Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
Шрифт:
По сему представлению лорда-мэра Далримпль отдан под военный суд и сменен Велеслеем (нынешним герцогом Веллингтоном), командовавшим передовым войском. Велеслей, по повелению главнокомандующего подписав капитуляцию, протестовал против оной. Пример такового точного повиновения начальству было первым шагом славных подвигов герцога в Португалии и Испании. Оправдание Коттона, по обстоятельствам того времени и доводам, в оном приведенным, столько любопытно, что я не излишним считаю сделать из оного краткую выписку.
«Выгоды Англии и России сопряжены неразрывно. Петр Великий и Питт так думали; благомыслящие любители Отечества обеих наций в том согласны, опыты доказали нам пользу союза с Россией; опыт же, надеюсь, покажет, что нынешняя война не принесет России, а еще менее Англии, ни славы и никакой выгоды. Россия и Англия по географическому, даже нравственному отношению, не могут и не должны быть соперницами и, как две сестры, имеют нужду только во взаимной любви и уважении. Истинные патриоты с крайним сожалением и прискорбием приняли перемену, вопреки политической нашей связи с Россией последовавшую. Мы лишились
Служив до старости с полным усердием моему Отечеству, я уверен и надеюсь, что никто не упрекнет меня уклонением от нападения на российскую эскадру, которая, несмотря на похвальное мужество воинов, несмотря на решительность предводителя их, объявившего мне готовность защищаться до крайности, должна бы была, без сомнения, уступить превосходной силе или погребсти себя в Таго. Скорое опорожнение Португалии не позволяло медлить; твердость неприятельского адмирала заставляла ожидать печальных следствий его отчаянного мужества; сражение, долженствовавшее произойти, так сказать, в самом Лиссабоне, должно было причинить жителям значительный убыток, столица могла бы от битвы двух флотов истреблена быть огнем. По сим причинам я утвердил присланный от Сенявина договор – и, не упрекая совести моей по личному уважению к свойствам его, не усомнился подписать две дополнительные статьи о неприкосновенности и должной почести российскому флагу. Благородное и благоразумное поведение Сенявина в продолжение десятимесячного пребывания его в Лиссабоне, беспрепятственный пропуск принца-регента в Бразилию, доверенность, приобретенная им в португальском народе, мое и капитанов, под моим начальством состоящих, к нему почтение убедили меня согласиться на некоторое должное к достоинствам его уважение. Честь российскому флагу, честь нашим недругам, оказанная пред лицом Британии, повелительницы морей, да будет жертвой признательности английского народа к российскому. Докажем свету, что характер британцев не изменился, докажем, что мы умеем отдавать справедливость и неприятелю! Но вопли народа меня обвиняют, – с покорностью ожидаю беспристрастного суда его и надеюсь, что просвещенные патриоты, простирая взор своей на будущую перемену политических обстоятельств, не помрачат чести моей и моего ревностного служения Отечеству».
Коттон, как известно, был оправдан и не вскоре лишился начальства, но потом переменен был, и место его заступил вице-адмирал Берклей; только лорды Адмиралтейства от 17 сентября н. с., вероятно, прежде его оправдания, дали ему на замечание, что по заключенной уже капитуляции не должно было ему подписывать две дополнительные статьи.
Вследствие Лиссабонского договора экипажи с кораблей «Ярослава» и «Рафаила» размещены были на прочие корабли. При съезде капитанов флаги и вымпелы были спущены с должной почестью. Для сдачи сих двух кораблей оставлены были содержатели материалов и ревизор с 30 человеками матросов. 31 августа российская эскадра оставила Лиссабон. На кораблях наших, проходя корабль английского адмирала, ставили людей по вантам, равномерно, и английские корабли отдавали такую же почесть нашему адмиралу. При устье Таго английская эскадра, бывшая под начальством контр-адмирала Тиллера и состоявшая из 7 кораблей, 2 фрегатов и 1 брига, соединилась с нами и построилась под ветром нашей эскадры в линию. В продолжение плавания на эскадре Сенявина развевал императорский флаг; английский адмирал уступал Сенявину старшинство и отдавал ему почести первый. 26 сентября, лавируя и подходя к Портсмуту, на кораблях наших подняли флаги. Эскадра Тиллера сделала то же; но на английских кораблях, стоявших на рейде, и на крепостях флаги спустили. На другой день поутру, следуя кораблю адмирала Монтегю, главного командира Портсмутского порта, и на нашей эскадре вместе с английскими кораблями подняты были флаги при барабанном бое. Необыкновенное зрелище видеть неприятельский флаг развевающим в своем порте не понравилось гордому английскому народу. Морские офицеры таковое уважение российскому флагу почитали уничижением могущества британского на морях. Правительство, дабы не раздражить народа, не публиковало последних статей, составляющих дополнительные пункты соглашения; но когда в Лондоне узнали о прибытии в Порт смут российской эскадры под своим флагом, то одни тому не верили, другие спешили видеть явление, какого никогда не бывало. Разглашение о сем и огорчительные толки произвели явный ропот, и король, по дошедшим ко нему неприятным слухам, чрез министра морских сил прислал Сенявину следующую ноту:
«Адмирал Коттон, по заключении первых двух статей Лиссабонского договора, не имел права подписывать две дополнительные к оному статьи. Его Британское Величество не признает двух сих статей действительными и не может позволить, чтобы в его гавани развевал неприятельский флаг; почему российская эскадра долженствует снять свои флаги и вместо оных, до отъезда в Россию, имеющего в скором времени последовать, никаких не поднимать. Ваше превосходительство приглашаетесь приехать в Лондон, капитаны же ваши имеют позволение сойти на берег или жить на кораблях до возвращения в Россию.
Подписали: Лорд Мульграв, Вард,
Сенявин не мог не догадаться, что правительство английское, отринув часть договора, имеет в виду воспользоваться самомалейшим его упорством и чрез то получить причину к уничтожению и всех статей оного; почему и отвечал лорду Мульграву в следующих выражениях:
«Я никогда не мог сомневаться, чтобы подписавший Лиссабонский договор не имел от английского правительства достаточного уполномочия; почему непризнание его Британским Величеством действительными последних двух дополнительных статей тем более приемлю я с удивлением и огорчением, что они ратифицированы адмиралом Коттоном вместе с первыми и составляют часть, неотдельную от настоящего договора.
С моей стороны я выполнил все условия свято. Находясь в порте и владении английском, не могу не исполнить воли его Королевского Величества: почему и дальнейшее исполнение договора зависит теперь от английского министерства; всякое другое объяснение по сему предмету излишним почитаю. Приглашением приехать в Лондон воспользоваться не могу, равно и капитанам моим не нахожу приличным жить на берегу.
Сенявин».
Адмирал Монтегю, по ревности ли к службе или по данному наставлению, требовал немедленного исполнения вследствие отношения лорда Мульграва и угрожал, что если Сенявин не спустит своего адмиральского и других корабельных флагов прежде захождения солнца, то он отошлет его на берег и никогда не позволит поднять флага в другой раз. Дмитрий Николаевич отвечал на сие: «Во владениях короля воле его противиться не могу; почему в обыкновенное время по захождении солнца с должными почестями корабельные флаги будут спущены, мой будет снят ночью. Если же ваше Превосходительство имеете право мне угрожать, то, нарушая сим святость договора, вынуждаете меня сказать вам, что я здесь еще не пленник, никому не сдавался, не сдамся и теперь флаг мой не спущу днем и не отдам оный, как только вместе с жизнью моей». Монтегю не осмелился более настаивать – без повеления правительства силой принудить спустить флаги было бы явное нарушение договора, еще более уничижительное для Англии, нежели самое оного утверждение: и так он после угроз своих замолчал… Вследствие сих переговоров отдан был по флоту следующий приказ:
«От английского министра морских сил получено мною известие, что вследствие Лиссабонского договора Его Величеству королю Великобританскому угодно в скорейшем времени отправить нас в Россию; а как Его Величество находит неприличным, чтобы флаги наши развевались в его портах, ибо они неприятельские, то и предлагает, чтобы я и капитаны съехали на берег, взявши с собой флаги и вымпелы с уверением, что до отъезда нашего в Россию не будет поднят никакой флаг на кораблях наших. Я не нахожу надобности съезжать на берег, равно и господам капитанам; но, не имея возможности не исполнить требования английского короля, тем паче, что находимся в его порте и его владениях, и имею в сей ночи снять мой флаг и предписываю господам командующим кораблями и фрегата снять вымпелы также ночью, – корабельные же флаги по обыкновению спустить по пробитии зари.
На корабле „Твердом“ 29 сентября 1808 года.
Сенявин».
Настояние Монтегю подало повод жителям Портсмута ожидать, что Сенявин будет принужден спустить свой флаг, как то делают военнопленные, сдавшиеся с присвоением военных почестей. Но когда сего не последовало, журналисты всеми силами напали на Коттона и отдали справедливость. Карикатуры, ходившие в публике, все были в похвалу последнего, несколько дней имя Сенявина переходило из уст в уста, множество любопытных желали видеть его и видевшие от доброго сердца поздравляли и радовались его торжеству. Кто знает характер англичан, тот не удивится, что Сенявин в общем мнении заслужил такое уважение. Если бы Дмит рий Николаевич согласился ехать в Лондон во время продолжавшегося восторга, то весьма вероятно, что народ встретил бы его рукоплесканием, криками и понес бы его на руках. Во время первого разрыва с Англией в 1801 году, Нельсон прибыл сфлотом в Ревель, когда открыты были переговоры о мире, в чаянии отличного приема он просил позволения приехать в Петербург, – Сенявин по той же причине отказался видеть Лондон.
Какое самонадеяние и какая скромность видны в характерах двух адмиралов.
1 октября, при отношении лорда Монтегю, явился к Сенявину комиссар Мекензи, назначенный английским правительством для приведения в исполнение подробностей Лиссабонского договора; на него же возложено было попечение о содержании эскадры. Во-первых, свезен был порох на берег, потом эскадра перешла к острову Вайту, где на Модербанне и стала фертоинг [134] . На зиму для облегчения кораблей и свободнейшего размещения служителей сложены в магазейны паруса и артиллерия.
134
На двух якорях.
Настояния Сенявина для положения безнужного содержания офицерам и служителям, принятие больных в гошпитали и тому подобные требования были без труда удовлетворяемы; но побуждение к скорейшему отправлению экипажей в Россию стоило ему многих неприятностей, великих беспокойств и произвело щекотливую переписку, продолжавшуюся до самого отъезда из Англии: то отклоняли отправление за неимением судов, то располагались перевезть экипажи в Архангельск, то делали несообразные предложения, как то: оставление достаточного числа служителей для хранения кораблей и принадлежностей оных до заключения мира. Наконец, английское правительство откладывало отправление по причине продолжавшейся еще шведской войны. На последнее Сенявин представлял, что сие не может касаться до него; ибо когда заключен был договор, то адмирал Коттон известен уже был о войне России с Швецией.