Записки рыжей эльфийки

Истомина Лиза

Попыталась смотаться через телепорт, но кто-то очень умный повесил на кабинет опечатывающие заклятия. И на кого думать? Повесить могли оба, мозгов хватит.

– Ты хоть знаешь, какое сегодня число, Эль?
– Уж больно ласковым был голос целителя.

– Двадцать седьмое?
– Наугад мы все можем говорить, а я на календарь не смотрю. У меня других дел полно.

В ответ - полная нежности улыбка и зашкаливающе добрый взгляд. "А напоследок я скажу / Прощай, любить не обязуйся / С ума схожу иль восхожу / К высокой степени безумства...".

–

Тридцать первое.

Я обмерла. С появления крёстной прошло десять дней? Я полторы недели впустую потеряла?

Вот так вот. Училась-училась, работала-работала, и на тебе, Лизочка, блюдечко с голубой каёмочкой. Как я умудрилась десять дней полностью забыть? Заработалась. Всё, отсыпаться надо. Уже мозги не соображают.

Рука сама потянулась к почти остывшему кофе, но нащупала лишь воздух.

– Отдай по-хорошему, - пробуравила я взглядом ден Асмира.
– Подумаешь, переизбыток кофеина. У меня по вечерам тренировки, каждый день, кстати, так что нечего на меня дуться. Да, я устаю, слишком много учусь и работаю, не соблюдаю предписанные дворцовым лекарем правила и режим дня, но кофе мне никто ещё не запрещал. Посмейте только вякнуть что-то против, и оба окажетесь за границей Алмодрая, а то и вообще Содружества Пяти.

Вздёрнула нос. Нашлись на мою голову надзиратели и конвоиры.

– Эль, сегодня Праздник Зимы, к твоему сведению.
– Некоторые передо мной стоящие скрестили ручки на груди.

Я задумчиво вытащила первое попавшееся личное дело сбежавшего солдата. И как мне их отлавливать? Объявлять облаву? Или в розыск подавать?

– Я знаю, что сегодня Праздник Зимы, - буркнула я и пробубнила себе под нос, скользя глазами по строчкам: - "Каинэр Неран де`Анегельц, двадцать лет, не женат, детей нет, поступил на службу в пятнадцать лет. Сбежал, имея чин старшего лейтенанта...". Что за дуристика? Пять лет отслужить, а потом вдруг сбежать? Кому они голову морочат, интересно мне знать? Неужели кто-то ведётся?

Росс многозначительно кашлянул. А я и забыла про него...

– Чего тебе, страда деревенская?
– Я на него даже не взглянула, ибо то, что сейчас держу в руках намного важнее. Фраза из стихотворения сама как-то на ум пришла, я не задумывалась даже.

Кое-кто чихнул на моих плечах.

Вдруг в стекло врезалось что-то большое и мягкое. Дёрнув головой, фамильяр с недовольным рыком бросился отворять створки и втаскивать сизое нечто в кабинет. Когда поверх бумаг, лёжа на пинке, обнаружился пушистый голубь, нервно дёргающий лапкой, я истерически хихикнула.

– Ден Асмир, я занята, - хихикая, вытащила из клюва пташки письмецо, заботливо примотанное зелёной ниткой к головке голубя. Клэри умеет удивлять.
– Зайди, когда бал кончится, я успею сходить на конец торжества.

В письме корявым, просто недостойным принцессы почерком, было выведено: "Если ты, дорогая моя сестрёнка, не явишься в Империю до полуночи, твои "карета", "туфли", "платье" и всё остальное будут дожидаться тебя прямо у двери твоих покоев. Твоя вездесущая Клэри". Просто-таки убийственно логичное письмо. Мне

после такого вообще расхотелось куда-либо ехать.

Шурик заглянул в текст записки, подавился и, бросив что-то про мышей, удалился.

– Эль, отдохни один раз за последние полгода. Что тебе стоит?

Поджала губки и честно ответила:

– Как новый год встретишь, так его и проведёшь. А я не хочу все триста шестьдесят пять дней в году мучиться от недоделанной работы.
– Но ты же хочешь мне помочь, да?
– Слушай, Росс, ты же мне друг?
– И глаза сделала такие... просящие, что самой захотелось на себя взглянуть.
– Помоги, а? Тут всего лишь надо подумать: облаву на них, или в розыск.

Друг взвыл.

– Я тоже подумала, что надо их всех поймать, - согласилась я и покивала для вида, в душе хохоча от всё больше раскисающего лица ден Асмира.
– Шанс, что мы их поймаем, намного больше, ведь так?
– И опять рожицу: невинную, милую и наивную.

А через пару секунд:

– Я убью тебя, ден Асмир!
– верещала я на весь этаж, вися вниз головой у друга на плече. Длинные косы подметали пол хвостиками.
– Зараз-з-за красноволосая! Индивид желтоглас-с-сый! Упырь свежевыкопанный!

А он, будто бы не замечая, насвистывая весёленькую песенку, вышел на улицу. И, пробормотав что-то про "ты всё равно не огненная", скинул мою тушку в сугроб.

Сидя на снегу в тоненьких джинсовых брючках, в шёлковой блузке и в синем жакете-косухе (всё было притащено с Земли заботливым Котом Учёным), я открывала рот, аки рыба на берегу. Естественно, моя одежда мгновенно промокла, рыжие косы повисли тёмно-медными сосульками, а на ресницах застыли снежинки. Первые минуты, когда я только очнулась от падения, я ничего не чувствовала, но потом...

– Г-г-гад, - застучала я зубами, вставая на ноги и обхватывая себя руками. Холодно!
– Н-н-нет-т-т теб-бе прощения. Не п-подход-ди к-ко мне.

И, нашёптывая себе под нос согревающие заклятия, побрела обратно в тепло.

Всё бы ничего, если бы не очередная темнота, нахлынувшая совершенно внезапно.

Я открываю глаза на своей любимой заснеженной полянке и недоумённо оглядываюсь. Темень, хоть глаз выколи. Поднимаю голову - Луны нет, небо полностью чёрное. Ирма и Адел не откликаются, будто пропали куда-то. Я в полном одиночестве бреду вперёд, не видя дороги, как вдруг на моём пути вырастает огромная, под три метра, воронка из мглы.

– Илзиэль!
– гремит голос оттуда. Я подпрыгиваю.
– Как давно я тебя не видел! Такая взрослая.

– Кто Вы?
– спрашиваю я и пячусь назад.

– Кто я?
– Голос смеётся, будто гром гремит.
– Я - Кхашен, твой самый страшный кошмар.

Кошмар? Мой? Э, нет, Тёмный, мой самый страшный кошмар - вновь потерять друзей.

Во мне просыпается наглость: