Записки питерского бухарца

Саидов Голиб Бахшиллаевич

А посему, предвидя возможные трения, я мгновенно пытаюсь перевести русло разговора в сторону юмора. Ну, люблю я когда люди смеются и улыбаются друг другу!

Прошёл год. Надежда уже свыклась с присутствием иностранной речи в исконно русской столовой, давно махнув рукой на безуспешные попытки перевоспитания. Правда, пару раз, всё-же было… видимо, когда мы чересчур (по её мнению) начинали забываться:

– Вы опять говорите не по-русски?! – приняв патриотическую позу, гневно осведомлялась она.

После чего, уровень громкости и накал восточных эмоций заметно снижался. Минуты на две – три…

Со временем, наши роли с Надеждой кардинально поменяются, и вот, уже я начинаю подначивать над своей коллегой.

– Подай, пожалуйста, нож! – обращается ко мне Надя.

На что я, округлив глаза и в ужасе обхватив руками голову, обращаюсь к Мунире:

– Нет, ты слышала?! Она всё ещё говорит по-русски!!

Постепенно, раздражение сменилось на… любопытство и некую заинтересованность.

Каждое утро, прежде чем отдать на раздачу то или иное блюдо, мы с Мунирой проводим тщательную инвентаризацию продуктов, проверяя последние на свежесть. Мунира – это моя помощница, работающая на «мойке».

Диалог, как правило, немногословный.

– Ин чи? («Это что?» /тадж./) – вопрошает она меня, доставая остатки вчерашних котлет, которые скукожились и высохли до неузнаваемости.

– Партет! («Выбрасывайте!») – коротко роняю я.

– Ина чи? («А это?») – доставая пластиковый контейнер с салатом.

– Ин хам, партет! («Это тоже, выбрасывайте!») – принюхиваясь, выношу безжалостный вердикт. – Ин кўйна…

– Ой, а что ты только что произнёс? – оживляется вдруг Надя, внимательно следившая за нашим диалогом.

– Я сказал, чтобы она выбросила салат… – с недоумением оборачиваюсь к коллеге.

– Нет-нет! Последнее слово повтори, пожалуйста!

– Кўйна… То есть, «старый»… «испорченный».

– А-а… ну, да конечно – загадочно улыбается Надюша, и с восхищением подтверждает. – Надо же, насколько, оказывается, родственны и близки по смыслу и произношению наши языки: и в самом деле – «#уйня»!

Живые несуны

Полагаю, что не сделаю великого открытия, если подтвержу верность распространённого мнения о том, что плох тот повар, который не может сэкономить и не принести хоть что-нибудь в дом. Во всяком случае, за свою тридцатилетнюю практику, мне ни разу так и не удалось опровергнуть данный тезис, столкнувшись хотя бы с одним «идеальным» поваром. Ну, бывает… не повезло, видимо…

Естественно, речь идёт не о мишленовских звёздах и асах мировой кулинарии (с их высокими гонорарами и прочее), а о простых смертных – рядовых работниках многочисленных ресторанов, кафе, бистро и столовых…

На худой конец, в конце рабочего дня всегда остаётся какая-то часть невостребованной клиентами продукции, внешний вид которых, назавтра уже будет, мягко говоря, не совсем товарный. Что-то, идёт в переработку, что-то, можно пустить на утро, а что-то – просто, списывается (остатки салатов, отварные сосиски, котлеты, которые весь день пролежали на мармите…). Словом, «несчастному бедному рыцарю» от кулинарии всегда найдётся – чем поживиться.

В этой связи, невольно вспомнилась одна история, когда ко мне в гости приехал старший брат.

Как всегда, придя с работы, я стал разбирать сумку с продуктами, приобретёнными в нашем небольшом гастрономе, по соседству с домом. А заодно, извлёк свёрточек из фольги, с тремя домашними котлетками и маленький пищевой контейнер, с тушёной капустой.

– Что это? – удивился брат.

– А-а… так… – замялся я слегка – Не обращай внимания. Это я с работы принёс. Кстати, сейчас перекусим, пока будет готовиться основное блюдо.

– Так ты, оказывается, «несун»! – затрясся от смеха брат, вспомнив наше советское прошлое.

– Несун… – вынужден был согласиться я. – ещё какой несун.

А вспомнил я эту историю потому, что на днях произошёл ещё один забавный диалог, между нашей мойщицей Мунирой и моим напарником по цеху Володей – грузным мужчиной из Тирасполя, которому уже под «полтинник».

Мунира – это настоящий робот, который, помимо своих основных обязанностей, безропотно и безотказно помогает всем сотрудникам, без исключения. Понятное дело, каждый как может, старается отблагодарить неутомимую и добросовестную гастарбайтершу.

– Чё бы, тебе дать такое… – вслух размышляет Володя, в конце рабочего дня.

– Я салат хочу дома сделать… – подсказывает ему Мунира и тут же, скромно опустив глаза, пытается пояснить на своём неважном русском – Дай мне два огурца: один солёный, другой – «живой»!

При этом, букву «ж» она произносит как-то по-особенному, на восточный манер (своеобразный симбиоз букв «ч» и «ж»).

Пока Володя, вытаращив на неё глаза, силится напрячь свои мозги, я, не удержавшись, громко роняю:

– Мунира, отстань от Володи: у него там уже, давно, не «живой», а мёртвый огурец…

В следующую секунду, взрыв хохота сотрясает театральную столовую. Причём, больше всех смеётся Мунира.

После чего, мы вновь готовы к нашим очередным нелёгким трудовым будням.

Когда бессильны мать и отче…

Меня уже давно не удивляет тот факт, что чуть ли не половина штата пищеблока укомплектовано гастарбайтерами – выходцами из среднеазиатских республик. С трудом изъясняясь по-русски, они – тем не менее – за гроши готовы безропотно выполнять любую работу, за которую, кстати, не возьмётся ни один нормальный россиянин. На что только не пойдёшь от безысходности… Однако пусть это останется на совести российского работодателя, алчного до денег.