Записки питерского бухарца
Шрифт:
Приход Лёвы явился как никогда кстати: Серёге необходимо было сдать выручку.
– Побудь вместо меня немного? – умоляюще обратился он к другу. – Я мигом: туда и обратно.
– Какой разговор? Конечно, езжай! – быстро сориентировался Лева. Он уже успел где-то вмазать, и ему не хватало только добавить. Вот только с деньгами было туго…
Когда через полчаса хозяйка случайно нагрянула с проверкой, то она застала трогательную картину, достойную кисти великих передвижников.
За столом, уронив голову на собственные руки, вовсю храпел довольный Лева, смачно причмокивая губами и истекая живописной слюной. Сбоку от него, на столике стояла картонная табличка – такса за вход, на которой обычной шариковой ручкой была перечёркнута «единичка», а вместо неё старательно выведена «двойка». Чуть поодаль, в углу валялась пустая бутылка…
На следующий день Серёга был уволен.
Сан-Саныч
Сан-Саныч – пожилой закоренелый холостяк, родом из Украины – жил в соседнем доме, в обычной коммунальной квартире. Когда-то по молодости, он служил в морской авиации, кажется штурманом. Несмотря на свой заметно раздавшийся живот и относительно невысокий рост, это был, тем не менее, достаточно энергичный и живой мужичок, который с возрастом выйдя на пенсию, сохранил былую осанку, бодрость духа и оригинальное чувство юмора, присущее людям его профессии.
Сколько я его помню, он всегда выглядел одинаково: в своей старой, местами засаленной и слегка выцветшей форме, с неизменной фуражкой, на которой отчётливо выделялась характерная эмблема Морфлота. Правда, без крылышек, столь характерных для лётчиков. Как я догадаюсь чуть позже, этим самым, он не только отдавал дань уважения своему прошлому, но и, как бы, чувствовал себя уверенным в кругу женщин, которые, как правило, во все времена с особым уважением и пиететом относились к людям в военной форме.
Сейчас, когда его уже давно нет рядом, мне даже трудно припомнить – при каких обстоятельствах между нами завязались, если не дружба, то – достаточно тесные приятельские отношения. Пожалуй, всё началось с нашей случайной встречи в маленьком кафе на улице Декабристов, где я работал поваром. Следуя своей врождённой лености, я всегда старался находить работу поближе к дому, ну, а Сан Санычу претило, всякий раз готовить самому себе еду, и поскольку пенсия бывшего военного позволяла ему столоваться в недорогих заведениях общепита, то он частенько позволял себе такую роскошь.
Являясь родом из Полтавщины, хорошую пищу он любил и понимал в ней толк. А потому, на этом он старался не экономить. Хотя, в кое в чём другом, мог показаться если не прижимистым, то – рачительным и экономным. В частности, к женщинам он относился с определённым скептицизмом и я бы даже сказал, с устойчивой подозрительностью и недоверием, что так свойственно закоренелым холостякам: во всяком случае, чувствовалось, что жизнь его «покусала» не раз в этом отношении.
– Хм, «вертихвостка»! – решительно выносил он свой вердикт, проводив взглядом полным иронии и сарказма ту или иную женщину.
Тем не менее, с друзьями он мог быть щедрым и всячески выражал готовность помочь, если это, конечно, не шло в разрез с собственным благополучием.
Так, однажды, когда я в очередной раз остался без работы, именно Сан Саныч поможет мне устроиться старшим коком на теплоход «Мария», где капитаном служил его старый товарищ. Это была небольшая посудина, переоборудованная под плавучий ресторан, которая в зависимости от времени года, швартовалась то у Эрмитажа (зимой), то – напротив памятника Медному Всаднику (летом). И уже за одно это я ему буду признателен и благодарен.
– Сан Саныч, я теперь Ваш должник! – откровенно признаюсь я ему, когда вопрос о трудоустройстве решится положительно. – Как мне Вас отблагодарить?
– Да брось ты… – вяло махнёт рукой старый морской волк, и тут же, слегка сощурившись, промолвит, как бы между прочим – Вот, если ты, хотя бы изредка, согласился – увАжить старого моряка своим чудным пловом? Не переживай: все необходимые продукты – с меня.
Естественно, я мгновенно заверил своего пожилого друга, что буду только рад и сочту за честь, оказать ему такую услугу.
И в самом деле: на следующий день, я застану его на пороге своей квартире с авоськами, полными продуктов.
– А украинская «горилка» с перчиком, ждёт нас дома! – заверит Сан-Саныч и нетерпеливо шаркнет ножкой – Собирайся же, скорей!
Вместо растительного масла, хозяин предоставит мне топлёное сливочное, вместо баранины – внушительных размеров домашнюю курицу, а взамен казана, я застану овальную чугунную латку. И – как это ни покажется странным – «плов Сан-Саныча», я и по сию пору считаю одним из самых удачных и запоминаемых кулинарных шедевров, приготовленных когда-либо мною, что яркой картинкой запечатлеется в моей душе на всю оставшуюся жизнь.
По воскресным дням, мы традиционно посещали старинные «Фонарные» бани, принадлежавшие некогда М. С. Воронину. Этот состоятельный купец, являясь председателем Русского общества народного здравия, самым серьёзным образом был озабочен проблемой городской гигиены. И в 1871 году, под руководством архитектора Сюзора, будут воздвигнуты великолепные Воронинские бани, получившие своё название в народе, как «Фонарные». Граф даже получит за них Золотую медаль на Политехнической выставке в Вене. Ещё бы: все помещения были украшены мраморными статуями, настоящими пальмами и роскошными зеркалами. Кроме того, функционировало несколько мраморных бассейнов, с искусственным поддержанием необходимой температуры воды. Парильщики вызывались исключительно по звонку…
Однако, всё это осталось в дореволюционном прошлом. В наше время, всё выглядело намного скромнее и прозаичнее, если не сказать хуже – по-пролетарски: стены страшные и обшарпанные, полы склизкие, словно в соплях, шаек вечно не хватает, предбанник напоминает коммуналку, с тесными узкими шкафчиками. Единственным плюсом, ради которого, собственно, мы и ходили туда, это – парилка. Парилка была отменная!
Одно из посещений мне запомнилось особо.
К Сан Санычу, в гости из Украины приехали его давние друзья – Петро и Николай – с которыми моему соседу довелось некогда вместе служить.