Записки переводчицы, или Петербургская фантазия
Шрифт:
Убегая, дрожащей рукой отдернула ткань и бросила последний взгляд на портрет. Худенькое длинноносое личико как будто бы посуровело. А самое главное, на руке Марины, грациозно опущенной на платье, уже не было перстня!
Глава 6
Я поплотнее захлопнула дверь и почувствовала себя счастливой. На улице подмораживало, ярко горели фонари, по белой дороге шел одинокий след от протектора. Прямо под фонарем дремал маленький заиндевевший «фольксваген» — очевидно, это и было мое такси. Иней блестел и искрился, отражая электрический
Мы мягко стартовали, и буквально сразу он по-свойски ввел меня в курс своих дел, объяснил, что приезжий, снимает, хотя намерен в ближайшее время обзавестись квартирой и присматривает район. Мой район, куда мы держали путь, ему нравился.
— Значит, в сталинке живете? Повезло!
— Почему? — удивилась я. — Это в наше время лучшего не знали, а сейчас такой огромный выбор!
— А я новье не люблю! Я ваше время люблю. Тогда ведь рвачей не было, правильно? Мне кажется, они не существовали как класс.
— Уверяю вас, они вне времени — как микробы.
Было жаль его разочаровывать. Я скользнула взглядом по салону, ища другую разговорную тему, и увидела на заднем сиденье планшет.
— Не разобьется?
— Да я тут фильм смотрел, а то, пока вызова дождешься, от скуки помрешь. Сегодня таксист — умирающая профессия, у всех машины.
— Хотите, я угадаю ваши вкусы? Драма? Эротика? Боевик?
— Исторический, — немного смущаясь, сказал он. — Но это пока просто ролик, я тут в массовке задействован. Сказали, очень характерная внешность, даже крупный план пообещали. Желаете полюбопытствовать?
— Извольте.
Медленно разгорался экран, открывался и оживал зрачок, смотрящий в мир без границ времени... Долгожданные сумерки, черная речная вода и высокие, в человеческий рост, камыши. Молодая женщина забилась на корму, прижимая к себе испуганного ребенка. Первый раз в жизни ей стало страшно: все получилось как в той сказке — «отдай то, не знаю что». Разве она этого хотела? Еще утром думалось, что самое главное — венец, венец для сына, будущего московского государя! Сколько раз во сне Марина хватала проклятую шапку, но та наливалась немыслимой тяжестью и не было сил поднять и увенчать саму себя на царство... И вдруг оказалось, что это сокровище ничто по сравнению с маленькой детской жизнью, дрожащей, как свеча на ветру: вот-вот потухнет слабенький огонек. Сейчас она бы с легкостью отдала и венец, и свою собственную жизнь, чтобы спасти Ивана. Боже, пронеси эту чашу! Неужели ничего нельзя изменить? По камышам пробежала легкая волна, вершинки задрожали. Может, это зверь пробирается к воде или крупная птица села отдохнуть? Однако сквозь серые стебли уже мелькали темные человеческие фигуры, которые старались двигаться бесшумно и незаметно, низко пригибаясь. Она покрепче обняла сына. Господи, помоги ему выпорхнуть из этих силков, дай ему крылья, пусть маленькие и слабые! Пожалуйста, дай! Он такой худенький и легкий, пусть обернется серым воробушком и улетит прочь. Но Марина понимала, что опоздала...
— По-моему, им конец пришел, — мрачно сказал водитель. — Можно я выключу? Я чернуху не люблю, особенно про детей: мне их всегда жалко. А обещали блокбастер... Обманули друзья, — вздохнул
— А почему Смутное время? Вы историк, молодой человек?
— Нет, будущий юрист. Просто я с Дона приехал, у нас в станице Голубинской все про них помнят.
— Про Марину?
— Про Заруцкого. Наш казак Иван Заруцкий в ее войске был. Я ведь тоже Заруцкий: фамилия для наших мест распространенная. Сколько ручьев, столько и Заруцких... А вот что у нее сынишка был, я не знал. Теперь прояснились бабушкины сказки.
— Не понимаю.
— Бабуля моя считала ее еретичкой и одержимой, а им, как известно, дарована жизнь после смерти. Поэтому ведьма Маринка вовсе не умерла, а оборотилась сорокой и до сих пор кружит вокруг башни, где ее умучили, все кричит, своего маленького Ивана зовет-высматривает, не хочет без него на тот свет улетать.
— Не верю! Фантазерка ваша бабушка.
— Зря не верите. Я, когда из Москвы в Коломну маршрутки гонял, видел эту птицу: каждый день кружит над башней и кричит, кружит и кричит. Слушать невозможно! Сам лично в нее камнем кинул, но не помогло. Рвет эта птица своим криком сердце на части — и все!
— Неужели? — растерялась я. — А вы не преувеличиваете? Ведьма обо всем ведает — неужели она бы за четыреста лет не придумала способ вернуть Ивана?
— Ох! — Зеленоглазый шофер рассмеялся и хлопнул в ладоши, однако вовремя опомнился и снова взялся за руль. — Вот они, современные профессорши! Разве вы не знаете, что некоторые желания раз в пятьсот лет исполняются? Для мертвых это не время. Не переживайте, уж она, точно, придумает...
Я вспомнила про кольцо и почувствовала, как похолодели руки.
— Вот вы ей сочувствуете, а она кругом виновата. Сколько людей и детей было умучено! Не один ее Иван.
— А вот с этим согласен, — кивнул парень, — но по мне — так лучше не вникать. Одно дело — смотреть с высоты птичьего полета, другое — лицом к лицу, глаза в глаза. Мать — она мать и есть, какая бы ни была.
Кольцо больнее сдавило палец.
— У вас, часом, в голове не зашкаливает от этого Смутного времени?
— Уже нет: мы ведь приехали, — улыбаясь, ответил Чешир и эффектно затормозил перед моим домом.
— Вот и ладненько! Сколько я вам должна... э-э... простите, забыла узнать ваше имя-отчество? — спросила я, открывая кошелек.
— А меня, кстати, Иваном зовут! — вдруг рявкнул шофер, и я выронила купюру от неожиданности. — Как вы думаете, я могу быть потомком Заруцкого? Мне бы очень хотелось!
— А вы и есть Иван Заруцкий, — серьезно сказала я и решительно захлопнула дверцу автомобиля. — Я это ясно чувствую!
— Нет, подождите, — не унимался Иван, — не нужно шутить! Вы очень необычная дама! Вы, случайно, не волшебница? Мы еще встретимся?
Я улыбнулась:
— Не факт! Небо светлеет, и ночь совпадений подходит к концу. Но если я снова поеду в этот антикварный магазин, обещаю, что вызову только вас!
Через пять минут я уже входила в квартиру. Все вокруг благоухало розами с горькой ноткой шоколада и кофе. Сквозь открытую дверь столовой было видно, как нежные и прекрасные цветы, полностью раскрывшись, гордо стоят в хрустальной вазе, а несколько лепестков упало на торт.