Записки психопата
Шрифт:
Что уж там наполеоновский насморк!
17 июня
Удивительный человек. Бездарь. Гений. Оригинал. Слишком мрачный человек. Самый веселый из всех людей. Поэт. Чудак. Скрытный человек. Лодырь. Слишком длинноязыкий. Обломов. Страшно трудолюбивый. Самый непонятный человек. Хулиган. Тихоня. Политический преступник. Книжный червь. Анархист. Идиот. Философ. Пьяница. Младенец. Дубина. Студент прохладной жизни. Человек, который не смеется. Вертопрах. Весельчак. Сволочь. Душа-человек.
25 июня
Валерий Савельев — со всеми существующими жанрами танцевальной музыки.
Лидия Ворошнина — с «Половецким хором» Бородина.
Владимир Муравьев — с «Поэмой экстаза» Скрябина.
Владимир Бридкин — с куплетами и серенадой Мефистофеля.
Ниния Ерофеева — с «Цыганской песней» Верстовского.
Антонина Музыкантова — с Равелем и 1-ой частью 1-ой симфонии Калинникова.
Тамария Ерофеева — с романсом Листа «Как дух Лауры…» и пр.
Борис Ерофеев — популярные советские песни.
Александра Мартынова — «Интермеццо» Чайковского.
Все остальные — с песенками Лоубаловой.
Июль
Я начинаю злиться.
— Господа, разве ж вы не видите, что он больной?
— Вы, молодой человек, не вмешивайтесь.
— Ах, господа, я вмешиваюсь не потому, что мне доставляет удовольствие с вами разговаривать.
— Ну, так и…
— И все-таки мне бы очень хотелось, чтобы вы оставили его в покое и удалились.
Они пожимают плечами: странный человек… он сам напрашивается…
— А все-таки интересно, где же это вы научились такому обращению?
— Не знаю… По крайней мере, меня интересует другое — чем этот бедный Юрик заслужил такую немилость?
— Все очень просто, молодой человек, — он целый год не плотит за комнату, а мы не имеем права держать в общежитии таких, которые по целому году не плотят!
— Все это очень хорошо, господа, но вы поймите, что этому человеку платить совершенно нечем.
— Нас это не касается, мы предупреждали его полгода, но он все-таки никак не хочет…
— Как то есть — «предупреждали»? Сколько бы вы его ни предупреждали, от этого работоспособность к нему не вернулась. Поймите, что он болен, и бюллетень ему не оплачивают, потому что до болезни он проработал меньше года. Он уже целый год питается только черным хлебом, а вы не забывайте, что этот мальчик — туберкулезный больной, которому строго наказано соблюдать диэту.
Они смеются… они не желают меня понимать… Взгляды их выражают снисхождение к моей глупости.
— Родные у него есть, они ему помогают, значит, и уплатить могут…
— У него всего-навсего один брат…
— Но ведь он ему помогает…
— Он высылает ему по сотне в месяц, он сам получает 600 рублей и на них содержит семью…
— Молодой человек, вы, наверно, думаете, что мы сюда пришли разводить с вами философию… В ваших вон этих книжках, может, написано, что это и плохо… а надо видеть не только книжки, но и понимать… А то вы здесь, наверно, и капитализм скоро будете защищать…
— Милые люди, я не собираюсь защищать капитализм, речь идет всего-навсего о защите Юрика, а он так же далек от капитализма, как вы, извиняюсь, от гениальности…
Они снова не понимают меня и смотрят на меня вопросительно-весело… Они ужасно любят шутов, им нравится, когда их развлекают… А то ведь жизнь вещь скучная… работа в бухгалтерии… жена, дети… сливочное масло… зевота… А тут — есть над чем посмеяться, блеснуть былой образованностью…
— Вы, молодой человек, никогда не интересовались, как я вижу, постановлением Московского Совета…
— Совершенно верно, я не интересуюсь ни постановлениями Московского Совета, ни женскими календарями, ни…
— Вот тогда бы вы поняли, наверно, что ваша философия совсем здесь не у места. Савостьянов, одевайтесь и собирайте свои вещи…
— Юрик, лежи спокойно…
Вспоминается Абрамов… Сейфутдинов наклоняется к ногам его и подбирает свои рукавицы… на лице его — жалкая улыбочка, словно бы ему и улыбаться стыдно… Абрамов пододвигает ему рукавицы ногой… Ему очень хорошо… Он испытывает физическое наслаждение, близкое к половому… еще бы только ударить ножкой по сейфутдиновской физиономии…
Юрик встает, силится сдержать слезы… Он совершенно неграмотный… он улыбается…
— Ну-с, господа, теперь я уверен, что вот этот графин «встанет на защиту человеческой гуманности».
— Как вы сказали?..
— Я ничего не сказал, у меня просто есть желание наглядно, так сказать, продемонстрировать достижения нашей стекольной промышленности.
В дверях негодует толпа… Старушки вздыхают: «Куда ж он пойдет…», «Больной же…», тупая молодежь смотрит на меня весело… они, как и конторские служащие, любят разнообразие… А то ведь, опять же, — скучно…
— Вам вредно пить, молодой человек, и рассуждать вам рано еще… а то ведь мы с вами и без милиции справимся…
— Даже?
— Представьте себе. Вы думаете, что, если мы работники умственного труда, так у нас нет и кулаков…
— Да, но ведь кулаки есть не только у работников, с позволения сказать, умственного труда…
— Значит, вы хотите с нами драться… так, что ли?..
— Не знаю… мне почему-то кажется, что хочет драться тот, кто первый напоминает о существовании своих кулаков…