Записки о Шерлоке Холмсе. Красное по белому
Шрифт:
– Да, клянусь Богом, я не мог бы ее отдать ему.
– Между вами произошла ссора, он взбешенный ушел от вас и принялся составлять свой собственный план, независимо от вас.
– Мне кажется, Вильямсон, что нам немного остается добавить этому джентльмену, – воскликнул Каррутерс с горьким смехом. – Да, мы поссорились, и он повалил меня. Во всяком случае, за это я с ним рассчитался. Затем я потерял его из виду. Это было тогда, когда он подобрал этого отверженного патера. Я узнал, что они вместе поселились здесь, на пути ее поездок на станцию. После этого я не терял девушку из виду, потому что в воздухе чувствовалась чертовщина. Иногда я посещал их, потому что мне
Два дня тому назад Вудли принес мне эту телеграмму, извещавшую о смерти Ральфа Смита. Он спросил меня, желаю ли я выполнить сделку. Я ответил отрицательно. Он спросил меня, не хочу ли я сам жениться на девушке и отдать ему его долю. Я ответил, что охотно исполнил бы это, но что она не хочет быть моей женой. Он сказал: «Сначала обвенчаем ее, а через недельку-две она, может быть, посмотрит на дело другими глазами». Я ответил, что не желаю прибегать к насилию. Тогда он ушел с проклятиями, как и подобает негодяю, и клялся, что все-таки получит ее.
Она должна была уехать от меня в субботу, и я приобрел экипаж, чтобы отвезти ее на станцию, но мне было так не по себе, что я последовал за нею на своем велосипеде. Она далеко опередила меня, и, прежде чем я успел ее догнать, зло совершилось. Впервые узнал я об этом, когда увидел вас двоих, возвращающихся в ее кабриолете.
Холмс встал и бросил в камин окурок своей папиросы.
– Я оказался очень бестолковым, Ватсон, – сказал он. – Когда вы сообщили мне, что видели, как велосипедист как будто поправляет галстук, одно это должно было мне все объяснить. Однако же мы можем поздравить себя с интересным и в некоторых отношениях исключительным случаем. Я вижу на аллее трех констеблей и рад, что маленький конюх не отстает от них. Следовательно, ни он, ни наш интересный жених не пострадали серьезно от утреннего приключения. Я думаю, Ватсон, что в качестве врача вы могли бы позаботиться о мисс Смит и сказать ей, что если она вполне пришла в себя, то мы сочтем за счастье проводить ее к матери. Если же она не вполне пришла в себя, то вы увидите, что намек на наше намерение телеграфировать некоему электротехнику в Мидланде вполне завершит лечение. Что же касается вас, мистер Каррутерс, то полагаю, что вы вполне искупили свое участие в злом заговоре. Вот моя карточка, сэр, и если мое свидетельство может принести вам пользу на суде, то я буду к вашим услугам.
В водовороте нашей беспрерывной деятельности мне часто бывало трудно, как читатель, вероятно, заметил, завершать свои рассказы и давать те конечные детали, которых любопытные ожидают. Каждый случай был прелюдией к другому, и, раз кризис миновал, действующие лица навсегда исчезали из нашей деятельной жизни.
Однако же я нахожу в конце своих рукописей краткую заметку, относящуюся к этому случаю, из которой видно, что мисс Вайолетт Смит действительно наследовала большое состояние, и что ныне она жена Сирила Мортона, старшего компаньона фирмы «Мортон и Кеннеди», знаменитых вестминстерских электротехников. Вильямсона и Вудли судили за похищение девушки и за самоуправство и приговорили к тюремному заключению: первого на семь лет, а второго на десять. О судьбе Каррутерса мне ничего не известно, но я уверен, что на суде справедливо отнеслись к его проступку, и думаю, что несколько месяцев тюремного заключения удовлетворили правосудие.
Приключение в пансионе для мальчиков
Мы были свидетелями нескольких драматических выходов на нашу маленькую сцену на Бейкер-стрит, но я не припомню ничего более неожиданного и потрясающего, чем первое появление доктора Торнакрофта Гюкстебля, магистра искусств, доктора философии и так далее.
Его карточка, казавшаяся слишком малой, чтобы вместить вес его академических отличий, была нам вручена за несколько секунд до появления его самого, а затем предстала и его фигура, столь крупная, помпезная и исполненная чувства собственного достоинства, что казалась воплощением самообладания и солидности. А между тем не успела дверь закрыться за ним, как он пошатнулся, и, пытаясь удержаться за стол, сполз по его краю и упал на пол.
Мы вскочили на ноги и несколько секунд смотрели в безмолвном удивлении на этот увесистый обломок кораблекрушения, говоривший о какой-то неожиданной и роковой буре, постигшей его в океане жизни. Затем Холмс побежал за подушкой ему под голову, а я – за коньяком. Бледное лицо его было изрезано горестными морщинами, мешки под глазами были свинцового цвета, углы открытого рта были страдальчески опущены, лицо было небрито. Воротничок и рубашка носили следы долгого путешествия, а нечесаные волосы торчали во все стороны.
– Что это такое, Ватсон? – спросил Холмс.
– Полное истощение; может быть, просто голод и усталость, – ответил я, нащупав слабый пульс, в котором жизненный поток струился тонкой, скудной струей.
– Обратный билет до Маккельтона на севере Англии, – заметил Холмс, доставая билет из карманного жилета нашего бесчувственного гостя. – Еще нет двенадцати часов, рано же он выехал!
Сморщенные веки задрожали, и пара серых глаз бессмысленно взглянула на нас. Но вслед за тем обладатель их с трудом встал на ноги, и лицо его покраснело от стыда.
– Простите мне эту слабость, мистер Холмс, я несколько переутомился. Благодарю вас. Если вы будете добры дать мне стакан молока и бисквит, то я, без сомнения, оправлюсь. Мистер Холмс, я приехал сам для того, чтобы непременно вернуться вместе с вами. Я боялся, что телеграмма не убедит вас в абсолютной неотложности дела.
– Когда вы вполне оправитесь…
– Теперь я чувствую себя вполне хорошо. Не могу себе представить, почему я так ослабел. Я хочу, мистер Холмс, чтобы вы поехали со мною в Маккельтон со следующим же поездом.
Друг мой покачал головою.
– Мой коллега, доктор Ватсон, может засвидетельствовать, что мы очень заняты в настоящее время. Меня удерживает дело о феррерских документах, да еще начинается суд по делу об убийстве в Абергавенни. Только очень важные обстоятельства могут заставить меня выехать в настоящую минуту из Лондона.
– Важные! – воскликнул посетитель, вскинув вверх руки. – Неужели вы ничего не слышали о похищении единственного сына герцога Гольдернесского?
– Что? Бывшего министра?
– Именно. Мы старались не допустить, чтобы это дело попало в газеты, но вчера вечером появился намек на него в газете «Глоб». Я думал, что и вы слышали об этом.
Холмс протянул длинную тонкую руку и достал из своей справочной энциклопедии том на букву «Г».
– «Гольдернесс, шестой герцог, кавалер ордена Подвязки, тайный советник» – сколько титулов! «Барон Баверли, герцог Карстонский». Боже, какой список! «Лорд-наместник Галемширский с 1890 года, женат на Эдит, дочери сэра Чарльза Апильдора с 1888 года. Наследник и единственный сын – лорд Сальтайр. Владеет приблизительно двумястами пятьюдесятью тысячами акров земли. Копи в Ланкашире и Уэльсе. Адрес: Карлтон-хаус-террас, Гольдернесс-холл, Галемшир; Карстонский замок, в Бангоре, Уэльс. Лорд Адмиралтейства с 1872 года; первый государственный секретарь…» Ну, довольно. Этот человек, конечно, один из самых значительных в королевстве!