Записки переводчицы, или Петербургская фантазия
Шрифт:
И, не дожидаясь ответа, стащил шаль. Я грустно оглядела свои сокровища. Как будто кто-то навел на них увеличительное стекло: теперь стали видны зазубрины на шкатулке и неаккуратно обработанная боковина, на браслете лак показался тусклым и померещилась царапина. Поделки-самоделки... кустарщина... китч...
— Вот это вещь! — Паша выудил дубовый портсигар и осторожно побаюкал на ладони. — Отличная вещь! Офицерский, наверное? Как ты думаешь, у поручика Голицына мог быть такой?
— Это новодел.
— Зачем он тебе, ба, папа же не курит?
—
— О’кей! — легко согласился Паша. — Тогда шкатулка.
Мне стало безумно жалко: мысленно я уже представляла восторг сына и как эта шкатулка украшает его стол в кабинете. И все же я смирилась и вставила ключик:
— Смотри, Паша... Ты думаешь, это просто крышечка? Там внутри шесть секретов! Видишь, отсюда ящичек выезжает и отсюда...
— Клево! — Глаза внука горели восторгом. — То, что нужно! Ты не переживай! Я собираюсь стать известным человеком, и это будет память на всю жизнь. Знаешь, сколько у меня секретов? И все я буду хранить здесь.
— Паша, у меня от нервного потрясения открылся третий глаз, — вдруг заявила я. — Я поняла, о чем подумал бы твой отец.
— Он бы подумал, что эти секреты — полный абсурд: вор придет и унесет их вместе со шкатулкой, — спокойно продолжил Паша, и мы пристально посмотрели друг на друга. — О, а это что? Ба, мне нужен браслет и брошка для моей Оли.
— Расскажи, какая она? — пригорюнилась я.
— Красивая и рыжая, как солнце. Любит все необычное.
— Крашеная, наверно?
— Рыжая! У нее кожа белая-белая и везде веснушки, даже на коленках.
— Откуда ты знаешь про коленки? Сейчас же зима.
— Ну, ба, ты даешь... — ошарашенно сказал Паша. — Прямо не знаю, что тебе сказать! Мне кажется, что в нашей семье настоящий ребенок не я.
— Думаешь, я обречена на вечное детство?
— Конечно! Ты же сказочница. Поэтому гарантирую, что Лельке понравишься: она обожает детей и зверей.
— Как хорошо, что я отношусь к первым.
— Ба, не передергивай! И знаешь что? Поезжай с нами в Хакасию: мы в июле собираемся по рериховским местам.
— И что я там буду делать? Удивлять местных жителей лыжными палками в разгар лета?
— Во-первых, можно обойтись без восхождений — тебе они зачем? Во-вторых, палки давно пора выбросить, но ты боишься! А боящийся не совершен в любви.
— Ого! Это же Евангелие! Я удивлена и сражена. Ты читал?
— Нет конечно! Я пантеист, однако сказано великолепно. А над моим предложением подумай — сейчас отвечать не обязательно...
Он начал аккуратно укладывать в рюкзак подарки.
— Мне пора! Ба, что у тебя опять с лицом?
По щеке предательски пробежала слезинка, и я не успела ее вытереть.
— А ты не можешь их попросить?
— Не могу, прости, — жестко ответил Паша. — Я бы с удовольствием соврал, да не умею, и от этого много проблем. Хочешь — сама звони и упрашивай. Но, если честно, не ожидал от тебя такого сумасшествия. Ты талантливый, умный человек — зачем так унижаться?
—
— Извини, у нас другие планы. А вот после Нового года обязательно зайдем.
Внук ушел, дверь хлопнула громко и смачно: наверное, с таким же мокрым звуком падал нож гильотины на невезучую шею. Стало очень тихо. Я вошла в гостиную, благоухающую розовым маслом, и присела. В центре стола поблескивал глазурью нетронутый торт и лежала куча лакированных деревяшек. Полная девальвация всего и вся. Можно объявлять о сокрушительном моральном банкротстве.
Эта мысль доставила мне горькое наслаждение, ибо я, как все Скорпионы, самоед. Разум сопротивлялся, торопливо нашептывая разумные доводы, но было поздно: обида разгоралась в моем худеньком теле, как свеча в стеклянном фонарике. Сразу стали видны все шрамы, когда-либо нанесенные моей душе, и я с головой нырнула в водоворот мазохистского наслаждения.
Наконец-то я осознала свое место в семье! Я древний родовой тотем, которому поклоняются, воздают должное и приносят в жертву свободное время. Но ритуальные церемонии всем уже надоели и никто не знает, что делать. Как точно сказал Паша: «Анестезию придумали: розы, торт...» Фу, как некрасиво! Какое-то глумление, а все из-за трусости. Глаза высохли, я старательно вытерла мокрые щеки и почувствовала, как в душе закипает злость и возмущение. Ведь я умоляла вас о внимании и любви только один раз в году — просто хотелось, чтоб все было как раньше...
Внезапно осенило: а зачем я это делала? Если им так надоели эти новогодние экскурсии в прошлое, может быть, стоит уйти туда и исчезнуть? Я сделаю это для их же блага, разбужу совесть, и тогда — возможно! — им даже будет не хватать старушки Бересты. А что еще остается человеку, который всем надоел? Только одно — надеть шапку-невидимку и пропасть, чтобы подарить близким свободу. Отличный новогодний подарок!
Эта идея мне очень понравилась. Секунду я раздумывала, потом схватила сумку, кинула туда кошелек и паспорт, ринулась к вешалке. Кое-как оделась, бросила прощальный взгляд на палки. Боящийся не совершен в любви? Хорошо! Погибать так погибать! Я твердо решила исчезнуть навеки.
Глава 5
Выбежав на улицу, я в изумлении остановилась, узрев Планету ангелов, которая сияла неземной белизной, излучая спокойствие и любовь. Метель стихла. Все вокруг было белым или серебряным: на земле лежали чистые белые пласты снега, сверкали фонари, дверные ручки, даже заиндевевшие мусорные баки превратились в какие-то невероятные кристаллические кубы, и в этом странном мире не было ни одного человека. В царстве гармонии и тишины я показалась сама себе сумасшедшей молекулой, которая вносит хаос и разрушение. Я даже устыдилась на минутку, и мелькнула мысль: не вернуться ли домой? Впрочем, отступать не хотелось и, поколебавшись, я вступила на белые снежные волны, разрушая красоту подошвами ботинок.