Записки русского интеллигента
Шрифт:
Катю Власову нельзя было не заметить сразу как из-за её милого вида, скромного поведения, так и из-за совершенно исключительных по культурности ответов. Она была общей любимицей преподавателей.
Одновременно со мной начал преподавать в гимназии мой товарищ Рафаил Михайлович Соловьёв. Он тоже очень хорошо относился к своим ученицам, и особенно – к Кате Власовой. Осенью 1903 года мы несколько дней провели с ним в Дубне, ходили на охоту, а вечерами долго разговаривали о своих делах и ученицах. Кажется, именно тогда я пришёл к твёрдому убеждению, что лучшей спутницы жизни, чем Катя Власова, мне уже не найти. Но с Катей, пока она была ученицей, я держал себя строго, и никто не догадывался о моих мыслях и намерениях. Скорее окружающим казалось, что я ухаживаю то за одной, то за другой интересной девицей. Да я и не отказывался от общества других девушек и охотно веселился, танцевал и пел, бывал с компанией в театре, что до сих пор не ставлю себе в упрёк. Я никому из учениц не давал повода думать, что я рассматриваю их как девушек, с которыми я могу соединить свою судьбу. И если они так думали, то это их дело.
Осенью же 1902 года я был выбран физико-математическим факультетом лаборантом (по современному ассистентом) кафедры физики. Профессору Соколову требовались преподаватели для руководства лабораторными работами студентов. Таким образом, сохраняя своё звание «оставленного при университете
198
Ошибка; Александру Борисовичу Изачику (1874—?), окончившему медицинский факультет Московского университета, принадлежала III-я Московская зубоврачебная школа (Петровка, дом Кабанова, кв. 58). Владельцем же I-ой Московской зубоврачебной школы (Долгоруковская ул., собственный дом), просуществовавшей 13 лет – с сентября 1892 по декабрь 1905 года, являлся Илья Матвеевич Коварский (1856–1955).
Эти педагогические занятия отнимали у меня порядочно времени, но всё же я продолжал усердно работать у П. Н. Лебедева. Теперь даже не верится, как на всё хватало времени?! Ведь у меня, кроме всего прочего, имелся абонемент на симфонические концерты (12 за сезон) и абонемент в Большом театре (кажется, 20 спектаклей). Бывал я и в гостях. Как раз этой зимой мы с Алексеевыми устраивали «выездной» спектакль у Прохоровых, о котором я рассказывал в первой тетради. Бывали у Никитиных, у Муромцевых. Был у меня и постоянный квартет.
Молодых преподавателей очень привлекала гимназия Н. П. Щепотьевой {199} . Сама Надежда Петровна была немного чопорной, но к нам она очень хорошо относилась, хотя мы её иногда и шокировали своим демократизмом и шумным поведением. На наши «субботы» приглашались и старшие (конечно, избранные) ученицы гимназии. Иногда устраивались маленькие концерты самодеятельности. Я приходил со скрипкой, играл и пел. Исполнительницами выступали на этих «субботах» и наши ученицы. И Катя Власова читала. Читала она «Констанцкий собор» {200} исключительно искренне и просто, чем покоряла всех слушателей. Я и сейчас с огромным наслаждением слушаю, когда она читает сказки Алёшеньке.
199
«Гимназия Щепотьевой, – вспоминал преподавший в ней с 1910 по 1913 год известный впоследствии русский историк, публицист и общественный деятель С. П. Мельгунов, – была по духу уже совсем иной. Для Н. П. Щепотьевой её гимназия была делом идейным – делом её педагогического интереса. Эта гимназия представляла собой как бы до некоторой степени семью, членами которой являлся и педагогический и учащийся персонал. Работать здесь в силу этого вдвойне было приятно, да и состав учениц был повышенно интеллигентный. Отношения у меня и здесь установились самые лучшие, и за все три года решительно не было ни одного малейшего осложнения. Преподавание шло без всяких затруднений, излишних опек, контролей. Всё основывалось на интересе и доверии.
Председателем педагогического совета был добродушнейший, незлобивый старичок П. Ф. Истрин, родственник академика. Человек политически крайне правый, но по своему добродушию не могший проявлять ни педагогического формализма, ни вводить соответствующей политики в гимназический обиход. Обойти его ничего не стоило. Надо было только слушать его длинные и весьма скучные педагогические рацеи» (Мельгунов С. П. Воспоминания и дневники / Сост., прим. и подготовка текста Ю. Н. Емельянова. М., 2003. С. 218).
200
Стихотворение А. Н. Майкова; с ним Е. В. Власова выступала на музыкальном вечере в гимназии Н. П. Щепотьевой 9 марта 1903 года.
На «субботы» я приводил и своих ближайших друзей – А. М. и С. М. Кезельманов. И так как Н. П. Щепотьева и «субботы» очень уж часто служили темой наших разговоров, то папа даже заинтересовался, какого возраста эта Щепотьева. Он с ней знаком ещё не был.
Папа был вызван в министерскую комиссию по пересмотру университетского устава {201} и уже месяца полтора вместе с мамой находился в Петербурге, и я в начале зимы ездил навестить их на несколько дней. Всё было просто: захотел ехать – пошёл, взял билет и поехал. Останавливался я у моих друзей Рахмановых, отец которых в это время был директором департамента Министерства народного просвещения.
201
27 сентября 1902 года ректор А. А. Тихомиров известил Д. Н. Зёрнова об избрании его Советом Московского университета «своим представителем для участия в специально учреждённой, с высочайшего соизволения, под председательством Господина Управляющего Министерством Народного Просвещения, Тайного Советника Зенгера, Комиссии для обсуждения вопроса о преобразовании высших учебных заведений ведомства Министерства Народного Просвещения», прося его «отправиться в г. С.-Петербург в Министерство Народного Просвещения к открытию означенной Комиссии, назначенному на 30 сего сентября» (Коллекция В. А. Соломонова).
По воспоминаниям В. Д. Зёрнова, работа её длилась «едва ли не три месяца. […] Отец буквально целыми днями работал в Комиссии и разных подкомиссиях, […] и устав, приемлемый для университетских коллегий, был разработан. Работы комиссии были даже изданы. Всего набралось пять томов разных протоколов, записок, особых мнений. Никакого дальнейшего движения эти работы, как известно, не получили» (Зёрнов В. Д. Профессор Дмитрий Николаевич Зёрнов. Рукопись. Л. 9–10 // Коллекция В. А. Соломонова).
В Петербурге ходил по театрам. Был в Мариинском на «Пиковой даме», видел постановку «Фёдора Иоанновича», но после Художественного театра она мне не понравилась. Был на «Нероне» в зале консерватории, там в этом сезоне пела наша приятельница А. М. Томская.
Археологическая экскурсия в Грецию
Я записался членом философского студенческого общества {202} , в котором была секция философии естественных наук. Обществом руководил профессор философии князь Сергей Николаевич Трубецкой. Он затеял весьма интересную археологическую экскурсию общества в Грецию. Я и записался-то в общество из-за этой экскурсии. Надо было внести авансом что-то рублей 50 – для поездки в Грецию это гроши. Всего записалось человек 150 {203} – преимущественно студенты, а отчасти и такие,
202
Речь идёт об историко-филологическом студенческом Обществе при Императорском Московском университете. Основной своей целью, отмечалось в уставе Общества, утверждённом попечителем Московского учебного округа 12 марта 1902 года, оно ставило: «1) научное саморазвитие студенчества в сфере историко-филологических и соприкасающихся с ними наук; 2) единение студентов между собою и единение их с профессорами на почве научных интересов» (ГАРФ, ф. 1093, оп. 1, д. 6, л. 3).
203
Поездка длилась с 29 июля по 2 сентября 1903 года и, по свидетельству А. И. Анисимова, – «…считая плату за проезд и стол, обошлась каждому экскурсанту в 55 рублей, что оказалось возможным устроить лишь благодаря трёхтысячной субсидии Министерства, любезности греческого правительства, предоставившего в бесплатное распоряжение экскурсии военное судно «Канарис», многочисленным скидкам и удешевлениям на железной дороге и пароходе и другим исключительным условиям» (Анисимов А. Экскурсия студенческого общества в Грецию. М., 1904. С. 4). Первоначальный же взнос каждого участника экскурсии, по сведениям С. Н. Трубецкого, составлял 100 рублей. Из Москвы в составе экскурсии выехало 118 человек, по пути следования к ним добавилось ещё 21 человек – всего насчитывалось 139 экскурсантов (ГАРФ, ф. 1093, оп. 1, д. 69, л. 1, 3).
Для всех участников у фирмы Мандль в Вене заказали по два лёгких костюма «тропики» – куртки и брюки из бумажной плотной материи цвета хаки. Цена каждого костюма – 3 рубля {204} . Рекомендовали нам купить шёлковые нательные сетки, чтобы надевать куртку без рубашки прямо на сетку. Экскурсия была назначена на август, когда в Греции очень жарко. Шляпы у экскурсантов были самые разнообразные. У меня была очень хорошенькая «здравствуйте-прощайте», этакий котелок с козырьком спереди и сзади, очень лёгкий, из соломки, сверху обтянутый кашемиром. Такие котелки носят англичане в своих тропических колониях. Ботинки были тоже белого цвета. Словом, я был похож на настоящего путешественника в тропиках.
204
Специально для поездки в Грецию Правлением Общества из Вены через торговую фирму «Мандль М. и И.», специализировавшуюся на торговле готовой одеждой было выписано 300 костюмов по цене от 2 рублей 80 копеек (тужурка и брюки) до 3 рублей 50 копеек (пиджак, брюки и жилет). При этом по распоряжению министра финансов они были освобождены от обязательного таможенного сбора (ГАРФ, ф. 1093, оп. 1, д. 69, л. 3).
Из старших, кроме С. Н. Трубецкого, с нами отправились профессор И. Ф. Огнев (гистолог), профессор В. К. Мальмберг (искусствовед, специалист по Древней Греции), профессор Л. М. Лопатин (философ), профессор А. В. Никитский (эллинолог) и приват-доцент и председатель Московского окружного суда Н. В. Давыдов. В Константинополе к экскурсии присоединился секретарь русского археологического константинопольского института Леппер – я попал в группу, которой он руководил. Другими двумя группами руководили Мальмберг и Никитский. Ехал с нами ещё доцент истории церкви и преподаватель богословия Московского инженерного училища священник Попов.
В конце июля мы выехали из Москвы. Нам выделили четыре вагона третьего класса – для молодёжи и вагон второго класса – для старших, но и этот мягкий вагон был в полном распоряжении экскурсии. У каждого имелось своё спальное место.
Разбились на группы человек по 6–8 во главе со старостой {205} , обязанным следить за порядком и сообщать всем распоряжения по экскурсии. В нашей группе были: я, Недёшев, Поляков, вольный слушатель университета, уже не студенческого возраста [8] , официально состоявший при экскурсии доктор Балицкий и его брат Вася, студент-филолог. Его-то мы и нагрузили обязанностями старосты и как младшего среди нас гоняли по всем делам.
205
Группы состояли из 8–9 человек, всего их было 16. Совет старост составлял хозяйственный комитет, возглавляемый казначеем Общества, которым являлся студент Н. А. Гейнеке.
8
Он имел текстильную фабрику недалеко от Москвы, впоследствии мы были там к него в гостях, конечно, он угощал гостей по-московски. – Прим. В. Д. Зёрнова.
При экскурсии был служащий – педель Сарычев {206} , который в дороге непрерывно ставил громадные самовары, специально купленные. Обеды заказывали телеграммой на больших станциях {207} . Первый раз вся компания высыпала обедать в Курске.
Ехали мы весело. Пели хором студенческие песни, вспоминали, что знали из нашего классического образования о Греции, изучали путеводители (у меня был путеводитель Мейера по средиземноморским странам). Завели нечто вроде стенной газеты, в которой писали сведения и распоряжения, исходившие от наших руководителей, и просто разные глупости.
206
По возвращении в Москву, организатор и руководитель поездки князь С. Н. Трубецкой выступил с ходатайством о награждении педеля П. Сарычева соответствующим знаком отличия. В своём обращении на имя ректора Московского университета он писал:
«По моей просьбе и по просьбе студентов, принимавших участие в экскурсии историко-филологического Общества, посетившей Грецию в августе прошлого, 1903 года, сопровождать экскурсию был командирован с разрешения Вашего превосходительства педель Павел Сарычев. На обязанности его лежало заведование хозяйственной частью, канцелярской частью и счетоводством. Неизменное усердие и исполнительность Сарычева в значительной мере способствовали материальному успеху экскурсии и поддержанию образцового порядка и общего довольства среди членов экскурсии. Всё время экскурсии Сарычев держал себя с большим тактом и достоинством, заслужившими ему общие симпатии. В виду сего я ходатайствую перед Вашим превосходительством о представлении Сарычева к награде. Он уже имеет большую серебреную медаль» (ГАРФ, ф. 1093, оп. 1, д. 6, л. 5–5об.).
207
Из отчёта Общества видно, что «за 75 коп[еек] в день экскурсанты имели сытный и здоровый стол – обед и ужин из двух блюд. Независимо от этого хозяйственный комитет закупал во множестве арбузы, виноград и в исключительных случаях вино. Чай был закуплен на всё время в Москве с потребным количеством чайников и самоваров» (ГАРФ, ф. 1093, оп. 1, д. 69, л. 1).