Записки репортера
Шрифт:
Но не обязательно же преклоняться перед Западом и вставать перед ним в неприличную позу подчинения. У нас полно своих прекрасных примеров. Когда Блок женился на дочке великого Менделеева, она вправе была ожидать неземных восторгов – после всех этих воспетых Прекрасных незнакомок, по горло полных эротической энергии. Но не тут-то было! Жених свою невесту даже пальцем не тронул. Она возмутилась, он вправе был ответить, что обещание держит. Пел про чистую неземную любовь – так вот она. А для прочего поэт ходил к проституткам. Это так, на заметку современным читательницам, которые, не подумавши, ностальгируют по временам рыцарей. От рыцарей легко можно было наслушаться однообразных песен на плохую музыку, но самые смачные жизненные соки эти трубадуры отдавали хорошо еще если служанкам, а не пажам и оруженосцам. Естество свое берет. Так что и прекрасные дамы, отдав дань моде и позанимавшись платонической
Да бывает ли в таком деле мода? А то! Вспомните хотя бы свой детский сад. Редко у кого в те невинные годы были взрослые потребности, однако ж вдруг некий юный хам начинал заниматься «глупостями» с какой-нибудь жгучей брюнеткой из средней группы. И вот пожалуйте – всплеск моды! И вдруг весь детсад понимает, что это очень немодно – быть асексуальным. Начинаются пронзительные взгляды, ревность, слезы, дуэли и прочие прелести и перегибы, свойственные экстремальной моде… Это что касается детсада; про школу я даже и не начну говорить, поскольку в этой теме вообще можно завязнуть по самые… ну, вам по пояс будет, как говорилось в бессмертном фильме.
В этой моде бывает не только смена генеральной линии – гордиться ли сексом или, считая его пороком, предаваться ему тайно (тут, кстати, еще надо разобраться, что лучше; возможно, хороша как раз эта амплитуда!), но и колебания вокруг деталей, тонкостей. Один фасон секса может быть более модным, чем какой-то другой! Я лично знаком с людьми, которые, на моих глазах проведя полночи в затейливом Doll’s, напившись там абсента, закусив его суши, наобщавшись вдоволь с тонкими девицами а la modelle и подтвердив свою репутацию безупречных отмороженных модников, после делают прямо противоположное. А именно берут тайком сисястых простодушных хохлушек и принимаются теми обладать без всяких танцев вокруг чужого длинного и холодного шеста. Очень важно тут отметить, что и аксессуары этого секса иные. Тут вместо чешского абсента – простая водка, вместо суши из мороженой рыбы – контраст белого холодного, как бы совершенно девственного сала с горячим, с перцем, ярким борщом.
Я вам еще скажу, что тут в вопросе моды на секс самое страшное. Вот что: когда мужская мода не совпадает с женской по фазе. У одних в моду вошло, у других – вышло. Это ужасно: яблоко разрезается пополам, но две его половинки, вместо того чтоб ловко и мокро скользить друг по другу, насмерть засыхают порознь…
Жизнь на понту
Спроси кого, всякий ответит, что словечко «понты» пришло чисто из фени. Там понт на понту и понтом погоняет. Ну сам по себе «понт» – это в переводе с фени всего лишь «выгода». Но «понт гнать» или «бить» – уже ближе к вольному, незоновскому значению слова: «набивать себе цену». «Понтить», «понтовать» – «важничать»… Все вроде так. Но с другой стороны – буквально – и в английском есть нечто страшно похожее. Их слово pontificate означает дословно то же самое, что наше «гнать понты». А происхождение слова простое: это от слова pontific, то бишь «папа»; человек, который гонит понты, как бы надувает щеки сильней, чем папа при чтении собственной буллы, преувеличивает свою значимость. Папа, похоже, самый крутой понтярщик: я, говорит, непогрешим, и с этим все его дружки соглашаются…
Как говорил другой очень крупный понтогонщик – он, может, после папы на втором месте по замаху – старик Энди Уорхол, ныне покойный, «если вы хотите повесить в гостиной картину за 200 тысяч у.е., так развесьте на стене сразу уж бабки. И все сразу их увидят, и поймут, что вы хотели сказать». Это пример понта очень несложного, доходчивого, незатейливого. Как все, что создал Энди Уорхол, который, гоня понты, выдавал свои простенькие поделки за высокое и, что самое важное, дорогостоящее искусство.
Какие мы поступки совершаем, что делаем напоказ, а что для себя, – это ж не только от того зависит, хороши мы или плохи, но и от того, какая эпоха на дворе. Понты, сам их размах, направление и характер – это все может резко измениться по всей стране в считанные месяцы. Взять Березовского Бориса Абрамыча. (Кто знает, может, он достоин по своим понтам взять третье место в нашем рейтинге истинных художников понта.) Его однокашники мне рассказывали, что еще в студентах бывший олигарх всех уверял, что непременно возьмет Нобеля. А что – выше понтов для ученого ведь не бывает! Но как только в стране начался капитализм, ученый Березовский почувствовал перемену настроений, присмотрелся к новым ценностям – и заявил: «Я сделаю миллиард долларов». Это было
Что за этим стоит? Поди знай… Но однажды мне случилось провести с Борис Абрамычем длительную беседу. К моему удивлению, олигарх, на тот момент великий и могучий, не произвел на меня впечатление человека, который радуется жизни. При всех его ресурсах и возможностях! К чему тогда все эти виллы, пароходы, личные газеты и персональные телеканалы, и жены одна моложе и симпатичнее другой? Чтоб хоть посторонние думали, что человеку нравится его жизнь, что она ему в радость, потому что он взял себе самое лучшее и дорогостоящее в этом мире? Видно, так надо…
Тема всемирно-исторического значения понтов чрезвычайно важна. Понты дороже денег – эта формула описывает губительный процесс, когда жертвуют прагматизмом ради просто-таки дешевых понтов… Оглянемся на наше прошлое! Вот белые офицеры на юге выясняют отношения с казаками, которые свой Дон любят больше, чем всю прочую единую и неделимую. А в это время красные берут город за городом… Вот Добровольческая армия отказывается от немецких вагонов – как можно, они ж немецкие, – в которых можно добраться до Москвы, взять ее и… (А Владимир Ильич немецким вагоном не побрезговал.) Деникин самовольно устремляется в сторону Москвы же, которую хочется взять именно ему, вместо того чтоб выполнять приказы верховного – Колчака. Светлым пятном – возможно, сверкающей лысиной – в истории наших понтов является Хрущев. Мы, говорит, ракеты делаем как сосиски! Ну чистые это были понты… Ракет тех было на самом деле раз-два и обчелся. Но американцы нас тогда сильно зауважали. Вот Михаил Сергеич. Сначала запрещал водку; он так приблизительно мог себе представить, сколько ж у нас и до чего увлеченно пьют. Но все ж таки замахнулся, поднял руку: он сказал, и вот пусть теперь 250 миллионов бросают пить… После широким жестом вывел из Европы войска. Взял и вывел, и все. Не требовать же от немцев или там литовцев прежде построить дубликаты казарм, и ангаров, и офицерских домов на новых местах! Нет…
Елкин Б.Н. был понтярщик тот еще. Одно его «шта-а-!» чего стоит. Помпа, надутые щеки, да я вас в бараний рог одной рукой… Суверенитета берите сколько унесете… Народ меня любит, я точно знаю, и никуда от меня не денется… Загогулину власти выстрою любую по своему вкусу. Я вам преемника поставлю какого захочу! И будете его любить! Я сказал…
Теперешний наш начальник куда ближе к будничной простоте нашей жизни. Если б не Хаттаб с Бен Ладеном, он бы еще в троллейбусе поездил на наших глазах. Рублевку он перегораживает скорей всего не для показухи, а от греха подальше…
Мы ловим веяния времени и следуем им. Что теперь в моде, как себя ведут первые лица, на кого оглядываются, с кого копируют? Не то что мы присматриваемся и собираем информацию, нет – просто держим нос по ветру. У всякого общества, у всякого времени свои понты. Пределы наших понтов очерчены кем-то сверху, мы резвимся в их рамках. Пока что наш брат сплошь и рядом носит дорогие часы, ездит на подержанной иномарке, которая была страшно дорогой и престижной еще каких-нибудь десять лет назад, – и снимает квартиру с видом на поля аэрации или даже владеет двухкомнатной недвижимостью в самих Кузьминках. Этот наивный «Филип Патек», которым вы страшно дорожите и на который возлагаете такие надежды, такой одинокий среди прочих ваших недорогих аксессуаров, кому-то покажется смешным, жалким, неуместным. А вот и зря. Он, может, согревает вас в не лучшие ваши дни, он как бы обещает, что однажды все вокруг вас станет таким же первосортным и классным, как этот пижонский котел, он поднимает вам настроение, вы улыбаетесь и принимаетесь сыпать анекдотами. Люди посмотрят и решат, что вы в самом деле самодостаточный парень! Окружающие начнут думать, что не все так плохо! Что жизнь продолжается, и она стоит того, чтоб продолжаться и дальше. Эта наша ситуация соответствует приблизительно той, что была на Кавказе в позапрошлом веке: у нищих абреков бешмет был рваный и в сакле шаром покати, зато сбруя на лошади и оружие отделаны серебром…