Записки русского интеллигента
Шрифт:
Папа вернулся в Москву в самом прекрасном настроении. Ему было приятно и самое возвращение в нашу милую Дубну, и он был очень доволен моим назначением. Ну как же – его сын продолжает традицию семьи Зёрновых и тоже профессор. И это его удовлетворение вполне покрывало предстоящую разлуку после нашего переезда в Саратов. Мне казалось, настроение папы передавалось и маме.
В конце июля 1909 года я приехал один в Саратов {322} , чтобы познакомиться с новыми товарищами-профессорами, и прежде всего с первым ректором Саратовского университета Василием Ивановичем Разумовским. Министерство народного просвещения поручило ему организовать новый «светоч знаний» {323} . Хотелось узнать подробности организации, да и пора было уже озаботиться организацией кафедры, кабинета и лаборатории, а также подыскать квартиру.
322
Ошибка; в Саратов В. Д. Зёрнов приехал 22 июня 1909 года.
323
Предложение взять на себя организацию и ректорство в новом университете на Юго-Востоке России, для самого В. И. Разумовского было совершенно неожиданным. «Если бы кто-либо сказал мне тогда, – вспоминал позже Василий Иванович, – что я скоро перейду к университетской
Место первого ректора и строителя Саратовского университета министр не случайно предложил профессору В. И. Разумовскому. В те годы он пользовался широкой известностью «…и не только как хирург с большим научным авторитетом, но и как человек смелых, независимых суждений, цельного морального облика» (Бакулев А. Н. Полвека на службе жизни // Прометей. М., 1972. Вып. 9. С. 113), что позволяло медицинской общественности уже тогда считать его «совестью русского врача» (Разумовская С. В. Жизнь и общественная деятельность В. И. Разумовского. Доклад на заседании Московского научного общества историков медицины 23 апреля 1982 г. Машинопись. С. 4. // Коллекция В. А. Соломонова).
Я остановился у моего гимназического приятеля Михаила Полозова. Он, тогда начальник движения Рязано-Уральской железной дороги, жил с женой в Саратове. У них на Театральной площади имелась хорошая квартира с чудесной обстановкой – её приобретала его жена Клавдия Ивановна, происходившая из богатой купеческой семьи.
Тотчас же по приезде пошёл представляться ректору. Застал его в квартире Н. Е. Осокина, ассистента при кафедре физиологии, который тоже, как и Василий Иванович, приехал из Казани, но успел обзавестись собственной квартирой.
Василий Иванович Разумовский сразу и навсегда произвёл на меня глубокое и самое хорошее впечатление. Он так ласково меня принял! Так много и хорошо говорил об особенностях работы профессора в провинции, где профессор, как он выразился, стоит на «горке», у всех на виду. Конечно, этому приёму я был обязан и авторитету моего отца, и рекомендации моего учителя.
В первый же вечер мы с М. А. Полозовым отправились на маленьком пароходе прокатиться до Увека {324} , где теперь железнодорожный мост через Волгу {325} , и обратно. На пароходе двое мужчин своим видом выделялись среди остальной публики. Один – довольно большого роста и профессорского вида. Другой – небольшой, в какой-то легкомысленной накидке, красном галстуке, увивался около видной, эффектной дамы. Полозов сказал мне, что это два новых профессора. Я тут же с ними познакомился: первый оказался профессором анатомии Николаем Григорьевичем Стадницким, второй – профессором физиологии Иваном Афанасьевичем Чуевским. Мои симпатии в тот вечер были на стороне профессора анатомии, но, кажется, только на этот вечер.
324
Увек (или Укек) – третий по величине золотоордынский город, возник вдоль правого берега Волги в XIII веке, когда Нижнее Поволжье стало центром монголо-татарского государства. До 1313 года являлся центром обширной территории, включающей в себя и мордовские земли между Окой и Волгой. Просуществовал около 150 лет. Нашествие Тамерлана в конце XIV века на Золотую орду разорило город, на части развалин лишь в конце XVIII века возникла деревня Набережный Увек (ныне посёлок), который сохранил своё старое название. На территории Увекского городища и сейчас ещё можно найти предметы быта XIII века.
325
Железнодорожный мост через Волгу протяжённостью в 1694 м был построен в 1935 году.
Стадницкий оказался чрезвычайно элементарным, я бы сказал, малоприятным и тупым человеком, а Иван Афанасьевич, несмотря на свою фривольную внешность и легкомысленное поведение, – очень милым и умным. Недаром В. И. Разумовский пригласил его занять должность декана медицинского факультета {326} . Мы дружили с ним до самой его смерти {327} , хотя я часто и подшучивал над его слабостями.
Чуть ли не в первый же день моего пребывания в Саратове, во всяком случае – при первом же посещении канцелярии университета, которая помещалась в маленьком домике у Царских ворот, я получил моё первое профессорское жалованье за июль – 144 рубля, но настоящими золотыми монетами.
326
Первый ректор Саратовского университета профессор В. И. Разумовский, вспоминая позже об этом событии, писал: «Деканом мне хотелось иметь кого-либо из профессоров-теоретиков. Мой выбор остановился на 3 кандидатах: одесском – профессоре Н. А. Батуеве, варшавском – Н. Г. Ушинском […] и казанском – И. А. Чуевском. Оба первые уже были профессорами около 15 лет, следовательно, весьма опытны в академической жизни, а профессор Батуев, как опытный анатом и профессор первых 2-х курсов, был в особенности необходим при открытии Университета». Но из переписки с ними стало ясно, что первые двое не желают менять обжитые ими места на провинциальный город. «Лучше, – указывал далее В. И. Разумовский, – мне посчастливилось с 3-м кандидатом, профессором фармакологии в Казанском университете И. А. Чуевским, хотя и новым тогда профессором в Казани, но успевшим приобрести симпатии; он охотно согласился сменить казанскую кафедру на кафедру физиологии в Саратове и взять деканство» (Разумовский В. И. Хирургические воспоминания. Очерк 5: Строительство медицинского факультета Саратовского университета // НХА. Екатеринослав, 1925. Т. 9, кн. 1 (№ 33). С. 6; ИСУ. Саратов, 2002. Т. 2. Вып. 2. С. 15).
327
Иван Афанасьевич Чуевский умер 6 июня 1926 года.
Для размещения лабораторий университета предназначалось здание, в котором ранее находилась Саратовская фельдшерская школа {328} . Этот весьма большой двухэтажный особняк стоял напротив Царских ворот.
Царские ворота – кирпичная и уже довольно облезлая арка, построенная для встречи императора, не знаю – которого {329} . Она высилась у Волги в конце Никольской улицы. Фельдшерская школа выходила фасадом на Сергиевскую улицу {330} , шедшую по краю спуска к Волге, так что из окон открывался широкий вид на Увек и Заволжье. Здесь были отведены помещения под общую аудиторию, физическую, химическую, ботаническую и зоологическую лаборатории и кабинеты. Между ними – актовый зал. Все помещения уже ремонтировались и приспособлялись к новому назначению. И мне сразу пришлось включиться в эту спешную и интересную работу – занятия предполагалось начать уже с сентября.
328
Здание
329
Царские (Триумфальные) ворота были построены в 1871 году в честь приезда в Саратов императора Александра II. Находились они на Никольском взвозе – в районе пересечения современных улиц Чернышевского и Радищева. Снесены в 1926 году при строительстве СарГРЭС.
330
Неточность; надо: «на Большую Сергиевскую».
Из профессоров я застал в этот приезд ещё Андрея Яковлевича Гордягина, ботаника. Он недолго проработал в Саратовском университете и против его воли при министре Кассо был возвращён в Казань {331} . Но об Андрее Яковлевиче я и до сих пор вспоминаю как об одном из самых симпатичных товарищей. Большая умница, широкообразованный, настоящий большой естествоиспытатель и превосходный лектор.
Двух других профессоров – зоолога Бирукова и В. В. Вормса, который в первый год читал курс общей химии и был проректором, – в Саратове пока не было. Назначение В. В. Челинцева, который и натолкнул меня на мысль о Саратовском университете, задержалось именно из-за того, что Василию Ивановичу Разумовскому хотелось с самого начала иметь проректора, а кафедры для Вормса не было. Впоследствии он занимал кафедру физической химии.
331
Не последнюю роль в этом деле сыграл попечитель Казанского учебного округа Н. К. Кульчицкий, который ещё до 1914 года намеревался заменить в Саратовском университета А. Я. Гордягина на К. С. Мережковского, чтобы последний смог «одновременно занять там и должность ректора».
Описывая от третьего лица всю эту закулисную «игру», Андрей Яковлевич констатировал: «Кульчицкий ещё и до попечительства имел основания для неприязни против некоторых саратовских профессоров, в том числе и Гордягина; может быть, главным из этих оснований был отказ участвовать в съезде правых профессоров, организатором которого был Кульчицкий в 1909 г. Став попечителем, Кульчицкий разными способами добился ухода неугодных ему профессоров из Правления Саратовского университета, а, следовательно, и из строительной комиссии, учреждения, которое существовало на основании особого закона и доставило немало неприятностей и казанским попечителям, и министерству. Гордягин тоже состоял членом Правления Саратовского университета, но по избранию от Совета, и удалить его из Правления было труднее, чем других, тем более что в законе о Саратовском университете по недосмотру не был оговорён срок, на который избираются такие члены Правления. Законный срок для расчёта с Гордягиным, который, по отзыву Кульчицкого, «поддерживал каждое выступление против министерства», открывался лишь в 1914 г., когда исполнялось двадцатипятилетие службы Гордягина: министерство имело право «освобождать» от службы профессоров по истечении этого срока» (Гордягин А. Я. Из истории Ботанического кабинета Казанского университета // Учён. зап. Казан. ун-та. 1933. Т. 93. Вып. 6. С. 58–59). Касаясь же неожиданных перемен в своей жизни (о переводе в Казанский университет учёный узнал из газет), А. Я. Гордягин вынужден был с горечью констатировать: «К сожалению, внезапное перемещение летом 1914 года из Саратовского университета в Казань положило конец моей работе над Halobyss Jaczewskii, ибо в Казани я оказался лишённым собственной лабораторной обстановки, а начавшаяся война и революция не позволяли создать таковую» (цит. по: Баранов В. И. О жизни и работе А. Я. Гордягина // Учён. зап. Казан. ун-та. 1933. Т. 93. Кн. 6. Ботаника. Вып. 1. С. 20).
Кажется, через год нормальное распределение кафедр было достигнуто, и Челинцев появился среди саратовских профессоров {332} .
Борис Ионович Бируков
Так как по Уставу 1884 года в «центральных» университетах для занятия профессорской кафедры требовалась степень «доктора», а у меня и Бирукова была лишь степень «магистра», то мы были назначены по «Высочайшему повелению», но к нашему званию «профессор» прибавлялись две буквы – «и. д.». Однако, как я уже отмечал, никакого ограничения в правах и положении эти буквы не вносили. Я тоже мог быть и ординарным, и имел право на чины и награждения. Таких «и. д.» в провинциальных университетах было множество. Были они и в столичных университетах.
332
Исполняющим обязанности экстраординарного профессора по кафедре химии Саратовского университета Владимир Васильевич Челинцев (1877–1947) был назначен 10 июня 1910 года.
И вот с Бируковым произошла забавная история. Напомню, что он обучал естествознанию дочерей царя. Когда открылась кафедра зоологии в Варшаве, Бируков подал министру докладную записку с просьбой о назначении его на эту кафедру. Для Варшавы, сколько я помню, даже не требовалось «Высочайшего повеления». Получив устное согласие министра, он уехал на лето за границу. Но когда вернулся, то узнал, что в Варшаву назначен другой кандидат. Бируков разобиделся и не стал даже справляться, почему министр (Шварц) не исполнил своего обещания.
Через год открылся Саратовский университет, и Бируков опять подал докладную записку министру, теперь – о назначении его в Саратов. Министр вызвал его и сказал: «Я опять ничего не имею против вашего назначения в Саратов, но прежде вы сами получите согласие царицы, а то в прошлом году я докладывал царю о вашей кандидатуре, а он сказал: «Ну, об этом надо спросить царицу. Бируков обучает дочерей, и, кажется, царица очень довольна его занятиями»». Царица тогда, действительно, подтвердила своё удовлетворение уроками Бориса Ионовича, в результате чего он остался преподавателем царских детей и кафедры не получил. На этот же раз, в 1909 году, подобных препятствий не встретилось, и по «Высочайшему повелению» Бируков получил кафедру в Саратовском университете.
В Саратов Борис Ионович приехал с женой и двумя мальчиками. Женат он был на дочери московского парфюмерного фабриканта Остроумова – Инне Александровне; она была очень приветливая, хорошенькая, но простоватенькая, гостеприимная хозяйка, любившая хорошо угощать. Мы с самого начала и до революции водили с ними знакомство и довольно часто бывали друг у друга в гостях. На вечерах Инна Александровна блистала своими «приданными» бриллиантами.
Позднее семейство это распалось. Инна Александровна – то ли во время войны 1914-го года, то ли в начале революции – уехала к родителям и больше к мужу не возвращалась, а Борис Ионович сбежал за границу {333} . Уже в Москве я как-то встретил Инну Александровну, и она рассказала мне перипетии своей семейной жизни. В заключение посетовала на супруга: «Мой-то, дурак, все мои бриллианты увёз».
333
Из состава профессоров Саратовского университета Б. И. Бируков выбыл в 1922 году; дальнейшая его судьба не известна.