Записки практикующей ведьмы
Шрифт:
Прошла примерно неделя. Звонит мне некий товарищ из прокуратуры и настаивает на том, чтобы поговорить со мной лично. Я спрашиваю:
– А на какую тему?
Он говорит:
– А вы знаете такого человека? – И называет имя и фамилию Димы.
– Знаю.
– А когда вы его в последний раз видели?
– В мае, он менял у меня масло в машине (а дело, о котором идёт речь, происходило в июле). С тех пор его не видела и с ним не созванивалась.
И тут он говорит:
– Ну вы же вроде рассказали, что всё видели…
Я ему:
– Значит так. Мы с вами люди взрослые и серьёзные. Всё, что я тогда сказала, – недоказуемо. Магии не существует ни для науки, ни, тем более, для милиции и прокуратуры. А я
Товарищ из прокуратуры отказался от такой частной беседы, на что я сказала, что меня пусть вызывают повесткой и я слово в слово повторю то, что уже сказала ему, раз уж у него не хватает мозгов наладить правильное общение с ведьмой. На этом мы и расстались.
Честно говоря, у меня не было ощущения, что Диму когда-нибудь найдут. Но я, понимая, что бывает в жизни всякое, постаралась сделать всё, чтобы его нашли и похоронили по-человечески. Так получилось, что моя хорошая подруга работает директором одного из моргов Московской области в том же районе, где пропал Дима. Если бы тело нашли, то привезли бы к ним на вскрытие и опознание. Я взяла у Паши фотографию Димы и положила под стекло на директорском столе моей подруги. Сказала ей и патологоанатому:
– Слушайте, девчонки, если вдруг когда-нибудь всплывёт труп этого человека, вот телефончик на обороте фотографии. Позвоните его жене, чтобы она смогла его забрать и похоронить.
Через какое-то время я встретилась у этой подруги с одним интересным человеком. Как оказалось впоследствии, из областных правоохранительных органов. Из убойного отдела или из розыска, я в этом не очень разбираюсь. Это произошло случайно, он, в силу своей профессии, периодически навещал мою подругу, вдруг всплывёт какой-нибудь труп, находящийся в его разработке. И тут он увидел фотографию Димы, которую я оставила на всякий случай, и оказалось, что ему было передано это дело. У него была такая же фотография. Попросил подругу устроить нам встречу, как только я у неё появлюсь. Она, поставив меня в известность и получив моё согласие, пообещала ему позвонить, как только я к ней соберусь по своим делам. Увидев меня, этот парень сразу же встрепенулся и выразил живейшее желание со мной пообщаться. Откуда я знаю человека на фото, которого он ищет? В отличие от своего столичного коллеги, он оказался человеком разумным и адекватным. Был молод и, видимо, ещё не успел устать от службы и потерять всякое желание копать бесперспективные дела. Согласился выслушать моё видение ситуации, что называется, не для протокола. Я пересказала ему эту историю, вижу, глазёнки у него загорелись.
Спрашивает:
– А можете труп найти?
Отвечаю:
– Нет, ребята, это без меня.
Он:
– Понимаете, мы всё знаем. Знаем и про эту машину, и про людей этих, но взять их не можем. Во-первых, нет трупа, не с чем прицепиться. А во-вторых, там с другими доказательствами дело плохо. Не за что нам их пока брать.
Спрашиваю:
– А не было, случайно, такого, чтобы они засветились в связи с кражей автомашины?
– Было, говорит. Это цыгане. Мы знаем, что они занимаются подобными делами, но пока взять их не можем. Знание к делу не подошьёшь. Нужны улики и доказательства. Поэтому и обращаюсь к вам за помощью.
– Всё, что я знала, я вам сказала. А искать на местности труп… Увольте. Извините, нет.
Диму так и не нашли.
Вот такая первая история. Но ее я пережила относительно легко. Когда я СМОТРЕЛА, пытаясь узнать судьбу пропавшего Димы, я воспринимала все как бы изнутри этого человека. И я точно знаю, что Дима не боялся, не чувствовал опасности. И не мучился.
Теперь вторая история.
Гораздо более страшная лично для меня. Морально мне было очень тяжело общаться с родственниками. Почему-то родные часто хотят знать подробности, какими кровавыми они ни были бы. Я не понимаю, откуда такое желание.
Пришла ко мне пожилая пара лет пятидесяти. Сказали, что у них пропал сын. Положили передо мной фотографию молодого человека. Сказали, что занимался бизнесом – что-то перевозил, а однажды поехал и не вернулся. Напоминаю, что речь идёт о 90-х, такое тогда происходило нередко.
Поиски ничего не дали. Не нашли ни его, ни машину. Родители попросили меня посмотреть. Я взяла фотографию, подержала её в руках и в этот момент как будто провалилась сквозь фото. Почувствовала себя стоявшей в каком-то сыром помещении. Вокруг меня были люди. Причём настроенные очень агрессивно. И человек, которого я смотрела, в это момент понимал, что его сейчас убьют. Он был в жутком состоянии: всё понимал, более того, ЗНАЛ.
Он ждал своей смерти. Это было очень страшно. Потом выстрел. Но этого выстрела он не слышал. Я очень хорошо помню его рубашку в синюю и белую клетку. И помню, как по ней расползалось пятно крови. Стреляли в сердце, довольно профессионально. Те мгновения, которые я смотрела, были пропитаны чувством страха. Звериного страха. Я прочувствовала именно последние мгновения его жизни. Ни что было до выстрела, ни после, я не смотрела, поэтому ничего сказать не могла. И вот сижу я в этом жутком состоянии, а родители просят подробностей. Помню, что закрыла фотографию и сказала:
– Всё, я больше не буду смотреть.
И для себя поняла, что больше никогда, ни за какие деньги не буду смотреть такие вещи. Потому что-то чувство звериного страха, переживание, что тебя убивают и ты это понимаешь, слишком сильно на меня подействовало. Это на самом деле очень страшно. Ужасно. После этого я стала держаться подальше от таких дел. Мне гораздо проще менять судьбу, чем её предсказывать или смотреть события, которые происходили в прошлом человека.
Лихие 90-е. Две истории о предательстве и прощении
Конечно, мы в этой книге затронем и практику, но все эти истории я рассказываю не просто так. Они, помимо того что интересны сами по себе, показывают насколько от вас, вашего настроя может зависеть то, что вы делаете.
Когда-то в нашей стране существовал институт семьи, была мораль. Впрочем, реализовывалась она порой достаточно своеобразно. Я помню старые, ещё советские времена, когда были парткомы и комитеты ВЛКСМ. И если случалось так, что мальчик жил с девочкой, но штампа в паспорте у них не было, то родители девочки, а иногда и сама девочка могли написать заявление на мальчика в партком или комитет комсомола. В итоге мальчик делал предложение прямо на заседании, иногда в красивой и торжественной обстановке, при всей честной компании, обещал любить девочку, пока смерть их не разлучит, в результате сохраняя все те дивиденды, которые давала система. Если же мальчик говорил «нет», то ему очень быстро объясняли ценность комсомольского или партийного билета для карьеры. Стоило только положить такой билет на стол, как о нормальной работе можно было бы забыть. Или по крайней мере не рассчитывать на какие-то повышения или продвижения по службе. В определённом смысле тогда было проще. Женатых, кстати, при попытке развода ждала похожая процедура.