Записки о Рейчел
Шрифт:
Я закашлялся и снял очки.
— От него сильно косеешь?
Норман вручил мне стакан, залпом осушил свой и снова нагнулся, чтобы его наполнить.
— Куда ушла Дженни? — спросил я.
— По магазинам, с какой-то иностранной блядью из Бристоля.
— А когда вернется, не знаешь?
— Меня не спрашивай.
Я смотрел на своего зятя: нос в нескольких сантиметрах над краником, глаза блестят от пред- вкушения. Норман был одет как обычно: блекло- синий деловой костюм, пестрая рубашка с расстегнутым воротом, кончик красного, с отливом, галстука свисал из бокового кармана; брюки, обтягивающие его ноги ниже колен, как кожа питона, заканчивались на порядочном расстоянии от крайне нелепых меховых туфель. Поразительно. Я бы и шагу не сделал в таком наряде. Норман выпрямился, бросил враждебный взгляд на мой стакан и прошел в соседнюю комнату.
— Да, от него сильно косеешь. Он плюхнулся на диван у окна. — Один мой друг, — продолжил он безо всякого выражения, — выпил три кружки, вывалился из окна своей спальни и раскроил себе башку о перила.
Я тоже сел.
— Боже. — Последовала пауза. Я сказал: — Через пару минут пойду звонить одной девушке, так что слегка окосеть не помешает.
— Че так? — спросил Норман тоном, приглашающим к разговору.
— Сам не знаю. Она меня пугает.
— Трахал ее?
— Нет. И близко не было.
— Ну и не удивительно.
Не удивительно, что я напуган, поскольку мы еще не трахались, или не удивительно, что мы не трахались, раз я такой пугливый?
— Она вообще-то трахается? Сколько ей? — спросил Норман, нахмурившись.
— Моего возраста, лет девятнадцать, наверное. Я не знаю. Видел Джеффри, моего друга? Короче, его сестра с ней знакома. Говорит, та трахалась с каким-то парнем из Америки, но, очевидно, он был у нее первым.
— Ага. И где он теперь, все еще с ней?
— Не знаю. Она ходила со мной в кино в прошлом месяце, так что, думаю, она более или менее свободна.
Норман рыгнул.
— Подкатывался к ней?
— Нет.
Он разглядывал меня с несчастным видом. Смущенный, я допил сидр и поднялся за новой порцией. Но Норман меня опередил. На ходу осушив свой стакан, он закашлялся.
— Убойная дрянь, — сказал он, поглаживая пластмассовый краник.
Гедонистический мальчик просто любил играть с игрушками. Он наполнил свой стакан и стал жадно пить. Глаза Нормана выпучились; сидр стекал по подбородку. Интересно, ходит ли он когда- нибудь на работу? Есть ли у него еще женщины?
Я уже задумывался об их жизни с моей сестрой. Мать, которая регулярно переписывалась с Дженни, всегда изображала его царем свиней — грязный, невежественный, вечно пьяный, порочный, — но это было обыкновенной женской солидарностью. Оба моих родителя, говоря о Нормане, привычно и без зазрения совести называли его ублюдком, но, опять же, в этом контексте «ублюдок» попросту означает человека, который перестал обожествлять свою жену. Норман не был, однако, тем, что называется «совершенным» или «настоящим» ублюдком, по той простой причине, что он зарабатывал деньги; настоящий ублюдок — это ублюдок с пустыми карманами. Если не считать свадьбы и того чаепития, я впервые видел их вместе. Вчера вечером было похоже, что у них все в порядке.
И все же у Дженни, к примеру, за плечами было более пяти лет высшего образования, тогда как Норман, скорее всего, не понял бы ни единого слова из «Дейли мейл». И не стоит даже пытаться делать вид, что классовых различий не существует, — по крайней мере, когда речь идет о женатой паре. Дженни теперь практически не имела возможности видеться со своими друзьями; она наверняка ныла по этому поводу. И, как и во всякой классовой битве, низший по социальному положению склонен ощущать себя участником крестового похода и поэтому считает, что имеет право вести себя сколь угодно по-скотски.
— Щас я тебе объясню, — начал Норман, протягивая мне мой второй стакан и отхлебывая из своего четвертого. — Представь, что она — это ты, да? А ты — она. Скажем, эта блядь тебе звонит. А у тебя таких блядей до хрена, так что ты не особо паришься. Что бы она сказала, чтобы тебя заинтересовать, чтобы ты послал всех других блядей и занялся ею? Если она хочет, чтобы ты завелся, она ведь не скажет: «О, Чарльз, выеби меня», она ведь скажет «Чарльз, выеби себя,и вообще отъебись», — так ведь? Так ведь — чтобы ты завелся?
Я был озадачен.
— Что, позвонить Рейчел, и сказать, чтобы отъебалась? — спросил я, честно стараясь понять.
Норман посмотрел на меня с подозрением, как бы собираясь спросить: «Ну что, дать тебе в морду?» На самом деле он сказал:
— Нет же. Просто не суетись. От этих… — он совершил несколько движений рукой вверх-вниз, подбирая слова, — от этих пидрил, с членом наизготовку, лезущих вон из кожи, меня просто тошнит. Девчонки их тоже не любят. Не суетись — действуй, как будто ты не собираешься ее трахать, и она… будет… умолять об этом.
Он закончил зевок, вскочил на ноги, потянулся и посмотрел на часы (с массой циферблатов, вроде тех, что носят ныряльщики с аквалангом, раллисты и т. д.).
— Съезжу в Чок-Фарм.
— Сказать Джен?
— Как хочешь.
— Ладно, пока. Когда ты вернешься?
— Без понятия.
Я собирался позвонить Рейчел, как только Норман уйдет, но теперь это уже не казалось мне таким простым. Я вздохнул. Может, сделать кое-какие записи? Или выпить кофе, чтобы привести мысли в порядок? Мой взгляд блуждал по комнате. Как и весь дом, она была набита старой мебелью Нормана. Было видно, что Дженни пыталась потеснить чудовищный протертый диван и набор гериатрических кресел в пользу вещей более высокого сословия: стилизованного буфета из неотделанного дерева, миниатюрных бархатных кресел, всяких я-купила-это-на-распродаже и мне-отдали- это-друзья — стильных и всегда уместных. В углу, справа от раздвижной двери, дедовские часы — которые, разумеется, когда-то принадлежали моему деду-пробили час. (Я говорю «разумеется», потому что так вот оно со мной всегда. В моем мире сдержанные итальянцы, гетеросексуальные парикмахеры, худо без добра, неблагородные дикари, жестокосердные проститутки, слабый попутный ветер, трезвые ирландцы и так далее не имеют права на существование. И я не могу с этим ничего поделать.)
В другой раз я видел Нормана на свадьбе — первой в моей жизни свадьбе, между прочим. Торжества приняли форму «вечеринки с шампанским» в отеле и последующего обеда в узком кругу у Нормана дома (где Дженни к тому времени уже прочно обосновалась); мой отец взял всю организацию на себя. Я очень рано и очень сильно напился, так что не слишком хорошо запомнил тот вечер. А случилось то, что мой отец и старший брат «оскорбили» Нормана. По словам невесты, произошло следующее: Гордон и Марк Хайвэи подошли к Норману. Мой отец спросил: