Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века

Игнатова Елена Алексеевна

В 60 —90-е годы в столице создавались грандиозные архитектурные ансамбли. В эти же годы левый берег Невы в центральной части города оделся в гранит; в 1764— 1790 годах по руслу пересохшей речки Кривуши проложили Екатерининский канал, предназначенный для защиты от наводнений. Набережные Екатерининского канала и реки Фонтанки тоже стали гранитными. На другой стороне Невы облицовывали гранитом кирпичные стены Петропавловской крепости. Работы шли повсюду: на центральных улицах, на Английской набережной, на Исаа-киевской площади. Были построены каменные мосты на Фонтанке, Мойке, Екатерининском и Лебяжьем каналах, Зимней канавке.

Невский проспект принимал парадный вид главной улицы столицы. Дома на нем возводились вплотную друг к другу, «сплошною фасадою», в три-четыре этажа. В 1785 году было закончено строительство Гостиного двора, в 70 —80-е годы на Невском проспекте возвели католическую церковь Св. Екатерины (архитектор Ж. Б. Валлен-Деламот) и армянскую церковь (архитектор Ю. М. Фельтен). В 1770 году в центре города — на Невском и Литейном проспектах и на Миллионной улице — началось сооружение системы подземных каналов для стока дождевой воды. Теперь она поступала в реки по кирпичным или деревянным трубам. Для того чтобы вода попадала в трубы, были устроены люки, закрытые металлическими решетками. К концу века в Петербурге уже существовала система нумерации домов, были установлены столбы с названиями улиц. Улучшилось и освещение города: число уличных фонарей увеличилось более чем в четыре раза. Многие улицы в центральной части Петербурга замостили камнем, но старые дощатые мостовые пребывали в плохом состоянии. О неудобстве езды по ним вспоминал в своих «Записках» Семен Порошин, воспитатель великого князя Павла Петровича: «Как верхом ехали и иная мостовая худа была, и по мостовой дыры случались, то государь, оборачиваясь назад, неоднократно изволил кричать мне, чтоб я берегся, чтоб лошадь подо мной не упала!»

Именно в екатерининскую эпоху сложился торжественный, монументальный облик Петербурга. Обыкновение возводить недолговечные деревянные дворцы осталось в прошлом, теперь все строилось с размахом, в расчете не на одно столетие. В 1764 году рядом с недавно законченным Зимним дворцом началось строительство Малого Эрмитажа (архитектор Ж. Б. Валлен-Деламот), предназначенного для хранения императорских художественных коллекций. Эти коллекции непрерывно пополнялись, и в 1771 — 1787 годах к Малому Эрмитажу пристроили еще одно здание — так называемый Старый Эрмитаж (архитектор Ю. М. Фельтен). В 1783—1787 годах архитектор Дж. Кваренги возвел Эрмитажный театр, отделенный от Старого Эрмитажа Зимней канавкой, через которую перекинули соединяющую эти здания арку. Неподалеку от них, на Дворцовой набережной, шло строительство еще одного великолепного здания — Мраморного дворца (архитектор А. Ринальди). Оно продолжалось семнадцать лет (1768 — 1785).

Мраморный дворец — подарок Екатерины II графу Г. Г. Орлову. Над его парадным входом было написано: «Здание благодарности». Григорию Орлову императрица была в значительной степени обязана своим восшествием на престол, но поводом для великолепного дара стали действия Орлова во время эпидемии чумы в Москве. Благодаря принятым им мерам она не распространилась дальше.

Мраморный дворец отличался классической гармонией и строгостью внешней отделки. Вместе с тем, это одна из самых дорогих построек екатерининского времени в Петербурге: он облицован мрамором, балконные решетки и оконные переплеты сделаны бронзовые, «крепко вызолоченные». «Кровля... из железных полос покрыта медью, а карнизы убраны вазами, урнами и другими украшениями. Внутри роскошно убранные покои, прекрасная домовая церковь», — описывал Мраморный дворец И. Г. Георги. Но Г. Г. Орлов умер раньше, чем были закончены работы, и императрица выкупила дворец у наследников графа.

Еще один знаменитый дворец — Таврический — подарок Екатерины II другому фавориту — князю Г. А. Потемкину, выдающемуся государственному и военному деятелю. С именем Потемкина связаны многие начинания и события, прославившие екатерининскую эпоху. Человек блестящих дарований, он долгое время был ближайшим помощником Екатерины II. Потемкин — участник, а потом и главнокомандующий в русско-турецких войнах, он руководил созданием Черноморского флота, основанием городов Херсона, Николаева, Севастополя, Новороссийска (Екатеринослава). После присоединения Крыма (Тавриды) к России в 1783 году Потемкин получил титул «светлейшего князя Таврического».

По желанию Екатерины в Петербурге был возведен дворец «наподобие Пантеона», предназначенный в дар Потемкину (архитектор И. Е. Старов). Светлейший князь недолго пользовался этим подарком: через два года после завершения строительства Таврического дворца он умер, и дворец вернулся в казну. А спустя несколько лет император Павел I велел вывезти оттуда все ценное убранство в Михайловский замок, а дворец отдал под казармы Конногвардейского полка. В 1801 году он был реставрирован и стал одной из императорских резиденций.

Из числа других построек екатерининской поры в Петербурге упомянем здания Академии художеств (архитекторы А. Ф. Кокоринов и Ж. Б. Валлен-Деламот), Академии наук (архитектор Дж. Кваренги), Новую Голландию (архитекторы С. И. Чевакинский и Ж. Б. Валлен-Деламот) .

Преображались и загородные императорские усадьбы. Волшебный мир Царского Села с Александровским и Баболовским дворцами, Камероновой галереей, парковыми павильонами, Чесменской колонной, Орловскими воротами — возникал не соперничая, а дополняя красоту Екатерининского дворца. В 1766 — 1781 годах построен дворец в новой императорской резиденции — Гатчине (архитектор А. Ринальди); едва закончив его, начали строительство дворца в Павловске (архитектор Ч. Камерон). Иностранные путушественники и дипломаты нередко сравнивали пригородные парки и дворцы столицы со знаменитыми европейскими, восхищались красотой Петербурга. «Я был приятно поражен, когда в местах, где некогда были одни лишь обширные, бесплодные и смрадные болота, увидел красивые здания города, основанного Петром и сделавшегося менее чем в сто лет одним из богатейших, замечательнейших городов в Европе», — писал французский посол в России Л. Ф. Сегюр.

К концу XVIII века город был достойным памятником Петру Великому. Но многие горожане высказывали желание видеть в Петербурге монумент в честь его основателя. В 1763 году Екатерина II издала указ о том, чтобы «во славу блаженной памяти императора Петра Великого поставить монумент».

В 1765 году русский посол в Париже Д. А. Голицын пригласил для этой цели в Россию скульптора Э. М. Фаль-коне. Директор королевских строений во Франции маркиз де Мариньи писал 1блицыну: «Предположение русской императрицы создать памятник Петру Великому заслуживает одобрения всех наций, и выбор для работы Фальконе делает много чести французским художникам». В 1766 году Фальконе прибыл в Петербург со своей ученицей Мари-Анн Колло и начал работу. Его мастерская находилась на углу Невского проспекта и Адмиралтейской площади. В июле 1769 года он создал модель будущего памятника и обязался закончить работу в восемь лет. На самом деле Фальконе работал над памятником двенадцать лет и уехал из России, не дождавшись его открытия.

Екатерина II вела с ним оживленную переписку, утешала, когда скульптор жаловался ей на конфликт с руководителем Канцелярии от строений И. И. Бецким, надзиравшим за его работой, но в конфликт не вмешивалась. Императрица придерживалась правила по возможности не вмешиваться в дела своих приближенных, и это во многом обеспечило успех ее царствования.

Выставленный Фальконе для обозрения проект памятника вызвал различные суждения, споры и был одобрен. Скульптор изваял фигуру всадника на краю скалы: Петр Великий поднял коня на дыбы, жестом правой руки утверждая свою победу, торжество новой России.

Работал Фальконе необыкновенно тщательно. Когда он трудился над изображением коня, перед его мастерской было устроено возвышение, на которое по нескольку раз в день вскачь въезжал берейтор на одной из лучших лошадей императорской конюшни. Модель головы Петра I создала ученица Фальконе М. А. Колло. Фальконе не удавался портрет императора, и по преданию, Мари Колло, желая помочь учителю, исполнила его за одну ночь.

По мнению историка П. Н. Петрова, «змея, попираемая ногами коня, изображает ненависть и злобу, противодействующую предприятиям великих мужей и препятствующую произведению оных в действо». Другой аллегорической деталью памятника была медвежья шкура, наброшенная на спину коня вместо седла. Фальконе считал ее «символом нации, которую Петр цивилизовал».