Записки по утрам
Шрифт:
Педагоги, которые нас учили, были как на подбор. Не буду называть имён, чтобы кого-нибудь не забыть и не обидеть, скажу только, что практически все они были выдающимися специалистами в своей области. Неслучайно в те времена Свердловск был центром подготовки советских олимпийцев по зимним видам спорта.
Да и студенты тоже не отставали от своих наставников. Вот я учился в одной группе с Галей Шалимовой. Будучи студенткой очного отделения, она была старшим тренером женской баскетбольной команды мастеров «Уралмаш», стала заслуженным тренером СССР. Мои лучшие институтские друзья – заслуженный тренер СССР Валерий Юрьев, один из самых близких соратников великого волейбольного тренера Николая
Марксистско-ленинскую философию на третьем курсе преподавал моложавый круглолицый мужчина с роскошной шевелюрой вьющихся крупными кольцами волос, с задорным блеском в глазах и явным комсомольским прошлым. Не помню точно, как его звали, но очень хорошо помню, что он был кандидатом философских наук, о чём мы узнали на первой же лекции.
Не знаю, искренне или нет, но всем своим видом, всем своим преподавательским азартом Философ (так мы его прозвали) демонстрировал исключительную преданность и веру в то, что он с таким старанием пытался донести до нашего ума и сознания. Получалось, правда, чего там скрывать, не очень. Всё-таки студенты-спортсмены в большинстве своём не очень-то расположены к философии, да ещё и марксистско-ленинской. Хотя, повторяю, Философ старался на явную пятёрку с плюсом.
На одном из семинарских занятий Философ с каким-то особенным вдохновением поведал аудитории, что человек от природы не обладает и не может обладать ЧУВСТВОМ ПРЕКРАСНОГО. Что чувство прекрасного можно только воспитать, в том числе и на занятиях философией.
Я, сидя на первой парте, огляделся по сторонам и понял, что, похоже, кроме меня, никто преподавателя особенно не слушает и вникать в суть проблемы не собирается. Это или не это повлияло на меня, но я решил оживить обстановку. Поднимаю руку, получаю разрешение и замечаю во всеуслышание:
– Хотите сказать, что если человек в силу каких-то жизненных обстоятельств не получил абсолютно никакого воспитания, то он не сможет отличить прекрасное от безобразного?
– Да, студент Шориков, вы поняли меня правильно! – отвечает преподаватель с улыбкой и очень бодро.
– Тогда представим, что я Маугли, – продолжаю я. – Мне лет семнадцать. Переживаю состояние гиперсексуальности. Иду по джунглям, а мне навстречу две «девушки» – Брижит Бардо [1] и Баба-яга. И что самое интересное – обе страстно хотят, чтобы я затащил одну из них в кусты. Так что, по-вашему, мне будет всё равно, на какой из этих «девушек» остановить выбор?
1
Брижит Бардо. Французская кинозвезда. В восемнадцать лет снялась в суперхите конца 50-х годов прошлого века «И Бог создал женщину» Вадима Роже. С тех пор на протяжении многих лет была самой обаятельной, сексуальной и популярной женщиной своего времени, ничуть не уступая Мэрилин Монро. Лично я уверен, что Брижит Бардо – одна из самых прекрасных женщин за всю человеческую историю.
Тут мои одногруппники шумно оживились. Кто-то перестал играть в «морской бой», кто-то – в «слова» или «крестики-нолики», кто-то перестал читать модного тогда Сименона, а кто-то вообще проснулся. И все тут же уставились на Философа.
– М-да… – вырвалось у него. Таким задумчивым я его ещё не видел. Мне даже показалось, что он, может быть, впервые в жизни не на шутку засомневался в правоте своей любимой марксистско-ленинской философии. – Даже не знаю, что и сказать. Мне надо подумать…
И тут, к общему удовольствию, истекает время семинарского занятия.
Больше к этой теме на занятиях философией мы не возвращались. Так что я до сих пор тешу себя надеждой, что наш преподаватель философии думает на тему «чувства прекрасного» по сию пору. Если, конечно, он в добром здравии.
Москва. Зима 72-го. Студия звукозаписи Государственного симфонического оркестра кинематографии. Оркестр под руководством Эмина Левоновича Хачатуряна (племянника великого советского композитора Арама Ильича Хачатуряна) записывает музыку к нашим «Приваловским миллионам».
На записи присутствуют режиссёр фильма Ярополк Лапшин, композитор фильма Юрий Левитин, сценарист фильма Игорь Болгарин. Присутствую и я. Будучи одним из заместителей директора фильма, организовывал эту самую запись.
В тот день мы должны были сделать запись оригинальной цыганской музыки, написанной композитором Юрием Левитиным. Поскольку я всегда был человеком далёким от профессиональной музыки, то по ходу репетиции то и дело ловил себя на том, что наблюдаю происходящее с разинутым ртом и округлёнными глазами. Вот дирижёр делает музыкантам характерную отмашку палочкой, и в павильоне всё разом стихает. И тут звучит раздражённый голос Эмина Левоновича, обращённый к одному из более сотни музыкантов, рассаженных амфитеатром. Не ручаюсь за дословное воспроизведение, но что-то вроде: «Лев Моисеевич, голубчик, от вашей фальшивой си-бемоль второй октавы у меня рвотный рефлекс срабатывает…»
Помню, я тогда весьма удивился и поразился одновременно, что дирижёр слышит в оркестре отдельные ноты.
Чуть позже дирижёр вновь останавливает оркестр и уже другим, буквально умоляющим голосом произносит: «Товарищи евреи, да представьте же себе, что вы – цыгане!»
И что самое интересное – представили! И заиграли так, как ещё не играли до. Иными словами, заиграли с душой, с темпераментом, со страстью.
В перерыве дирижёр зашёл в помещение, где находились мы, и спросил:
– И как?..
Тут неожиданно открывает рот сценарист Болгарин. Это было резкое, нелицеприятное мнение о прослушанной музыке возмущённого и крайне озабоченного человека. При этом с его оттопыренной нижней губы то и дело слетали брызги. Если одной фразой, то мнение сценариста выглядело так: мол, это никакая не цыганская музыка, а хрен знает что.
Лично меня при этом поразила не столько бестактность сценариста (Юрий Левитин стоял рядом), сколько абсолютно спокойное выражение лица композитора. Точно он и не слышал обидных для себя слов. Точно он думал о чём-то совсем постороннем. Примерно так же выглядел и дирижёр. А вот Ярополк Лапшин попытался что-то сказать в защиту композитора, но его слова прозвучали как-то не очень внятно и убедительно.
Запись оригинальной цыганской музыки между тем продолжилась. И тут в павильоне появляется Соня Тимофеева, настоящая цыганка, певица, танцовщица, актриса театра «Ромэн». В те времена Соня была едва ли не лучшей исполнительницей цыганских песен и романсов в пределах Союза. Одно её исполнение романса «Не вечерняя» в фильме «Живой труп» чего стоило. В «Приваловских миллионах» Соня снималась в эпизоде. Понятно, что режиссёр пригласил на запись цыганку и певицу отнюдь не случайно.
Соня, прослушав записываемую музыку в павильоне, буквально ворвалась в наше помещение, тут же бросилась на шею композитора со словами: «Боже, какая прекрасная цыганская музыка! Юрочка, поздравляю!..» – и начала печатать порозовевшие щёки смущённого Юрия Левитина искренними и сочными поцелуями.