Записки Ночного Ангела

Скай Эдвард

Извещение по безопасности SN– 29 – «пилоты самолетов – категория повышенного риска при пилотировании вертолетов».

– Заход на асфальт, – сказал Дима и посмотрел на меня выжидающим взглядом.

– Выполняю с курсом двести семьдесят, – ответил я, оценив предварительно ветер на площадке.

Так… я собрался и начал строить «коробочку» захода, как делал это много раз на самолете. Подходы открыты, но между третьим и четвертым разворотом поселок, над которым летать не желательно, значит буду строить вход в глиссаду ближе, а это сильно укорачивает заход, и мне нужно будет потерять высоту заранее, при этом не превысив скорость на заходе. Глиссада получается довольно крутой, но, оценив параметры, я прикинул, что успею потерять высоту до воображаемого торца ВПП, потом выровнять и прийти к точке посадки

уже на нужной скорости. На третьем развороте я уже собрал все стрелки на приборах, выбрав параметры работы двигателя для удержания скорости и потери высоты, вышел к четвертому развороту и, как положено, отдал ручку от себя, воткнув нос вертолета в торец, теряя высоту, стараясь догнать глиссаду. Скорость немедленно начала расти. Привычно я исправил это, убрав газ. При этом я совершенно не сомневался в том, что действую абсолютно правильно. Скорость растет – убираем обороты, скорость падает – добавляем и держим… держим пространственное положение, не позволяя воздушному судну рыскать носом и поправляя креном курс. Идем точно в «торец ВПП». При этом, для себя я отмечаю, что глиссада все равно получается очень крутой, неестественной… и даже страшной. Макушки деревьев проносятся под самым брюхом вертолета, инстинктивно хочется поджать ноги. Я никак не могу справиться с нарастающей скоростью. Мне ничего не остается, кроме как взять ручку на себя, чтобы погасить поступательную составляющую, вертолет тут же бодро взмывает и теряет скорость практически до двадцати узлов, и я инстинктивно дернул шаг-газ вверх, добавив мощности на двигатель. Кошмар любого пилота самолета. Потеря скорости на заходе. Собственно, в нормальной ситуации это бы означало только одно – сваливание. Потеря скорости однозначно приводит к потере подъемной силы крыла, и самолет после этого уже не летит, а падает вниз. При этом вытащить его двигателем на такой высоте уже не получится. Просто не хватит высоты на набор скорости. Я уже представил себя в горящих обломках внизу. Траурные ленточки на венках «от друзей», «он потерял скорость на заходе» и тому подобное. Вопреки ожиданиям, вертолет не рухнул, а продолжал двигаться вперед по курсу, набирая при этом высоту, которую я так старательно до этого терял в попытках догнать глиссаду. Я снова сунул ручку от себя, чтобы исправить взмывание, но было поздно. Я уже видел, что просто не успеваю потерять высоту и погасить скорость к точке приземления.

– Уход на второй, – доложил я Диме, чтобы он не сомневался в моих намерениях.

– Да мы же не на самолете! – возразил он и перехватил управление.

Через 5 секунд мы были на земле, точно в центре белого круга, обозначавшего посадочную площадку. Все, чему научила меня авиация до этого момента, полетело к черту. На самолете твоя задача – подобрать параметры и сохранять их вплоть до касания. Именно так получаются красивые мягкие посадки. На вертолете такого быть не должно, стрелки твоих приборов не должны стоять на месте, они должны двигаться в едином ритме, постепенно должна уменьшаться путевая и вертикальная скорость, и к точке касания ты должен прийти с нулевыми показаниями. И вот умение рассчитать глиссаду так, чтобы она приводила тебя к посадочной площадке именно с такими значениями очень сильно отличает пилотов самолетов от вертолетчиков. Дима взял управление и дважды зашел на площадку, комментируя все свои действия и показания приборов, чтобы я смог запомнить алгоритм, а главное – визуально понять, как выглядит глиссада вертолетного захода. Она, в результате, оказалась куда более крутой, чем я рассчитывал первоначально. В результате, первые мои заходы давались мне с трудом. Я часто то недолетал до посадочного круга, то проскакивал его, пытаясь исправить свои же ошибки. И, так или иначе, непреднамеренно пытался сделать глиссаду более пологой по образу и подобию привычного, безопасного (в моем понимании) самолетного захода. Добившись от меня, наконец, хотя бы подобия грамотного захода с разными курсами на асфальт, Дима угнал меня на спортплощадку первой зоны. Та представляла из себя некошеное поле с квадратом лент и конусов в центре, в окружении леса.

– Посадка в квадрат, – скомандовал Дмитрий.

– Посадка в квадрат, – упавшим голосом повторил я его слова уже в виде квитанции.

Посадка в поле… первая в жизни. «Попробую сделать так, чтобы было красиво», -подумал я.

2014 Новая Москва.

Очередной грибник пропал в известном многим, кто занимается поисками, СНТ «Троица», что находится в Новой Москве, недалеко от малой бетонки.

Как обычно, я звоню Володе, и он, как обычно, готов сорваться со мной в лес. Забираю его из его трижды проклятого Одинцово и вместе мы едем по бетонке до места назначения, параллельно выкачивая карты и мониторя форум на предмет, кто там приедет и что вообще планируется за поиск. К точке штаба уже едут помимо нас несколько экипажей, а на месте находится неизвестный нам координатор Екатерина с позывным «Катя-Кошка». В то время новые координаторы появлялись, как грибы после дождя. Методик обучения еще не существовало, и набирали всех по принципу «можешь делай». Народу подъезжало не очень много, а новый координатор точно не знал, кто мы такие, поэтому, нервничая, Екатерина набрала на телефон Грише:

– Edward и BVS едут. Это кто такие? – спросила она, не зная, чего ждать от двойки, которая была в тридцати минутах от места.

– Это наши, лесные. Лоси. На любую задачу! – успокоил ее Гриша.

Мы припарковались чуть поодаль от штаба и начали переодеваться. Поскольку я практически не в состоянии запоминать лица, точнее, мне нужен для этого веский повод и некоторое время в процессе общения, я не хожу в штаб за задачами. Володя для этого подходит больше. Он сходу врубается в толпу и, раздвигая всех в стороны, спрашивает веселым басом: «Есть чо?». Выслушав вводные и обведя глазами карту, он выбирает самый адский кусок или маршрут и возвращается к машине. Мы дважды проверяем оборудование, сверяем позывной и уходим в лес. За нами смыкаются ветки елей, и весь остальной мир перестает для нас существовать. Ночной лес обволакивает нас своей тишиной и сыростью, и мы просто идем, вдыхая его запах. Мы можем идти и пять, и десять километров кряду, временами останавливаясь на перекур. В такие минуты мы сбрасываем с себя рюкзаки и разгрузки, усаживаемся на какое-нибудь поваленное дерево, и, выключив свет фонарей, слушаем лес. Ночной холод быстро пробирается через мембрану к телу и начинает щекотать спины, намекая на то, что пора продолжать маршрут.

Ночной поиск отличается от дневного. Как бы ни было холодно, наши пострадавшие часто засыпают и не слышат группы, проходящие порой от них в нескольких десятках метров. Поэтому, шансы на обнаружение пострадавшего ночью сильно падают. Мы идем по самым дальним просекам зоны поиска. Наш маршрут будет не меньше десяти километров. По просеке идти легко, в тех краях они довольно чистые, и на них прекрасно видны следы. На такой дальности наши рации практически всегда молчат. Крайне редко какая-нибудь из групп подходит к нам настолько близко, что мы различаем слова вместо шума.

Белый шум. Он всегда есть в эфире. Стоит приоткрыть шумодав, и он тут же начнет мурлыкать в динамике радиостанции. Шум теплый. В ночном лесу он как ниточка, соединяющая тебя с цивилизацией. Все вокруг тебя дикое, косматое, мокрое и холодное, а этот шум… он греет. Я часто убавляю громкость до минимума и слушаю шум на привале. На очередном перекуре мы решаем испытать теплоиды. Температура упала ближе к нулю, и для испытаний было самое время. Химические одноразовые грелки. До того момента они не были столь доступны, но после их можно было купить уже в любом магазине спорттоваров. Вскрыв по две штуки, мы выбираем самые нелепые места для испытаний. Володя прилепил себе на спину и грудь, я же решил засунуть их в подмышки. Логика была проста. Прямо там, в подмышках проходит плечевая артерия, и, нагревая кровь именно в этом месте я, в теории, должен получить теплые руки. В-принципе, так оно и получилось. Уже минут через двадцать у меня перестали мерзнуть пальцы. Володя восхищался тем, что у него вспотела спина, которая до того момента скорее мерзла. Испытания прошли удивительно удачно. Практически незаметно для себя, мы вышли на обратный маршрут к штабу. Уже когда до выхода оставалось менее километра, мы столкнулись в лесу с одной из групп, состоявшей целиком и полностью из новичков. Одетые, как разгромленный партизанский отряд, они шли, постоянно спотыкаясь и ворча… это явный признак начинающейся гипотермии. Как они умудрились замерзнуть в движении, стало ясно при детальном рассмотрении. Девочки в джинсах и «пластмассовых» курточках, не закрывавших даже пупок, летние кроссовки. Типичная ошибка новичка – нацепить непригодные для поиска в лесу шмотки и обувь. Посмотрев на их задачу и на их состояние, мы с Володей, не сговариваясь, развернули их в штаб. В таком виде они не то, что не закроют квадрат, а еще и сами будут нуждаться в помощи. К тому же… мы уже прокричали тот кусок леса, который предназначался им для работы.

Конец ознакомительного фрагмента.