Записки Н.А. Саблукова о временах императора Павла I и о кончине этого государя
Шрифт:
— Вы, кажется, все здесь с ума сошли! Я дежурный полковник.
Тогда он отпер дверь и сказал:
— Хорошо, войдите.
Я застал Константина в трех-четырех шагах от двери в: он имел вид очень взволнованный. Я тотчас отрапортовал ему о состоянии полка. Между тем, пока я рапортовал, Великий Князь Александр, вышел из двери с, прокрадываясь, как испуганный заяц (like а frightened hare). В эту минуту открылась задняя дверь д, и вошел Император propria persona, в сапогах и шпорах, с шляпой в одной руке и тростью в другой и направился к нашей группе церемониальным шагом, словно на параде.
Рис. 1.
Александр
Константин сказал:
— Ну, братец, что скажете вы о моих? — указывая на меня. — Я говорил вам, что он не испугается!
Александр спросил:
— Как? Вы не боитесь Императора?
— Нет, Ваше Высочество, чего же мне бояться? Я дежурный, да еще вне очереди; я исполняю мою обязанность и не боюсь никого, кроме Великого Князя и то потому, что он мой прямой начальник, точно так же, как мои солдаты не боятся Его Высочества, а боятся одного меня.
— Так вы ничего не знаете? — возразил Александр.
— Ничего, Ваше Высочество, кроме того, что я дежурный не в очередь.
— Я так приказал, — сказал Константин.
— К тому же, — сказал Александр, — мы оба под арестом.
Я засмеялся.
Великий князь сказал:
— Отчего вы смеетесь?
— Оттого, — ответил я, — что Вы давно желали этой чести.
— Да, но не такого ареста, какому мы подверглись теперь. Нас обоих водил в церковь Обольянинов присягать в верности!
— Меня нет надобности приводить к присяге, — сказал я, — я верен.
— Хорошо, — сказал Константин, — теперь отправляйтесь домой и смотрите, будьте осторожны.
Я поклонился и вышел.
В передней, пока камердинер Рутковский подавал мне шубу, Константин Павлович крикнул:
— Рутковский, стакан воды!
Рутковский налил, а я заметил ему, что на поверхности плавает перышко. Рутковский вынул его пальцем и, бросив на пол, сказал:
— Сегодня оно плавает, но завтра потонет.
Затем я оставил дворец и отправился домой. Было ровно девять часов и, когда я сел в свое кресло, я, как легко себе представить, предался довольно тревожным размышлениям по поводу всего, что я только слышал и видел в связи с предчувствиями, которые я имел раньше. Мои размышления, однако же, были непродолжительны. В три четверти десятого мой слуга, Степан, вошел в комнату и ввел ко мне фельдъегеря.
— Его величество желает, чтобы вы немедленно явились во дворец.
— Очень хорошо, — отвечал я и велел подать сани.
Получить такое приказание, через фельдъегеря, считалось в те времена делом нешуточным и плохим предзнаменованием. Я, однако же, не имел дурных предчувствий и, немедленно отправившись к моему караулу, спросил Корнета Андреевского, все-ли обстоит благополучно? Он ответил, что все совершенно благополучно; что Император и Императрица три раза проходили мимо караула, весьма благосклонно поклонились ему и имели вид очень милостивый. Я сказал ему, что за мною послал Государь и что я не приложу ума, зачем бы это было. Андреевский также не мог догадаться, ибо в течение дня все было в порядке.
Рис. 2-ой.
В шестнадцать минут одиннадцатого часовой крикнул: «вон!» и караул вышел и выстроился. Император показался из двери а, в башмаках и чулках, ибо он шел с ужина. Ему предшествовала любимая его собачка «Шпиц», а следовал за ним Уваров, дежурный Генерал-Адъютант. Собачка подбежала ко мне и стала ласкаться, хотя прежде того никогда меня не видала. Я отстранил ее шляпою, но она опять кинулась ко мне и Император отогнал ее ударом шляпы, после чего шпиц сел позади Павла Петровича на задние лапки, не переставая пристально глядеть на меня.
Император подошел ко мне (я стоял шагах в двух от караула) и сказал по-французски — «Vous ^etes des Jacobins». Несколько озадаченный этими словами, я ответил — «Oui Sire». Он возразил — «Pas Vous, mais le r'egiment». На это я возразил — «Passe encore pour moi, mais vous vous trompez, Sire, pour le r'egiment». Он ответил по-русски — «А я лучше знаю. Сводить караул!» Я скомандовал — «По отделениям, на право! Марш!» Корнет Андреевский вывел караул через дверь с и отправился с ним домой. «Шпиц» не шевелился и все время во все глаза смотрел на меня. Затем Император, продолжая разговор по-русски, повторил, что мы якобинцы. Я вновь отверг это обвинение. Она снова заметил, что лучше знает и прибавил, что он велел выслать полк из города и расквартировать его по деревням, при чем сказал мне весьма милостиво — «А ваш эскадрон будет помещен в Царском Селе; два бригад-майора будут сопровождать полк до седьмой версты; распорядитесь, чтобы он был готов утром в четыре часа, в полной походной форме и с поклажею». — Затем, обращаясь к двум лакеям, одетым в гусарскую форму, но не вооруженным, он сказал — «Вы же два займите этот пост», — указывая на дверь а. Уваров, все это время, за спиною Государя, делал гримасы и усмехался, а верный «Шпиц», бедняжка, все время серьезно смотрел на меня. Император затем поклонился мне особенно милостиво и ушел в свой кабинет через дверь а.
Рис. 3
Тут, может быть, кстати будет, пояснить, как был расположен внутри кабинет Императора.
То была длинная комната, в которую входили через дверь а, и так как некоторые из стен Замка были достаточно толсты, чтобы вместить в себе внутреннюю лестницу, то в толщине стены, между дверьми а и в, и была устроена такая лестница, которая вела в апартаменты княгини Гагариной, а также графа Кутайсова. На противоположном конце кабинета была дверь с, ведшая в опочивальню Императрицы, и рядом с нею камин д; на правой стороне стояла походная кровать Императора с, над которою всегда висели: шпага, шарф и трость Его Величества. Император всегда спал в кальсонах и в белом полотняном камзоле с рукавами.
Получив, как сказано выше, приказания от Его Величества, я вернулся в полк и передал их генералу Тормасову, который молча покачал головою и велел мне сделать в казармах распоряжения, чтобы все было готово и лошади оседланы к четырем часам. Это было ровно в 11 часов, за час до полуночи. Я вернулся к своему вольтеровскому креслу в глубоком раздумья.
Несколько минут после часу пополуночи, 12-го марта, Степан, мой камердинер, опять вошел в мою комнату с собственным ездовым Великого Князя Константина, который вручил мне собственноручную записку Его Высочества [67] , написанную, по-видимому, весьма спешно и взволнованным почерком, в которой значилось следующее:
67
Подлинник находится во владении издателя «Fraser’s Magazine». Прим. английской редакции.