Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века
Шрифт:
В 1712 году началось строительство первой деревянной церкви Благовещения, затем монастырских келий. Царь следил за возведением монастыря с живейшим участием, подарил ему больше двадцати пяти тысяч крепостных и обширные земли «на обзаведение». Пэсударствен-ная казна постоянно и очень щедро помогала монастырю. И вскоре он стал чрезвычайно богатым. Отчего же царь, вообще недолюбливавший монахов, а в случае нужды и прибиравший к рукам церковное достояние (не хватало меди для пушек — приказано снимать и переплавлять церковные колокола), изымавший церковное имущество, так заботился о строительстве и укреплении нового монастыря?
Его быстрое возвышение входило в планы Петра I об усилении новой столицы. Прежние столицы России были освящены в глазах народа авторитетом почитаемых национальных святынь: Киев — Киево-Печерской лаврой, Москва — исторической связью с Троице-Сергиевым монастырем. Это обстоятельство давало Киеву и Москве моральное право «первородства». Монастыри были центрами паломничества русских людей; их авторитет и величие осеняли и государственную власть, и личность царя-покровителя. Поэтому мысль Петра I об основании в Петербурге монастыря и его возвышении, о перенесении сюда мощей святого Александра Невского из Владимира была понятна.
Александро-Невский монастырь вырос на берегу реки Монастырки при впадении ее в Неву. Вскоре после возведения деревянной церкви Благовещения в нем началось каменное строительство по проекту Трезини: при жизни Петра I возвели церковь Благовещения с верхней Александро-Невской церковью, монашеские кельи, хозяйственные здания. В современном виде монастырь сложился к концу XVIII века. При Петре I у его главных ворот, обращенных к Неве, находилась пристань; на монастырской стене стояли пушки, салютовавшие в дни торжеств.
30 августа 1724 года монастырь Святого Благоверного князя Александра Невского праздновал свое величайшее торжество: сюда переносили из Владимира мощи Александра Невского. Святую реликвию везли на яхте из Новгорода. Навстречу ей вышла празднично украшенная петербургская флотилия. Возглавлял ее Петр, плывший в ладье со своими ближайшими сподвижниками. Ладья подошла к яхте, царь сам перенес реликвию в ладью, поставил под роскошный балдахин, встал у руля, а вельможи-гребцы заработали веслами. Монастырь встречал приближающуюся флотилию самым торжественным образом. Мощи поместили в только что освященную Александро -Невскую церковь, а впоследствии перенесли в главный собор монастыря — Троицкий.
При монастыре работали Славянская школа — первое духовное учебное заведение в Петербурге — и типография. Александро-Невский монастырь, по замыслу царя, должен был стать и усыпальницей царской семьи. В каменной Благовещенской церкви покоятся сестра Петра I Наталья Алексеевна, невестка Прасковья Федоровна, его сын Петр Петрович, умерший во младенчестве, ближайшие сподвижники. Нынешний главный собор — СвятоТроицкий — был также заложен по плану Петра I, но построили его лишь в конце XVIII века.
В 1797 году Александро-Невский монастырь стал лаврой3 — третьим по значению церковным центром после Киево-Печерской и Троице-Сергиевой лавры и одним из богатейших монастырей России.
В других районах города, заселенных в Петрово время, находились пороховой завод, шпалерная фабрика, разного рода мастерские и убогие слободы работных людей. Численность населения Петербурга того времени историки определяют лишь приблизительно: предполагается, что к концу царствования Петра Великого в столице было около сорока тысяч жителей.
Таков в общих чертах очерк устроения Санкт-Петербурга в Петрово время. Пора обратиться к жизни и быту петербуржцев.
Будни, праздники, события
«Жесткий дух порядка». Обязанности горожан. Немецкое платье и налог на бороды.
День Петра I. Царская забота о просвещении подданных. Праздники и торжества. «Всепитейный собор». Ассамблеи. Фискалы и обер-инквизиторы.
Судьба царевича Алексея.
Смерть Петра Великого
Жизнь Санкт-Петербурга в первой четверти XVIII века, как обыкновенно случается в начале жизни городов, была полна трудностей, напряженной работы, но уже пробивались мало заметные ростки нового, которые дадут всходы позже. После первых, бедственных для переселенцев лет, тысяч смертей и жертв бытие постепенно входило в русло, складывался стиль жизни новой столицы. Этот стиль диктовался прежде всего волей Петра: царь вникал во все мелочи, его указы следовали один за другим. По поводу этой законодательной лихорадки даже советская историческая наука, с ее идеализацией личности «революционера на троне», признавала: «Деспотические приемы управления Петра находили выражение в подробнейшей регламентации жизни подданных царя. Из Петербурга шел поток указов, предписывающих жителям России, как они должны одеваться, строить жилища, жать, выделывать кожи, развлекаться, как они должны отнестись к предстоящему солнечному затмению... Русское законодательство не знало такого мелочного регламентирования, как при Петре».
Указы Петра были обращены ко всей России, но в первую очередь они неукоснительно соблюдались в Петербурге. Здесь жизнь устраивалась наново, ее можно было организовывать, не ломая старого, укоренившегося уклада. Жители столицы были регламентированы во всем: к примеру, под страхом ссылки и каторги запрещалось подбивать сапоги гвоздями и скобами, «ибо таковые портят полы, а купцам торговать такими сапогами» (указ 1715 года) — и многое в том же роде. Пушкин заметил, что обыкновенно петровские указы бывали рациональны, но наказание за их невыполнение смертью, каторгой, ссылкой делало их тираническими. Царь многому в русской жизни объявил беспощадную войну, и народ отвечал ему ненавистью. Мастерской, «опытным участком» для деятельности Петра Великого стал Петербург — образцовый город, создаваемый в противовес Москве и старой России.
«В Петербурге есть именно тот римский жесткий дух порядка, дух формально совершенной жизни, несносной для общественного разгильдяйства, но бесспорно не лишенный прелести», — писал А. Н. Бенуа в статье «Живописный Петербург». Прелесть «жесткого духа» для человека XX века, через двести лет после основания города была очевиднее, чем для людей начала XVIII века, для русских, привычных к жизни, в которой наряду с деспотизмом присутствовал дающий известную свободу элемент «общественного разгильдяйства».