Записки следопыта
Шрифт:
СОРВАННАЯ ПРОВОКАЦИЯ
Дело шло ко Второй мировой войне, и на границе становилось все неспокойнее. Участились провокации с японской стороны, в целях шпионажа засылались на нашу территорию все новые и новые группы. К каким только приемам и «изобретениям» ни прибегали засылаемые к нам тайные агенты, диверсанты: переходили контрольно-следовую полосу на ходулях, перепрыгивали ее с шестом; чтобы не оставлять следов, привязывали к ногам небольшие циновки из камыша или же ступали по ним, переметывая «плетенки» по взрыхленной бороной контрольно-следовой полосе. А однажды, в
Работать пограничникам становилось все труднее, в условиях возраставшей напряженности все более незаменимыми становился следопыт со служебной собакой.
Как-то приехал ко мне на заставу Ковригин, мой бывший учитель: он и сейчас продолжал работать инструктором в школе служебного собаководства. Был он по-прежнему осанистым, энергичным — только виски тронула седина. Поражался, каким я стал могучим, несмотря на малый рост, как раздался в плечах: «Ты, брат, словно из железа», — пошутил он. Интуитивно он очень точно определил: за годы службы на границе я необычайно развил свои мускулы.
Ковригин предложил мне стать преподавателем в школе служебного собаководства. Он считал, что я должен передать свой опыт молодежи. Но разве мог я оставить границу? Я не представлял себе, как буду без нее жить.
Ковригин вернулся к себе в школу, а я остался. Но через несколько дней по приказу командующего войсками из школы ко мне были присланы курсанты — перенимать опыт следопыта прямо на границе. И я был рад им — Лобанову, Полежаеву, Гирченко, Кривошееву… Глядя на них, я вспоминал, как и сам учился в школе служебного собаководства, как мечтал служить на границе с собакой.
Курсанты ходили со мной повсюду, их поражала дивная, первозданная природа: здесь, в приграничье, ходили непуганые звери, птицы брали хлебные крошки прямо из наших рук.
Особенно смышленым и любознательным хлопцем был Гирченко: живой, веселый, он так и сыпал вопросами.
— Никита Федорович, а лося здесь можно повстречать? — спрашивал он, когда мы пробирались по болотным тропам, проверяя глухие участки тайги.
— Иному незадачливому пограничнику тогда уж точно не сносить головы, — посмеиваясь, отвечал я. — Бывали случаи, лось убивал копытом медведя (и это было истинной правдой). Когда встретишься с ним, Гирченко, посмотри сразу, какое у лося копыто. Скажу тебе, устроено оно просто чудесно: части его соединены перепонками, благодаря чему оно может «раздвигаться». С такими копытами лось чувствует себя как дома на таежных болотах (тем более что там он почти в полной безопасности). Этот лесной великан отлично плавает, переберется он и через вязкую трясину, несмотря на вес в несколько центнеров.
— С помощью чудесных копыт? — улыбался Гирченко.
— Не только. С невероятной силищей вытягивает он ноги из трясины. Лось может одним прыжком преодолеть овраг четырехметровой ширины, изгородь высотой в два метра. Он не боится волков и медведей и отважно вступает с ними в бой. Однако этот лесной богатырь по натуре своей благороден и добродушен. Он никогда не нападет на тебя, Гирченко, если ты будешь вести себя смирно: встретившись с ним, стой спокойно, не проявляя агрессии, не дергайся,
Потом я рассказывал своим подопечным о том, что в древней Сибири лосей использовали как домашних животных. В Швеции их, так же как и лошадей, запрягали в телегу, в сани. Казалось бы, по своим возможностям лось удобен для использования в сельском хозяйстве: силен, неприхотлив в еде, дает прекрасное молоко. Почему же он не стал домашним животным? Как пришлось убедиться, лось, по сравнению с лошадью, не очень вынослив, когда его используют на тяжелых работах. Были проблемы и с кормами.
— А если, например, я захочу приручить лося, — не унимался Гирченко, — чем его надо кормить?
— Лось ест побеги вербы и других ив, поэтому ему так нравятся поросшие ивняком таежные топи. Он не прочь полакомиться молодыми веточками дуба, тополя и особенно осины. Только зачем тебе приручать его, Гирченко? Мудро поступили древние люди, оставив гулять на свободе этого красавца лесов. И наша задача — сберечь его, вместе с лесами, для наших детей и внуков. Вы только представьте себе, друзья, какова будет жизнь на земле, если лишится она своих первозданных богатств, если истощится ее уникальная природа.
Я учил своих спутников понимать голоса зверей и птиц. Мы слушали цоканье белки, а потом и сама она объявлялась, видимо для нас, где-нибудь на сосновой ветке.
— Посмотрите, — объяснял я парням, — шустрая прыгунья встревожена: цокая, она вздергивает хвост. По тому, как ведут себя испуганные звери и птицы, можно определить, кто потревожил их: таежный ли хищник или человек. Людей лесные обитатели боятся меньше, поскольку в пограничной полосе никто не охотится. Однако если под деревом, где пернатые родители растят своих птенцов, или просто поблизости появится человек, они обязательно поднимут тревогу. Пинь-пинь-пинь, — зачастит зяблик. Грээ-грээ, — будет кричать сойка. Уить-уить, — засвистит горихвостка. Все эти тревожные голоса будут означать вопрос: что это такое? А это, как понимаете вы, друзья, может быть и нарушитель.
Мои ученики пытались воспроизводить голоса лесных жителей, поскольку читали в книгах, что пограничники в дозоре иной раз подают друг другу сигналы — ухая, к примеру, как сова. Что правда, то правда, и такие, бывало, при этом выходили звуки, что пограничника от филина не отличишь. И я познакомил будущих следопытов с тонкостями совиного разговора, а заодно и с повадками этого ночного хищника.
Мы слушали его уханье ночью, проходя по тайге тайными тропами. Забавная птица ушастая сова. По натуре своей молчаливая, наблюдательная, она терпеть не может шума и суеты. Вот и спешит укрыться в лесной глуши.
Главный недруг совы — человек. Это он создает в природе фактор беспокойства, от которого уходит, прячется подальше сова. Не потому ли считается она птицей мудрой? Не каждая птаха, подобно сове, находит спасение от варваров, вторгающихся в наши леса и диким своим поведением их уничтожающих.
Ушастая совушка гнездится в дуплах, расщелинах, а то и просто на земле. Она с удовольствием занимает сорочьи, грачиные, вороньи гнезда, на время оставленные хозяевами, а то и с боем отнимает их, перестраивая затем на свой вкус.