Записки опера особого отдела
Шрифт:
— Ну, если уверен, что он тебя не пошлет… — Вишневский сделал театральную паузу: — опять ко мне, то пожалуйста, неси сам.
Капитан схватил рапорт и поспешил в кабинет командира.
— Владимир Федорович, ну что у тебя еще? — оторвался от изучения документов Шкилев, глядя на вошедшего Бондаренко. За время нахождения в должности он приучил личный состав к правилу: «Подойдя к кабинету командира, подумай, сможет ли твой вопрос решить его заместитель». Поэтому он всегда настороженно относился к непрошенным визитерам. Бондаренко в свою очередь хотел предстать перед командиром уже в новом качестве, не только как исполнительный офицер, но
— Товарищ командир, матрос Лобанов служит уже полтора года и ни разу не был в отпуске. Взысканий у него нет, претензий от меня тоже, надо бы поощрить парня, — выдал как свою инициативу капитан. — Тем более что вам, как я понимаю, он уже не нужен.
— Как это не нужен? — возмутился полковник. — Я на следующей неделе намерен передать новые расчеты. Давай так, я рапорт подпишу, но с одним условием: он поедет в отпуск только после того, как все мне просчитает. Все ясно?
Бондаренко молча кивнул в знак согласия. Командир быстро наложил резолюцию на рапорте, пожал на прощание руку Бондаренко и вернулся к работе с документами.
На следующей неделе Лобанову не суждено было отправиться в отпуск. В этот период времени один из вертолетных отрядов полка нес боевую службу в Средиземном море на БПК «Адмирал Левченко». Во время плановых полетов один из вертолетов Ка-25 упал в море. К счастью, экипажу удалось спастись. Сразу же по приказу командующего были запрещены полеты вертолетов до выяснения причины аварии. В полку начали работать следственные комиссии то из ВВС флота, то из Министерства обороны, была даже направлена комиссия к месту несения боевой службы. Вывод оказался неутешительным для командования полка: авария произошла по вине экипажа, причем обоих членов. Из-за значительного удаления от корабля штурман не смог правильно определить свое местоположение относительно базы и дал ошибочный курс на итальянский корабль. В результате запаса топлива не хватило на возвращение, летчик не смог приводниться и задел лопастью о воду, что привело к разрушению вертолета и последующему его затоплению.
В этой ситуации командиру полка было не до диссертации и тем более не до отпуска Лобанова. Он только и был занят тем, что встречал и провожал проверяющих, писал объяснительные записки и по мере возможностей пытался защитить других подчиненных, на которых пытались повесить всех собак. Но, как и следовало ожидать, понесли наказание руководители всех ступеней, кто отвечал за подготовку авиагруппы к боевой службе, а весь летный состав сел в классы для сдачи зачетов по теории. Отсрочка в проведении полетов после выводов комиссии дала возможность полковнику Шкилеву вернуться к работе над своей диссертацией.
Сергей понимал, что в этот период командиру не до него. Но он рассуждал по-другому. Если командиру сейчас не до него, то ничего ему не мешает в этот период поехать в отпуск. Свою идею он попытался изложить Бондаренко:
— Владимир Федорович, поговорите с командиром, может, он меня отпустит, пока комиссия работает. Все равно ведь он диссертацией заниматься не будет. А когда все успокоится, то и я уже вернусь из отпуска.
— Ты в своем уме? Хочешь, чтобы он из меня старлея сделал? Нет уж, дорогой, пока все не утрясется, я к командиру не пойду. Не хватало попасть к нему под горячую руку, — возмущаясь, закончил разговор Бондаренко.
В конце второй недели командир полка сам зашел
— Интересно, когда я закончу диссертацию, сколько таких портянок у меня будет? Как их отправлять в академию? Ума не приложу, — вопрос был риторическим, поэтому капитан в ответ только улыбнулся.
— Можно перенести их на дискету, — неожиданно для себя высказал предложение Лобанов.
— Какой ты умный, — с иронией отреагировал полковник. — Где я тебе в этой дыре найду дискету, а тем более куда я ее буду вставлять?
— Я могу вам их перенести на дискету, когда буду в отпуске. У отца в институте есть компьютер, — таким образом Лобанов напомнил о себе и о своем отпуске.
Предложение было заманчивым. Немного подумав о возможных последствиях, полковник вдруг спросил:
— А ты сможешь сам перенести расчеты на дискету, чтобы никто другой к ним не имел отношения?
— Конечно, смогу, — соврал Лобанов, — я часто до службы пользовался компьютером у отца на работе. — Очень уж ему хотелось поскорее вырваться домой.
— Ну что ж, так тогда и решим. Если успеешь сегодня собраться, то завтра можешь ехать. Я дам команду, чтобы в строевой части тебе подготовили отпускной билет и проездные документы. В твоих интересах поторопиться. — Выходя из помещения, полковник пожал руки обоим и на служебном «уазике» выдвинулся в сторону штаба.
Сборы в дорогу много времени не заняли. С учетом того, что все имущество у него было при себе, оставалось только собрать туалетные принадлежности. Ночью он долго не мог заснуть, представлял встречу с родителями, друзьями и, конечно же, с Ириной. С момента их последней встречи они не виделись ни разу и даже не переписывались, но о ней Сергей думал постоянно. Он надеялся на то, что, вернувшись из армии другим человеком, сможет все изменить и начать с ней новую жизнь, как говорят, с чистого листа. Что Ирина начнет воспринимать его не как мальчика, а как настоящего мужчину. Раньше об Ирине Сергею периодически писал Андрей Глазов, но в последнее время информацию о ней он сообщал очень скупо. Это обстоятельство очень расстраивало Сергея, он чувствовал, что друг ему что-то не договаривает.
Постепенно цепь его размышлений стала прерываться, и он вернулся к просьбе Шкилева. Отец вряд ли предоставит возможность ему поработать с компьютером, так как для этого нужно разрешение начальника 1-го отдела НИИ. На такое нарушение он не пойдет. Придется обращаться к Глазову, тот писал, что подрабатывает в какой-то фирме, которых в Москве за последние годы появилось, как грибов после дождя. Сергей продолжал рассуждать о значимости диссертации командира и его таланте. Далеко не каждый сможет командовать полком, быть первоклассным летчиком и при этом еще талантливым ученым. На Западе такие люди становятся миллионерами, им создают все условия, на уровне правительства обеспечивают финансирование, а у нас они все делают на добровольных началах, на своем энтузиазме и в конечном счете довольствуются звездами на погонах и служебными квартирами. Продать свое изобретение он никогда не согласится, ни за какие деньги.