Записки питерского бухарца
Шрифт:
А я, в тот же самый день собралась и – в отдел по правам человека. Х##к – ещё и ксиву в МВД. Я же знаю, куда и как обращаться. В общем, с тех самых пор, ментяру этого совсем не слышно в доме: как я с работы, так он – юрк, в свою каморку и – тишина…
На некоторое время воцаряется пауза.
– Да-а… – наконец, протягиваю я, – если, ну хотя бы, десять процентов из того, что испытала ты, выпало на мою долю, я даже не знаю…
– Это что-о… – воодушевляется она с новой силой. – А ты хоть знаешь, сколько раз они пытались меня отравить?! Но я выжила. Наверное, Бог испытывает меня.
– Кто – менты? – не сразу соображаю я.
– Да нет, там собак и без того хватает. Да взять, хотя бы, эту Лизку с её дочерью.
Фая закуривает очередную сигарету и смачно затянувшись, продолжает:
– Бл#ди, на которых негде клейма ставить. И эта её писЮчка: целый день красится и ждёт клиента. Ха! Давно ли лапти сбросили? А уже считают себя столичными. В комнату не зайти – грязь несусветная… Боже мой, видел бы ты их с утра… Уродины, одним словом…
– Может быть, они где-то, всё-таки, работают? – пытаюсь я робко их защитить.
– Ага: передком они только и умеют работать… Недавно подсыпали мне что-то в кастрюлю. Думали, что коньки отдам. А я – рраз! – и через неделю дома! Они ох#ели… А я им и говорю: «Чё – не ожидали?! Меня сам чёрт к себе не берёт!» Ха-ха! Я ведь, тебе рассказывала, что у меня прабабка ведьмой слыла… Так, они теперь тоже на цыпочках: стоит мне только в квартиру войти… А уж, если нарежусь на выходных – пи#дец: никого в квартире не видно и не слышно… Ссат, меня, ссуки!
– Ну, ладно, – наконец не выдерживаю я – дай мне немного поработать.
– Да, что ты там всё пишешь? Х#йню какую-то… Дай, я тебе про жизнь свою расскажу… Такая книга получится…
– Не сомневаюсь… – соглашаюсь я с ней.
Я вновь склоняюсь над своими черновиками, но вскоре понимаю, что ничего путного уже не смогу написать.
– Эх! – в сердцах восклицаю я, отодвигая от себя листы…
– Чё эт, ты? – интересуется Фаина.
– Не умею искусственно выжимать из себя…– откровенно приходится сознаться в своём творческом бессилии.
– Ну и не пиши. Пошли, покурим. – оживляется она вновь. – Когда у меня не идёт, я тоже не пишу.
– Как?! – изумляюсь я – Ты тоже пишешь?
– Ну да: жалобы в Москву, на этих сук…
Наконец, наш рабочий день подходит к концу. Я прощаюсь со всеми и ищу глазами Фаю. Её нигде нет. Тут я вспоминаю, что не вынес мусор. Выхожу на улицу и вдруг слышу:
– Кись-кись-кись!
– Фая! что ты тут делаешь?
– Да вот, кошечку хотела покормить. Давеча, тут ходила беременной… родила, наверное. Такая хорошенькая, ласковая, всё трётся и трётся… жалко. Третий день, как куда-то запропастилась. Прямо, не знаю – что думать… Может быть, мне её с котятками к себе взять, а? Всяко лучше, чем одной-то…
О рачительности и бережливости
Повара попадаются разные…
В суровых условиях сегодняшней жизни, когда каждая копеечка, что называется, на счету, иные из моих коллег проявляют такие чудеса «экономии и бережливости», что просто диву даёшься. Как, например, Роман, с которым мне однажды довелось поработать бок о бок в одном из многочисленных заведений северной столицы.
Ресторанное производство, как известно, дело непростое и довольно специфичное. Тут, рассчитать и всё предусмотреть практически невозможно. А потому, не сделаю никакого открытия, если сообщу читателю о том, что по окончании рабочего дня, остаётся немало невостребованной продукции. Часть которой, как правило, идёт в переработку с тем, чтобы на следующий день пропустить в первую очередь. Правда, наряду с вполне сохранившимся и доброкачественным продуктом, имеет место, когда добросовестный повар вынужден выбрасывать или списывать отдельные ингредиенты и полуфабрикаты, как не подлежащие повторной проработке. Но это, конечно-же, в идеале.
У Романа не пропадал ни один продукт: будь то, сваренный овощной суп с зелёным горошком, будь то вчерашнее картофельное пюре (в запеканку в самый раз!), а иногда и… откровенные остатки со стола посетителей.
И, несмотря на то, что по опыту работы (и по годам) он был значительно моложе меня, имел обыкновение, каждое своё действие подтверждать и пояснять словами. Вероятнее всего, лишь только затем, чтобы убедить прежде всего себя самого.
– Ай! – в ужасе хватался он за тарелку, вырывая её из моих рук. – Ну, куда ты скидываешь стручковую фасоль! Завтра я её пущу в оставшийся овощной суп, добавлю соуса «бешамель» и вот – уже готовый тебе «новый» суп-пюре!
Ругаться и что-то доказывать было бесполезно: во-первых, по статусу, мы были с ним на равных, а во-вторых – за день я так уставал, что никаких сил на разумные доводы просто не оставалось. Да они его всё равно бы не убедили. В этом я успел удостовериться с самого начала нашего сотрудничества.
– Эй-эй-эй! Что же ты делаешь, башка нерусская! – чуть не взвизгнул от возмущения Роман, перехватив у меня в следующий раз чашку с салатом из огурцов, лука и помидор, над которым кружилась хороводом стайка мелкой мошкары. – Я это завтра пущу в свежие щи!
– Но ведь там огурцы… – вяло попытался я что-то возразить.
– Ничего страшного: я проблендерю!
Наконец, апофеозом наших отношений явился следующий эпизод, после которого я подал заявление об уходе. Естественно, по собственному желанию.
Роман, под конец тяжёлого трудового дня раскинулся на диване, в предвкушении очередного футбольного матча, а я тем временем, занялся заготовками на следующий день. По телевизору шла набившую оскомину реклама про «Вы всё ещё кипятите? Тогда мы идём к вам!».
Я уже всё почти закончил, когда мой взгляд совершенно случайно упал на миску с засохшим и скрюченным беконом, вперемежку с остатками почерневшей варёной говядины и испорченным сервелатом. Один взгляд брошенный на эту миску, красноречивее всяких слов говорил, что нюхать её не стОит. Я уже привычным движением собрался было смахнуть её содержимое в мусорное ведро, как истошный вопль Романа заставил меня застыть словно памятник.
– Что ты делаешь, сумасшедший!!
Пару секунд спустя, я с изумлением осознаю, что «сумасшедший» относилось, оказывается, ко мне. Но в тот момент, я только хмуро уставлюсь на коллегу.