Записки prostitutki Ket
Шрифт:
Я подмахиваю подмышечкой, дядя прется страшно, слегка мычит и, наконец, с тоненьким стоном кончает.
– Заинька, ну я пойду? – говорит он мне на прощание.
Целует меня в шеечку и уходит.
Он вернется. Куда ж он без «вподмышечки»…
Эдип
Он не понравился мне сразу.
Среднего роста, с потрясающей фигурой, очень красивый, светловолосый, кареглазый, с тонкими губами и отточенными, как под резец, чертами лица, но так бывает: смотришь на человека и ловишь себя на том, что от странной, почти интуитивной
Но он не делал ничего такого, за что можно было бы сразу отказаться от него как от клиента. И я списала это чувство на собственные нервы.
Удовлетворенно скользнул по мне взглядом, сказал: «Похожа», улыбнулся шикарной улыбкой признанного соблазнителя – мне, и совершенно безразлично посмотрел на маячащего за моей спиной Сережу.
Похоже, он привык к таким вещам.
– Охрана? – спросил он меня, улыбаясь. – Сама боишься, или все-таки салон?
– Такая жизнь, – неопределенно хихикнула я, – милый, рассчитайся с мальчиком, он уйдет, я останусь.
Каюсь, не всегда, но часто, когда я езжу к клиенту, я прошу Сережу подняться со мной. Сережа, мой таксист, крупный мужик, проверенный человек, за небольшую благодарность изображает эскорт девочки по вызову. Так безопаснее.
Деньги он привезет мне позже или наутро, если меня берут на ночь.
Клиенты иногда пугаются такого бесплатного приложения, но я не люблю выезды, а жизнь такова, что приходится рисковать.
Этот рассчитался сразу, без лишних вопросов. Сережа взял деньги, под безразличным взглядом хозяина квартиры для проформы заглянул в комнату, ванную и кухню и ушел.
– Ну заходи, Кээтрин, – чуть растягивая звуки, сказал мне кареглазый. И представился:
– Ник.
– Никита? – я заставила себя улыбнуться и потянулась к ремешку босоножки.
– Просто Ник, – уточнил он, – не снимай обувь, мне нравятся ножки на шпильках.
И проводил меня в комнату. У нас было два часа.
Я села на кровать.
– Знаешь место, – ухмыльнулся он, и мне почему-то стало не по себе. – Пьешь?
И, не дожидаясь ответа, открыл шампанское из бара. Разлил по бокалам.
– Давай за вас, прекрасных… Девочек… – он посмотрел на меня изучающе, и мы чокнулись.
– Нравится? – спросил он меня вдруг и обвел глазами комнату.
– Интересная, – покривила душой я.
Комната была мрачновата (сине-серо-черные обои с четкими вертикальными линиями), хайтэковская стенка с плазмой по одну сторону, кровать с кованой спинкой – по другую, столик и пара бескаркасных кресел-пуфов.
И полное отсутствие штор на огромных, во всю стену, окнах.
Комната была очень мужской.
Комната была какой-то совершенно холодной и нежилой.
– Мне нравится, – безразлично сказал он вдруг и налил снова, – я делал ее так, как сам хотел (он выделил это «сам»).
На секунду задумался, пробежался взглядом по моим ногам и сказал совершенно ровно:
– Сними трусики.
Я встала, скользнула руками сбоку по бедрам, приподнимая юбку, подцепила пальцами тонкие ниточки, повела руки с трусиками вниз.
– Стой, – сказал он резко, – медленно.
Я подчинилась. По спине пробежал легкий холодок.
– Смотри мне в глаза, – так же ровно продолжил он, холодно-оценивающе разглядывая меня.
Я стояла. Он, расставив и вытянув ноги, сидел в кресле напротив, с бокалом в руке. Я смотрела ему в глаза и очень медленно стягивала с себя черные стринги.
– Садись, – улыбнулся он и долил в бокалы.
Я ни на секунду не упускала их из виду.
– Красивая, – он отпил, – я даже не знаю, зачем я тебя позвал, – сказал он вдруг, больше себе, чем мне, – у меня нет проблем с тем, чтоб найти себе женщину.
И мне почему-то стало страшно. Невозможно объяснить почему, но это вязкое чувство было. Я еле смогла выдавить из себя дежурную улыбку. Я молчала и не понимала, что говорить.
Он сам начал:
– Ты знаешь, я сюда обычных женщин не зову, – отпил и продолжил, – с вами так просто, вы ведетесь на всякую дрянь.
Я поняла вдруг, он говорит не про нас, таких, как я, а вообще, про всех женщин.
– Ты же тоже женщина, надеешься, что тебя какой-то клиент замуж возьмет, да, Кээтрин? – спросил он вдруг, так же растягивая это «Кээтрин».
Ухмыльнулся:
– Чего ты молчишь, разговаривай со мной.
– Не надеюсь, – выдавила я.
Я сказала то, чего он, кажется, ждал.
– Правильно, – холодно одобрил он, – а они, нормальные, все надеются, что я с ними буду. Надолго. Идиотки!
– Кто они? – мне не хотелось ему отвечать, но разговор надо было поддерживать.
Он, кажется, и не заметил вопроса.
– Знаешь, Кэтрин, как легко влюбить в себя бабу? Очень просто. Вас можно брать где угодно и как угодно. Надо только знать. Вы, женщины, думаете, что вы суки, но вас можно брать. Почему ты не пьешь?
У меня вдруг возникло ощущение, что он на какую-то минуту забыл обо мне и вот вспомнил.
– Пью, – безразлично сказала я.
– Майку сними. Медленно. Что там у тебя под ней? И это тоже, – он показал пальцем на лифчик.
Я подумала, что уходить поздно. Я не смогу вот так встать, вызвонить Сережу, чтобы он привез обратно деньги, и ждать его в этой квартире. Я была уверена – он не даст мне это сделать.
Я сняла.
– Нормально, – снисходительно сказал он, – ты знаешь, как они потом мне звонят? А я просто не беру трубку. А когда мне надоедает, я заношу ее в черный список. Все, она меня никогда не найдет. Здесь не было ни одной. Вы идиотки, вы думаете, что вы мне нужны. А я вас просто е*у. Последняя, знаешь, какая хорошенькая была? Она влюбилась уже на второй встрече, я сразу это понимаю, когда вы влюбляетесь. А я ее только на пятой трахнул, тянул, смотрел. Знаешь, как интересно смотреть, как баба в тряпку превращается? Смотрит, влюбленная, думает, что я с ней насовсем… Я с ней был очень нежным, представляешь? – он выдавил смешок. – Цветы, номер, романтично так (странный передразнивающий голос), поцеловал наутро, отвез и всее… И пропал Ник (он заговорил о себе в третьем лице).