Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
Шрифт:
25 января французский дивизионный генерал барон де Бель приезжал на шлюп; ему салютовали из 9 пушек, и генерал сей взял на себя отправление рапортов в Россию. 28 января маршал Сульт, проходя Виго, прислал своего адъютанта предложить все роды пособий, каких в самом деле он не имел. Народ, оправившись от первого страха, снова вооружился. Французы, бродя по окрестностям для усмирения, скоро сами должны были думать о своей безопасности. 5 марта жители Виго взбунтовались. Французы по упорном сражении были выгнаны из города и осаждены в крепости. На другой день английский фрегат «Венус» пришел для блокады оной. Капитан сего фрегата Крафорт прислал на шлюп от вице-адмирала Берклея, главнокомандующего английского флота, объявление, что между Россией и Англией открыты переговоры о мире. 7 марта Шалот, комендант крепости Виго, стесненный со всех сторон, просил капитана Качалова снабдить его для 800 человек на 10 дней провиантом, обещая, что король Испанский (Иосиф) и император Наполеон за такую помощь вознаградят его с сродною им милостью. Положение шлюпа в сих обстоятельствах было крайне опасно, ни денег, ни провианта негде было получить, только разумная предосторожность капитана Качалова могла избавить экипаж от погибели. Он отвечал
18 марта испанский губернатор Бернардо Гонзалец просил снабдить его некоторым количеством сухарей, порохом, пушками и ружьями. Капитан Качалов, дабы и впредь отклонить такие не совместные с нейтралитетом требования, дал заметить губернатору, что настояния его показывают наклонность к разрыву согласия, доселе счастливо сохранившегося. «Если же, – писал он, между прочим, – союз между Россией и Испанией прерван и если вам то известно, то прошу о сем меня уведомить…» В продолжение осады Виго многие знаменитые испанцы, в том числе и прежде бывший министр внутренних дел, генерал-лейтенант и каноник монастыря Св. Иакова дон Педро Окуньи, опасаясь неистовства черни, искали убежища на русском шлюпе, были приняты и сохранены. Кинлей, капитан английского фрегата «Лайели», также прислал на шлюп двух особ, уверив притом, что он от своего начальства имеет повеление почитать российский флаг дружеским. По успокоении народа, когда французские отряды, бродившие в окрестностях, были истреблены, благородный Гонзалец именем центральной юнты подтвердил, что народ испанский во всяких обстоятельствах будет почитать русских своими друзьями, и благодарил за покровительство, данное на шлюпе именитым особам. Но такое доброе согласие скоро было нарушено следующим происшествием: до освобождения Виго французский аббат был принят на шлюп в звании переводчика и с ведома испанского правительства оставлен в распоряжении капитана Качалова. Несмотря на ненависть народа к французам, аббат, полагаясь на то, что он в русской службе, осмелился показаться в городе. Чернь тотчас его окружила и, схватя, представила губернатору, который с трудом мог его избавить от смерти и возвратить на шлюп. На другой день в городе распространился слух, что на русском шлюпе хранится сокровище, принадлежащее французам, и скрывается опасный шпион. Губернатор Гонзалец для предупреждения своевольства черни, от которой зависела защита отечества, требовал, чтобы аббат был переведен на английский фрегат. Капитан Качалов принужден был выдать аббата, уверив, что у него ничего нет принадлежащего французам, и народ, готовый к возмущению, успокоился. В сие время снабжение экипажа съестными припасами было почти невозможно. К счастью, сыскался добрый и честный купец Абелаира, который сам вызвался на кредит доставлять нужное и, несмотря на все затруднения, слово свое сдержал как благородный и бескорыстный испанец. 2 апреля проходящий отряд французских войск, числом до 4000, сжег Редонделлу. Поселяне дрались отчаянно. 18-го сего же месяца французы в большом числе покушались взять Виго, но были с уроном отбиты. 30 апреля прибыли в город 5000 человек регулярного испанского войска; французы также усилились в окрестностях. В продолжение мая месяца сражения не прекращались; пожары не угасали; наконец французы, совершенно разбитые, принуждены были с малыми остатками отступить и в начале июня военные действия в окрестностях Виго кончились; провинция Ту я и другие соседственные области от ига французов были освобождены. В продолжение военных действий разными требованиями испанских начальников капитан Качалов был поставлен в самое неприятное положение. 12 мая отказ вигскому губернатору в порохе и двух пушках для защищения моста, ведущего к городу, где были три раза самые упорные сражения, огорчил испанцев; посему они и искали случая поддержать свои требования сильным предлогом. Капитан фрегата «Ифигении» Жуан Корранзо 26 мая, известив об объявлении войны России против Франции и об одержанной австрийцами победе над принцем Евгением в Фриуле, предложил, чтобы капитан шлюпа принял участие в защищении Виго против французов. «Согласие, – сказал он в своем письме, – уверит меня в вашем хорошем расположении к Испании, под покровительством коей вы столь долго находитесь; отказ же приму за неприязненное намерение». «Со времени моего сюда прихода, – так отвечал Качалов, – не получал я от правительства моего никакого известия о возобновлении дружеских связей с Англией и о разрыве мира с Францией. Вы, конечно, судя по своей службе, не можете не согласиться со мной, что я ничего не могу предпринять, не дождавшись точного повеления от моего начальства. Повеления сего ожидаю с нетерпением; надеюсь, что оное вскоре будет ко мне прислано, и тогда с большим удовольствием готов буду по моей возможности противостоять общему нашему неприятелю».
Все подобные сим требования происходили от крайней нужды в порохе, пушках, а часто и в провизии. Должно отдать справедливость испанскому правительству, что оно было столь великодушно и снисходительно к российскому флагу в такое время, когда мы были в союзе с Францией, и хотя наш посланник оставил Мадрид, но оно не переменило своего поведения. Конечно, иное правительство не потерпело бы и одного дня в своем порте такого союзника, который, будучи друг его неприятелям, не хочет принять никакого участия в его делах. Испанское правительство всегда отличалось особенным благородством. Политика его двора всегда была самая праводушная. Вот тому пример: в 1796 году английские крейсеры, еще до объявления войны, взяли два испанских фрегата, шедших из Америки в Кадикс с золотом и серебром; все испанские суда, бывшие в Англии, были арестованы. Напротив того, английские суда, бывшие в портах испанских, были отпущены и собственность английских купцов объявлена неприкосновенной.
По восстановлении совершенной тишины в окрестностях Виго, опортский консул доставил на содержание экипажа шлюпа 37 000 испанских талеров. С сего времени, по претерпении многих беспокойств и недостатка, по крайней мере, со стороны продовольствия были наши люди обеспечены. В конце года капитан Качалов выдержал последнее нападение испанского начальства, и с сего времени оставлен был в покое на прежнем нейтральном положении. Вот письмо капитана испанского корабля «Геро» от 11 декабря.
«Государь мой!
Король, мой государь, определил, чтобы шлюп, вами командуемый, был задержан. Во исполнение сего высочайшего повеления, дивизионному моему адъютанту приказано принять от вас порох и, сгрузя оный на канонерскую лодку, свезть на берег, яко единственный обряд в подобных случаях. Шлюп ваш имеете разоружить. Впрочем, вы можете подымать свой флаг, офицеры и экипаж могут оставаться на шлюпе и пользоваться полной свободой. Доброе ваше поведение, опытом дознанное, заслуживает всякое с нашей стороны внимание и облегчение. Имею честь быть готовым к услугам.
Томас Ромари».
«Милостивый государь!
Письмо ваше от 11/23 декабря, коим вы предлагаете мне разоружить императорский российский шлюп, под моим начальством состоящий, я имел честь получить. Позвольте мне, г. капитан, вам заметить, что дурное состояние, в котором шлюп находится, и война, еще продолжающаяся с Англией, не позволяют мне без точного повеления моего правительства выйти из сего порта. Даю вам честное слово, что не выйду отсюда, не дав вам о том знать; повеление ваше выгрузить порох исполнить не могу; ибо сие послужит пятном императорскому флагу, который честь мне повелевает защищать до последней капли крови. Надеюсь, что вы не принудите меня к предосудительному поступку; уверяю вас, что я не переменю моего поведения и буду вести себя согласно с дружбой и союзом, существующими между нашими высокими дворами. Имею честь быть и проч.
Алексей Качалов».
Испанский капитан, как видно из последствий, не имел повеления от правительства задержать шлюп пленным; но имел только нужду в порохе, для получения которого употребил сию хитрость.
1810 и 1811 годы прошли в совершенном бездействии. Столь долгое отсутствие из отечества, неизвестность, чем кончится такое неприятное положение, беспрестанная опасность быть взятым англичанами или испанцами и, наконец, неполучение из России в продолжение четырех лет никакого повеления, были достаточными причинами к скуке. Смерть священника лишила и последнего утешения веры. Почтенный старец, чувствуя свой конец, решился исповедаться у баталера [138] ; причастившись святых тайн, он вздохнул, прижал к груди сосуд и умер как праведник [139] . Капитан Качалов посылал в город Тую офицера просить тамошнего епископа, чтобы позволил похоронить священника в монастыре или при другой какой церкви и приказал бы своему духовенству совершить обряд погребения с должной честью. К сожалению, ответ епископа был недостоин его сана. Он отказал в погребении священника по той единственно причине, что покойный не признавал власти папы и не был в зависимости Его святейшества. Такой отзыв показывает, до какой степени суеверно испанское духовенство; но, впрочем, нетерпимость римской церкви к другим везде такова же. По необходимости обряд погребения совершил, как умел, тот же баталер; тело погребено было на особом кладбище, отведенном для прежде умерших матросов.
138
Помощник комиссара, имеющего смотрение за съестными припасами.
139
Его звали Петр Андреев.
В 1811 году по осмотре шлюпа испанским мастером, присланным из Ферроля, оказалось: кильсон и внутренняя обшивка совершенно сгнили, из 64 шпангоутов 64 найдено негодных; посему мастер и отказался чинить шлюп как уже более к службе неспособный. В начале 1812 года получены из России первые бумаги, и капитан-лейтенант Качалов, по высочайшему повелению объявил себя капитаном 1-го ранга. Наконец, к неизъяснимой всех радости 21 июня получено повеление отправиться в Россию. В тот же день шлюп перешел из Портелло в Виго и начал готовиться к отъезду. 5 июля в доме и в присутствии губернатора и других чиновников шлюп продан с аукционного торга за 10 000 испанских талеров. 16 июля на двух купеческих судах, нанятых нашим консулом Дубочевским в Лиссабоне, экипаж отправился в Россию. Таким образом, флот наш, по заключении Тильзитского мира лишенный сообщения с Россией, без надежды на помощь, оставленный посреди неприятелей и ложных друзей, стремившихся явно и тайно к уничижению чести и славы нашей, счастливо сохранен. Одна часть флота, в виду врагов, повелевающих морями, благополучно достигла союзных гаваней; другая, состоящая из кораблей, многими сражениями и долговременным плаванием расслабленных, в поздних днях грозной осени бурей разбита и, видимо, рукой Божьей спасена. После того, стесненная неприятелем, превосходным в силах и средствах, и столь же друзьями, как и врагами угрожаемая, благоразумной осторожностью и твердостью духа главнокомандующего из опасности, как из пламени, исхищена; ни один корабль не достался в руки неприятелю; все экипажи, опытом и храбростью изведанные, трудами и заслугами отечеству драгоценные, без потери возвратились в Россию. И, наконец, правительство наше за старые, неспособные к службе корабли, которые в свои портах долженствовали бы сгнить без пользы, получило чрез продажу оных за границей такую сумму, на которую у нас можно построить новые корабли.
Конец четвертой и последней части