним ходом, Удалый присел в тревожном книксене, а я, перепуганный насмерть, смылся в туалет – справлять малую и большую нужду одновременно.
Ещё более талантливым показал себя Ульянов на миланском «Сан-Сиро» в конце девяностых годов.
Сидим на стадионе и культур-мультур пьём водку из полуторалитровой бутылки по методу Удалого.
Из бутылки выливается фанта и доливается 1, 4 литра жидкости имени Менделеева. Получается цвет, как у фанты. Открывать пузырь и пробовать культурные итальянские стюарды не стали.
А зря!
Подходит, ну как подходит, как Варенуха в кабинете у Римского, Ульянов.
Дружелюбный Удалый протягивает ему бутылку.
Тот делает глоток, которому позавидовал бы и Колюня Валуев.
Бутыль заметно полегчала, а Ульянов икнул и посмотрел на меня сквозь непьющего Собачника – малобюджетника.
– Мне сказали, что ты из Берлина и тоже болеешь за «Спартак».
– Тоже? – удивился я.
В эту минуту Иван Саморано присел на плечи Вадиму Евсееву и забил гол.
В следующую секунду Ульянов повернулся и произнёс историческую фразу:
– В начале второго тайма гол забьёт Дмитрий Аленичев, после сольного прохода, в ближний угол.
Затем допил остатки из фляги Удалого и ушёл кимарнуть в перерыве.
Вот это уровень предвидения – на все времена, прямо таки Нострадамус – Ульянов!