Записки по утрам
Шрифт:
Мы ещё продолжали тянуть сети с рыбой на берег, как к нам подкатил катер со стоящим в полный рост тестем. Увидев нашу добычу, тесть покачал головой и сказал:
– Т-твою мать, надо было генерала слушать – не зря же он генералом-то стал!
Все так и покатились со смеху…
Прочёл в книге воспоминаний одного питерского теннисного деятеля немало занимательного. К примеру, своё перманентное одиночество объясняет тем, что у него слишком «завышенные требования к представительницам слабого пола».
Странно, подумалось мне. Умный человек обыкновенно
Жена Галя отводила в садик своих внучек шестилетнюю Аришу и четырёхлетнюю Вику. Раннее утро. Темно. Мороз. Дорога белая, укатанная, скользкая. Ариша говорит:
– Идём как по салу.
Вечером возвращаются. Дорога забрызгана песком.
Ариша замечает:
– Сало посыпали перцем.
В городе Лондоне с начала 90-х и по день своей трагической гибели в 2007-м жил бывший ленинградец Юра Уваров. Некогда он был профессиональным легкоатлетом, но потом увлёкся теннисом, да так, что в итоге стал известным и востребованным на берегах Темзы специалистом, работал в теннисном клубе в лондонском Regent’s Park.
Долгие годы мы были дружны. Всякий раз, бывая в Лондоне, я непременно встречался с Юрой, гостил у него дома, хорошо знаком с женой Таней, детьми. В 2004-м несколько дней я прожил в доме Юры Уварова. Помимо всего прочего Юра отличался редким гостеприимством, добротой и щедростью по отношению к соотечественникам.
Вот характерный случай. Во время нашей последней встречи в Лондоне он подарил мне фирменную куртку Adidas. Лёгкая, удобная, теплая, на редкость качественная. Это моя любимая одежда в течение поздней осени, зимы и ранней весны. Мало того, куртка оказалась уникальной. За все эти годы я ни разу не видел такой куртки на ком-нибудь в Питере.
Однажды, когда Юры уже не было, в теннисном клубе «Ладожский» я вместе с Сергеем Василевским проводил турнир «Петербургский мастер». Эти соревнования собирали всех сильнейших теннисистов с берегов Невы, включая Михаила Елгина, Ивана Неделько, Владимира Карусевича.
Помню, захожу с улицы в холл клубного здания, а навстречу идёт незнакомый мужчина и спрашивает без обиняков: «Эту куртку, случайно, не Юра Уваров вам подарил?» – «Да, эту куртку мне подарил Юра Уваров, но отнюдь не случайно», – отвечаю.
Мужчина заулыбался. И тут выясняется, что точно такую же куртку он получил в подарок от Юры Уварова, когда навестил его в Лондоне прошлым летом.
Общаясь с Юрой, я хорошо знал, что со дня его появления на берегах Темзы он так и не побывал дома, в Питере. Для меня это было странным. Я говорил ему, что за эти годы Питер и вся наша жизнь изменились самым необыкновенным образом. Он глазам своим не поверит, глядя на перемены. При этом Юра отвечал, что да, конечно же, он в курсе всех перемен, что это очень любопытно. И умело сворачивал разговор на другую тему. Но однажды я, похоже, его «достал», спросив чуть ли не в лоб, почему он не хочет побывать на родине. Юра, глянув на меня, как на ребёнка в возрасте «почемучки», произнёс фразу, которая до сих пор звучит у меня в ушах:
– Знаешь, старик, за пятнадцать лет жизни в Лондоне мне ни разу никто не нахамил…
Мой отец, Фёдор Киприянович Шориков, был стопроцентным русским человеком. Родился в многодетной семье, в деревне Кочёвка Екатеринбургской губернии, ещё до Октябрьской революции. Его прямые предки – участники пугачёвского бунта, чему есть документальные свидетельства в книге «Города феодальной России» (Издательство «Наука», Москва, 1966).
Его мать Дарья Ивановна (в девичестве Мурзина) рожала семнадцать раз. Не все дети выжили, но девятерых удалось, что называется, поднять на ноги.
В четырнадцать лет отец в буквальном смысле босиком отправился в город Пермь, где сначала окончил педагогический техникум, а затем и педагогический вуз. На фронт Великой Отечественной ушёл добровольцем. Гнил в болотах «тихого» Карельского фронта. Вместе с родной дивизией освобождал Украину, Польшу, прошёл Германию, Австрию, Данию и остановился на острове Борнхольм – именно там некогда мучился сакраментальным вопросом «Быть или не быть?» датский принц Гамлет. Затем до сорок восьмого года служил в немецком городе Эйхенау, занимался идеологической работой с немецкими гражданами, поскольку имел к этому делу природный талант, да ещё и свободно владел немецким языком.
Всю жизнь отец страстно любил литературу, но судьба сложилась так, что долгие годы он трудился на ниве партийной работы, затем ещё более долгие годы преподавал марксистско-ленинскую философию в одном из престижных свердловских вузов.
Отец никогда и ни от кого не скрывал, что по убеждениям он – сталинист. Всех деятелей, что стояли во главе СССР после Иосифа Виссарионовича Сталина, считал «перерожденцами», «ренегатами», «маразматиками», а то и просто «мудаками».
При этом у отца была характерная особенность – терпеть не мог, когда в стране разворачивалась очередная кампания по поводу того, что едва ли не все наши главные беды и несчастья происходят потому, что страна находится в «окружении врагов». И обычно критиковал такое «оправдание» с особенным сарказмом.
Однажды я спросил отца в лоб: почему он так думает? Ответ привожу дословный:
– Сынок, нам, русским людям, не хватает мужества подойти к зеркалу, глянуть на себя и сказать: да мы сами ГОВНО!..
Отец с самого детства внушал нам, трём своим сыновьям: «Ребята, постоянно РАБОТАЙТЕ НАД СОБОЙ!»
Очень долго толком не понимал, о чём это. Когда понял, дела пошли резко в гору.
Наиболее часто употребляемая характеристика отца, адресованная ко всем трём сыновьям, когда они были маленькими, – «безвольные».
До сих пор в ушах звучит интонация (презрительно-насмешливая), с которой он произносил это слово.
Прошло много лет, пока лично я не пришёл к выводу, что воля есть базовое психологическое свойство человеческой личности. Что-то вроде фундамента. Можно обладать самыми великими талантами, самыми выдающимися человеческими качествами, но без наличия воли всё это ничем хорошим не заканчивается по определению.
«Воля и характер определяют судьбу», – ещё одна фраза отца, что постоянно звучит у меня в ушах.