Записки офицера «СМЕРШа»
Шрифт:
Об этих днях дневник сохранил такие записи:
«…26 марта. Ночной марш в район дер. Паниква. Немцы рядом. Есть пленные.
27 марта. Вели бой за Паникву. Режем шоссе Броды-Львов. У фрицев паника.
28 марта. Ведем наступление на Паникву с целью перерезать шоссе Броды — Львов и полностью окружить противника. Задачу выполнили, но вовремя нас не поддержали огнем. Меняем КП. Ранен подполковник Мельников.
2–8 апреля. Упорные, кровопролитные бои в районе Па-никва, Черница, Боратын. Соседи барахолят. Полк дерется, но маловато людей и чувствуется отсутствие В.Ф. Симбухоеского — нет той твердой руки…»
Осенью 1985 года
Киверцовский район. Встретили нас очень тепло, особенно в Киверцовской средней школе. Я был поражен: мало того что школа прекрасная, многим городским могла сто очков вперед дать, в ней был музей боевой славы! Такой музей! И столько там было собрано исторического материала о боях в годы войны за их район, за деревни, о всех воевавших здесь частях, командирах, солдатах… Нашел я запись и о Дмитрии Зенском, о Николае Савгире, санинструкторе его эскадрона.
Удалось попасть и в Скрегитовку. Как изменилась деревня за эти годы, я не мог сказать — не видел я ее, тогда, в 1944-м, обошли мы ее стороной. Но то, что довелось увидеть, нас поразило. Небольшая деревня, именно деревня, а не село, в ней сорок домов, в колхозе коровники. Коров обслуживают десять доярок, и для них рядом, через дорогу, — прекрасная сауна и тут же комната «психологической разгрузки». Мягкая мебель, ковры, финские фотообои на стенах, тихая приятная стереомузыка…
Вспомнился Николай Савгир. В бою за Скрегитовку, на лесном перекрестке, там, где погиб Дмитрий Зенский, очень тяжело был ранен и Савгир. Установить невозможно, кто тогда хоронил убитых, но его «похоронили». На могиле в лесу на дощечке была написана и его фамилия… Но он, «воскресший», через полгода вернулся в полк. В боях под Паниквой в апреле Савгир опять был тяжело ранен в руку. Ампутация. А когда эвакуировали из госпиталя дальше в тыл, на санитарные машины, напали бан-деровцы. Всех раненых перебили. На Савгира послали вторую похоронку. Но и на этот раз случилось чудо. Он остался жив. Оказывается, их машина успела проскочить под огнем бандитов. Нескольких раненых задело, но Савгир уцелел. Вот вам и судьба! Николай Савгир выжил. После войны работал доцентом кафедры философии в Киевском политехническом институте.
В мае — июне полк формировался, отдыхал, готовился к новым боям в большом селе Шепетын, близ Кременца. Погода стояла чудная. Самое настоящее лето! Лето и… молодость. Война идет лютая по нашей земле, да и здесь-то, как оказалось, спать спокойно не придется. Но ведь не все же в западноукраинских селах были националистами. Многие с большой теплотой, сердечностью встречали, знакомились, дружили с нашими казаками.
Жизнь не убить. И чуть отдохнули парни, чуть забылась вчерашняя кровь, и вечерами, ночами из садиков, с завалинок у хат слышался смех, счастливый смех, говорок, заглушаемый поцелуем.
В этот вечер далеко за ВолгойПотемнела акварель зари.Я пришел к тебе, моя любимая,О большом, о многом говорить.Посмотри, изорванные в клочьяОблака за горизонт спешат,И тревогой налитые ночиТишь страны вишневой сторожат.Может, завтра, защищая села,С казаками лихо я промчусь,Истребив фашистов злую свору,Я к тебе с победою вернусь.А может, завтра далеко в долинеРазгорится небывалый бой,Потеряю я свою кубанкуС молодой, удалой годовой.Но сейчас, когда я здесь с тобою,Позабудь, родимая, про грусть.Я уеду в утро голубоеИ к тебе с победою вернусь…Говорили, что эту песню «Кубанка» сочинил старшина одного из наших эскадронов, ее очень любили и частенько пели на привалах…
А я сам тихонечко напевал на придуманный мотив запомнившиеся мне строки стихотворения, автора которого вспомнить не могу. А вот слова помню до сих пор, хотя и прошло уже более шестидесяти лет:
Где б ни был я: под пулеметным градом,В землянке на глубокой целине,Куда бы ни стремился я, ты рядом,О чем бы я ни думал — ты во мне.Ты на любых дорогах и тропинках,Куда ни занесет меня война.Ты загрустила, и твоя слезинкаВ моем глазу горька и солона.Ведь я совсем не знал тебя доселе,Но с каждым днем все ближе и милей,Ты улыбнулась, и твое весельеСтановится улыбкою моей.Что б ни было, я верю в нашу встречу,Я знаю, на войне как на войне,Но, вражьему свинцу противореча,Она придет с победой наравне.Она придет, как первый день весеннийПриходит стуже мартовской назло,Она придет, как наше наступленьеНаперекор противнику пришло.Пускай в пути опасностей немало,Пускай еще нам долго воевать,Но сколько бы гроза ни бушевала,Настанет день, мы встретимся опять!…В конце мая из госпиталя вернулся в полк Василий Федорович Симбуховский. Впрочем, возвращение это нельзя назвать обычным. Ничего недодумывая и не пытаясь вспомнить подробности, приведу выдержку из его письма супруге:
«27 мая J944 года. После продолжительных мытарств я снова в своем родном хозяйстве, с боевыми друзьями… Как приятна была встреча со своими соратниками, нескрываемое, искреннее, товарищеское отношение было для меня трогательным. Труды не пропали даром, товарищи отблагодарили своим вниманием, признательностью. Большего мне ничего не нужно. Это лучшая оценка моих действий… При возвращении из госпиталя попал в аварию с довольно тяжелыми последствиями, подробности описывать не буду, а результат таков: шофер в тяжелом состоянии со-слабыми признаками жизни отправлен в госпиталь, а я с рассеченной правой бровью, ушибом головы и груди был посажен на попутную машину. Рана быстро-заживает и не вызывает каких-либо опасений…»
Надо же было такому случиться! Хорошо, что еще полк был на отдыхе.
Не только с этим, но и с другими письмами и документами командира меня познакомила дочь Василия Федоровича — Инга Васильевна. Она бережно хранит все, что напоминает об отце, его жизни, судьбе. Памятью о деде она воспитывает и двух своих сыновей.
Отдых на войне — понятие относительное. Кроме занятий с пополнением, караульной службы, получения оружия, конского состава, всегда еще куча забот. В полку жил дух соревнования — кто лучше? Это непременный попутчик и в бою, и на отдыхе. А для такого соревнования в коннице широкое поле деятельности.
Вот, к примеру, упряжь. Она изнашивается. Без нее не поедешь, не повезешь. Ответственная вещь. Для упряжи нужна кожа. Где ее брать? Ждать, когда из тылов пришлют? Кожу выделывали сами в тылах дивизии. А кузнецы в эскадронах и батареях сами ковали подковы и подковные гвозди — ухнали. Даже деготь для смазки кож гнать ухитрялись. А сколько вкладывалось уменья, смекалки, когда заканчивалось лето и нужно готовить сани. Санями нас не снабжали. Это не пушки и не танки. Сани делали сами, и не простые, а боевые, особо прочные, с приспособлениями для крепления пулеметов, минометов.
По санным проблемам в полку, да, пожалуй, и во всей дивизии, первенство держала наша минометная батарея Ивана Насонова. Впрочем, не только по саням она была лучшей. Она прекрасно воевала, и об этом уже была речь.
Шепетын запомнился мне не только возвращением Симбуховского, но и наконец-то откровенным разговором с ним. Уже упоминалось, что я никак не мог понять, почему ко мне командир полка относится не так, как к другим офицерам штаба. Тот разговор надолго остался в памяти. Василий Федорович еще не оправился после дорожного происшествия. Болела грудь, и на брови еще сидела внушительная наклейка.