Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века
Шрифт:
В пятидесятые годы XVIII столетия на улицах Петербурга появилась странная фигура — женщина в мужской одежде, называвшая себя Андреем Петровым. О ней знали, что она вдова певчего придворной капеллы Андрея Петрова — Ксения. После смерти мужа Ксения раздала все имущество бедным, покинула дом и стала стран-ницей-юродивой. Она бродила по Петербургу, ночуя где придется; ее можно было увидеть в церкви, подпевающей во время службы; она заходила в дома, куда ее звали или где случилась беда, или просто шла по улице, что-то бормоча, погруженная в свои мысли. Так блаженная Ксения прожила в Петербурге около полувека. В городе ее знали и любили: богатые купеческие семьи наперебой предлагали приют, ее зазывали в гости — считалось, что посещение Ксении приносит счастье. Говорили также, что по ее молитве совершаются чудеса. Она была прозорливицей. Блаженная Ксения предсказала смерть императрицы Елизаветы, неожиданную для всех. Накануне ее кончины Ксения обходила город со словами: «Пеките блины», вся Россия будет печь блины, справляя поминки по Елизавете.
В житии Ксении Петербургской мы найдем немало свидетельств ее прозорливости, силы ее молитвы, однако в нем не сохранилось имен людей, которым она помогала, поддерживала, предугадывая будущее. Но все эти купцы, чиновники, ремесленники, ничем не прославленные обыватели города, канувшие в забвение, почитали блаженную Ксению при ее жизни и после смерти, прибегали к ее заступничеству — и сохранили память о ней для нас. Умерла Ксения, вероятно, в начале XIX века (год ее смерти точно не известен) и была похоронена на Смоленском кладбище. Через несколько лет началось паломничество горожан на ее могилу — и с тех пор не прекращалось никогда. Даже в самые жестокие советские годы люди тайком приходили к часовне над могилой Ксении Блаженной, оставляли записки или просто молились, прося ее о помощи и заступничестве. И она помогала... Свидетельств тому немало — и каждый, кто входит в эту маленькую часовню, чувствует, что это особое место, что оно «живое».
В 1989 году Блаженная Ксения Петербургская была канонизирована. «Не стоит город без святого, селение без праведника» — кажется, именно жизнь Св. Ксении в Петербурге, таком разнородном в своих началах, придала душе города необходимое тепло, примирила его со старой Россией.
Рассказ о жизни и трудах Михаила Васильевича Ломоносова мог бы далеко выйти за рамки нашего повествования. Мы позволим себе остановиться только на его конфликте с Петербургской Академией наук.
В 1741 году Ломоносов вернулся после учебы в Германии, однако в Академии его встретили не слишком радушно — должность адъюнкта он получил лишь через год. Академия пребывала в печальном состоянии: всю власть в ней забрал секретарь канцелярии И. Д. Шумахер. Одни ученые, не смирясь с этим, покинули Академию и Россию (среди них знаменитые математики Л. Эйлер и Д. Бернулли), другие жили «в непрестанном опасении и безусловной покорности».
Ломоносов этими качествами не обладал и скоро развернул боевые действия со всей решительностью своего характера. В 1743 году он на семь месяцев попал под арест за «великие продерзости» в Академии, ссоры и прямые столкновения. Хорошо, что Бироновы времена миновали, иначе конфликт с академическими «немцами» мог обернуться для него куда хуже. Борьба Ломоносова с Шумахером и его клевретами длилась годы; Ломоносов был вспыльчив и горяч, его противники — мелочны и мстительны, и временами она принимала трагикомический характер. 4ак, однажды после долгой задержки академического жалования его все-таки выплатили Ломоносову — копейками. Мешки, набитые медной монетой, долго стояли у него в сарае, и, расплачиваясь по хозяйственным нуждам, он отмерял деньги ковшом или ведром. Другую историю приводит в своем «Слове о Ломоносове» писатель Борис Шергин. Не знаю, насколько точно он цитирует жалобу Штурма, но само происшествие достоверно.
«Семье Ломоносова неустанно досаждал их сосед Штурм, приятель Шумахера... Михаилу Васильевичу все некогда было заняться этим делом... Но однажды чаша праведного гнева переполнилась. Вот что доносил Штурм:
„Торжества моего день рождений омрачил злодеяния Ломоносова. Двадесять немецких господ и дамен, моих гостей, пошел воспевать невинный мадригал в Ломоносов палисад. Внезапно на головы воспеваемых господ и дамен из окна Ломоносов квартир упадет пареных реп, кислых капуст, досок и бревна. Я и мой супруга сделали колокольный звон на двери, но он вырвался с отломленным перилом и вопияще: «Хорошо медведя из окна дразнить!» — гонял немецкий господ по улице, едва успел гостеприимная дверь захлопнуть всех моего дома... Я и моя зупруга маялись на балкон поливать его водами и случайно может быть ронялись цветочными горшками. Но Ломоносов вынес дверь на крюк и сражался в наших комнат. Стукал своим снастием двадесять господ. И дамен вы-скакнили окнами и везде кричали караулы! Дондеже явился зольдатен гарнизон!!“»
Но гнев Ломоносова вызывали не только интриги Шумахера, но и вещи гораздо более серьезные. Как писал историк П. П. Пекарский, «оба распорядителя Академии, Шумахер и Шуберт, неблагосклонно смотрели на проникновение русского элемента в ученое общество. Первый из них говаривал: „Я-де великую прошибку в политике своей сделал, что допустил Ломоносова в профессоры“. А Шуберт сознавался: „Разве-де нам десять Ломоносовых надобно? И один-де нам в тягость!..” С другой стороны, даже и те иностранные ученые, которые не способны были на злоупотребления, обнаруживали презрение к русским почти нескрываемое». Одной из причин конфликта Ломоносова с другими учеными Академии наук был вопрос об отношении к культуре России, к ее истории. Его противники, Г. 3. Байер, А. Л. Шлецер и Г. Ф. Миллер, были создателями так называемой норманской теории. Согласно ей, русские не могли создать собственной государственности и призвали для этого норманнов, варягов. Иными словами, первое государство на Руси создали варяги. Сейчас норманская теория представляет, пожалуй, лишь академический интерес, но можно понять настроение общества, только что освободившегося от «варягов», прибывших в Россию с Анной Иоанновной.
В работах этих ученых Академии было немало предвзятости, пренебрежения к чуждой им культуре, искажения событий русской истории. Ломоносов писал: «Сие так чудно, что если бы господин Миллер умел изображать живым штилем, то он бы Россию сделал столь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый (малый, ничтожный. — Е. И.) народ ни от какого писателя не представлен».
Ломоносов значительную часть своих трудов посвятил делу просвещения в России и созданию основ будущей отечественной науки. Первые открытые лекции по естествознанию на русском языке, которые он читал в Петербурге, переводы трудов европейских ученых, популярные работы, посвященные различным областям науки, учебники, написанные Ломоносовым, — все это служило одной цели. «Я не тужу о смерти, — писал он перед кончиной, — пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют».
«Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериной II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый русский университет; он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом», — замечательно сказал о нем А. С. Пушкин в «Путешествии из Москвы в Петербург».
Ломоносов умер в 1765 году и был похоронен в Александре-Невском монастыре. Его единственная дочь Елена спустя год вышла замуж за А. А. Константинова, служащего императорской библиотеки. Их дочь, Софья Алексеевна, стала женой прославленного героя Отечественной войны 1812 года, генерала Н. Н. Раевского. Дети Раевского, в том числе и «декабристка» М. Н. Волконская, — правнуки великого ученого.
Другом и покровителем Ломоносова был граф И. И. Шувалов, фаворит императрицы Елизаветы. По определению К. Валишевского, «он имел благородный ум и великодушное сердце», был меценатом и энергичным поборником просвещения. В доме Шувалова собирались петербургские литераторы, ученые, любители искусства; он был первым куратором университета, открытого в Москве, и Академии художеств, основанной в Петербурге. В 1756 году по инициативе Шувалова в столице появился первый профессиональный «Российский для представления комедий и трагедий театр». Труппу его составляли в основном актеры из Ярославля. Их пригласили в Петербург, когда стало известно, что в Ярославле уже несколько лет существует русский театр, созданный купеческим сыном Федором Волковым. Волков, одержимый любовью к театру, был режиссером, ведущим актером, композитором и даже автором пьес, которые разыгрывала его труппа. По свидетельству современников, он обладал незаурядным драматическим талантом.
А директором «Российского для представления комедий и трагедий театра» стал знаменитый драматург А. П. Сумароков, трагедии которого разыгрывались на его подмостках. Театр был открыт для всех горожан, и его спектакли, рассчитанные на демократическую публику, имели в Петербурге неизменный успех и привлекали множество зрителей.
Закончим рассказ о Петербурге времени Елизаветы словами историка С. М. Соловьева: «Россия пришла в себя. Народ начинает говорить от себя и про себя... являются писатели, которые остаются жить в памяти и мысли потомства, народный театр, журнал; для будущего времени приготовляется новое поколение, воспитанное в других правилах и привычках, чем те, которые господствовали в прежние царствования, приготовляется целый ряд деятелей, которые сделают знаменитым царствование Екатерины II».