Записки натуралиста
Шрифт:
Замечательно сильные ноги, вооруженные крепкими и длинными когтями, позволяют ему легко и быстро вскрывать мышиные норки и добираться до их обитателей. Выкапывает он также из земли личинки майских и других жуков, находя их при помощи прекрасно развитого обоняния. И если в средней полосе на лесной полянке вам случайно попадутся многочисленные не глубокие «копки», то поблизости нетрудно разыскать и барсучью нору. Особенно охотно зверь выкапывает ее на склоне лесного оврага или на холмике старой угольной ямы.
Во множестве поедая вредных насекомых, их личинки и мышевидных грызунов, барсук приносит большую пользу сельскому
ФИЛИНЫ
Филин заселяет огромную территорию. От западной государственной границы он распространен у нас через всю европейскую часть Советского Союза и Сибирь до цепи Курильских островов на востоке; в широтном направлении его нет только в настоящих тундрах Севера. Птицы из различных мест иногда хорошо, а иногда едва уловимыми признаками отличаются друг от друга. Только внимательный глаз орнитолога-систематика способен разобраться в деталях окраски оперения, позволяющей отнести филина к той или иной географической расе.
Мягкие перья, покрывающие брюшко и бока филина, высоко ценятся в Казахстане. Тонкий поперечный рисунок пера, по поверью стариков-казахов, – изречение корана. Но эти мудрые слова и фразы написаны таким трудным и мелким шрифтом, что читать их могут только люди, посвященные в древнюю тайну. Перо филина с поперечным рисунком приносит счастье дому и предохраняет человека от дурного глаза. Вот почему их высоко ценят и прикрепляют к детским шапочкам. Живых филинов держат в юртах, где они пользуются заботой и почетом. К сожалению, не только убитый дикий, но и живой домашний «носитель счастья» частенько подвергается бесцеремонному ощипыванию.
Однажды в жаркий полдень я не спеша возвращался домой из поселка Джулек. Поравнявшись с мазанкой знакомого мне колхозника Василия, я увидел крошечную сову – буланую совку. В этот огненный полдень совка неподвижно сидела под крышей дома и благодаря своей покровительственной окраске почти сливалась с пыльным глиняным фоном стены. Невольно я замер на месте, любуясь птицей.
– Что там увидел? – приоткрыв окно, спросил меня хозяин.
Я объяснил ему, что смотрю на буланую совку, устроившуюся у него в тени под крышей. Василий закрыл окно, надел ватную телогрейку и широкополую войлочную шляпу, вышел из дому и тоже стал смотреть на сидящую птицу.
–Сычом у нас называют, – сказал он, указывая на совку. – Большой сыч в Каратау есть, филин по-нашему звать.
В то время я изучал птиц района и крайне интересовался распространением филина. И вот Василий рассказал мне, как однажды он заночевал у колодца Дайрабай-Кудук в пустынных горах Каратау и там натерпелся страха от крика филина. Увлекшись, он хлопал себя по коленям, издавая басистые звуки. «Угу-гу-ху… гопп-у… гопп-у…», по его словам, на все горы кричали птицы. Рассказ был передан с такой неподражаемой живостью и мимикой, что произвел на меня сильное впечатление. Как зачарованный, я слушал его, ловя каждое слово. Кого-то, хорошо знакомого, напоминал
– Хочу как-нибудь побывать в Каратау, – между прочим сказал я за вечерним чаем местному лесничему. – Вот только проводника где взять надежного?
– Ну, это легко сделать, – ответил мой собеседник. – У нас тут замечательный казах-охотник есть, зовут его Сеит-Косын. Он всю степь и горы, как свои пять пальцев, знает. Как встречу, я его к вам попрошу зайти.
Однажды вечером, когда я приводил в порядок собранную коллекцию и разложил ее на широком столе, ко мне, чтобы скоротать время, зашли соседи-охотники.
– Знаете вы этих птиц? – указал я им на пустынных, величиной с голубя, двух видов рябков и саджу.
– А чего тут не знать – это турач, – ткнул мой собеседник на чернобрюхого рябка, – это туртушка, – указал он на рябка белобрюхого, – а это… – охотник запнулся. – Наверное, самка турача, – сказал он, наконец, сравнивая черную окраску брюшка обеих птиц.
– Вот и переврал все, – смеясь, перебил я его и только хотел объяснить гостям, как называются птицы, которых они стреляют на каждой охоте, как скрипнула дверь и на пороге появился старик казах. Это был тот самый Сеит-Косын, с которым обещал меня познакомить лесничий. Высокий и стройный, с узким красивым веселым лицом, просто, но опрятно одетый, он сразу произвел на меня чарующее впечатление. После нескольких фраз, сказанных при знакомстве, я почувствовал расположение и доверие к этому человеку. Мне казалось, что я давно знаю Сеит-Косына, и, чтобы втянуть в разговор и остальных гостей, я попросил казаха познакомить нас с тремя пустынными птицами, в названиях которых мы только что не смогли разобраться.
– Стреляем их на каждой охоте, такое замечательное жаркое делаем, что пальчики оближешь, а как они называются, не знаем – разве это годится, – пояснил я новому знакомому. Сеит-Косын улыбнулся.
– Все бульдурюк, – сказал он, указывая рукой на всех рябков. – Кара-баур-бульдурюк (чернобрюхий рябок), – взял чернобрюхого рябка в руки и отложил в сторону.
– Кентер (голубь). Знаешь, как кентер кричит? Ак-баур-бульдурюк (белобрюхий рябок), – показал Сеит-Косын на вторую птицу и положил ее рядом с первой.
– Большая стая летит, «кау-кау» кричит громко, слыхал? А это совсем другой бульдурюк, «куян-аяк» (заячья лапка) у него, – взял от саджу. – Сары-баур-бульдурюк, или кулан-баур-бульдурюк называется. Быстро пустыня летит и, как струна музыки «тень-тень-цир-тень-цир-тень», кричит.
Как видите, в двух словах Сеит-Косын познакомил нас не хуже любого знатока-орнитолога с интересующими нас птицами. Все три птицы действительно относятся к семейству рябковых. Но саджа, отличаясь от прочих строением лапки и другими признаками, выделяется учеными в отдельный род.