Записки следователя (илл. В.Кулькова)
Шрифт:
Всю дорогу до Петрограда думал Васильев и раздумывал. И жена Козлова и его знакомые — а Васильев опросил многих из них — говорили в один голос, что никогда от Козлова фамилии Горбачев не слышали. Припоминая всех опрошенных знакомых Козлова, Васильев подумал, что все это знакомые недавние. Жена его была моложе его и, значит, тоже замужем была не очень давно. Но ведь могло же быть, что Козлов и Горбачев приятельствовали когда-то и где-то еще до того, как появились у Козлова его нынешние знакомые и нынешняя жена. На север Козлов ездил тоже без жены. Может быть,-встречались они на севере. Может быть, еще раньше когда-нибудь Вероятно, это была не близкая дружба, а просто приятельские отношения. Представим себе, рассуждал Васильев, что вдруг, зайдя в магазин купить чего-нибудь, видит
«Горбачев! — говорит Козлов.- Ты как здесь?»
«Козлов! Вот не ждал! Жив еще?»
«А я, знаешь, опять на север еду,- говорит Козлов.- Сейчас подъемные получил — пятьсот рублей. Ну, по такому случаю надо нам с тобой отметить встречу.- И потом шепотом: — Ты не знаешь, где тут достать бутылочку? Я бы заплатил».
Горбачев сразу соображает: во-первых, пятьсот рублей- сумма немалая; во-вторых, наверняка никто не знает, что Козлов зашел именно в этот магазин, в-третьих, никто не может знать, что в этот же магазин зашел Горбачев. Да, наконец, никто даже не знает, что они когда-то были знакомы. Дело как будто верное и безопасное.
«Знаешь что,- говорит он,- я тут недалеко живу.
В квартире я один, и выпить у меня найдется. Давай возьмем селедочки, колбаски и пойдем».
Тогда сразу перестраивается весь расчет времени. Десяти минут достаточно, чтобы встретиться, поговорить, купить закуску и отправиться к Горбачеву. Козлов оказался трезвым. Заключение эксперта не допускает сомнения. Ну что ж, тут противоречия нет. Может быть, Горбачев не считал нужным тратить на Козлова самогбн. Попросил, скажем, приятеля селедку почистить, подошел сзади и ударил топором по голове. Был в квартире Горбачева топор или не было? Ну, это потом. Прежде всего надо проследить прошлое обоих. Где-то, когда-то должны они были быть знакомы.
Прямо с вокзала поехал Васильев в учреждение, которое отправляло Козлова на север. Перелистали все архивы, просмотрели все списки. Тщательно проверили все фотографии. Нет, от этого учреждения Горбачев никогда на север не ездил. Это не подтверждало версию Васильева, но и не опровергало ее. Горбачев мог быть на севере случайно или был он завербован какой-нибудь другой организацией. Да, наконец, мог поехать по каким-нибудь своим спекулятивным делам. Мог Козлов у него просто покупать самогон. Самогон на севере дорог. Так или иначе, Васильеву было ясно теперь, что делать. Надо проследить жизненный путь обоих, и Козлова и Горбачева, от самого детства. Где-то, когда-то их жизненные пути уже скрещивались. Если точно узнать, где и когда, если предъявить Горбачеву доказательство, что он был раньше знаком с Козловым, то, вероятно, он сам признается. А не признается, так то, что он всегда говорил, что о Козлове слышит первый раз, будет само по себе уликой. Да и встреча старых знакомых снимает весь расчет времени, который раньше делал Васильев. Пожалуй, адвокату на суде не придется особенно улыбаться.
Находки в Пскове
Васильев сидит над личным делом Козлова. В общем, ничем не замечательная судьба. Отец фельдшер. Родился и детство прожил в Калуге. Окончил городское училище. Работал в конторе кондитерской фабрики «Эйнем». Подождите, при чем тут Калуга? Ага, «Эйнем» — это в Петербурге. Понятно. От военной службы был освобожден по состоянию здоровья. Ну, какое там здоровье! Наверно, просто сунул кому следует. Так. В 1914 году призван в армию. Ну конечно, началась война, и тут взятки требовались покрупнее. Денег, наверно, не хватило. Так. 1914-1917-й — служба в армии. Интендантское управление — Псков. В интендантство тоже, наверно, попал за взятку. А может быть, сумел угодить начальству. В гражданской войне не участвовал. С 1918 года живет в Петрограде. Потом три года север. В 1922 году женится. Черт, не за что зацепиться! А у Горбачева, наверно, вообще личного дела нет. Этот ведь нигде не работал.
Снова три часа трясется Васильев в поезде. Снова едет в Лугу. Совет с начальником милиции. Сверстники Горбачева хорошо его помнят. К счастью, среди сверстников есть один милиционер, который даже учился с Горбачевым в церковноприходском училище.
— Родился Горбачев примерно в восемьдесят пятом — шестом году. Окончил церковноприходское. Отец у него сильно пил, а мать торговала на базаре птицей. Он ей помогал. Потом в трактир поступил. Был тут трактир Бузукова. К посетителям его не выпускали, а так, знаете, на побегушках. Побежит с поручением. Все надеялся в половые выбиться. В армию его не взяли. То ли доктору сунули, то ли и верно у него с легкими не в порядке. И в половые хозяин не допускал. Жуликоват был до невозможности. Палец ему в рот не клади. В двенадцатом году папаша его напился пьяный, свалился где-то в снег, его не заметили, он и замерз. Ну, дом от этого убытка не потерпел. Папаша ничего в дом, все из дома. Пил под конец жутко. Доходы все были от мамаши. Она у него была деловая. Днем на базаре птицей торгует, а вечером все какие-то дела делает. То бежит куда-то, то к ней какие-то люди приходят. Жадность у нее была большая к наживе. За какие-то штуки Горбачева выгнали из трактира. Стал он дома околачиваться. Днем мамаше на базаре поможет, вечером с поручениями бегает. И представьте себе, между прочим, не пил. Ну так, может быть, на пасху рюмочку выпьет, а больше ни-ни. Потом война началась. Тут уж то ли взятка нужна была большая, а денег не было, то ли на здоровье стали смотреть снисходительно, но только его все-таки взяли…
Почти в каждом следствии бывают периоды застоя. Фактов мало, они противоречат друг другу, версии противоречивы, и каждую версию одна часть фактов поддерживает, зато другая часть опровергает. Следствие — это долгий и трудный процесс. И все-таки в этом долгом процессе наступает момент, когда вдруг сквозь десятки противоречивых вариантов проглядывает истина. Иногда основанием к этому неожиданному проблеску истины оказывается мелочь, третьестепенный факт, малозначительное наблюдение. Еще эта истина не подтверждена подробным анализом фактов, еще, в сущности, трудно объяснить, что же такого нового произошло, что вдруг прояснило картину, но следователь, если у него есть опыт, уже чувствует радость открытия и уверенность в том, что теперь правда будет обнаружена. Хотя, в сущности, еще ничего не было ясно, Васильев почувствовал, что проступает в темноте то звено, которого ему не хватало.
— Значит, пошел Горбачев на фронт? — спросил он.
— Что вы! — сказал милиционер, рассказывавший о Горбачеве.- Разве такой попадет на фронт? Откупились, наверно. А вернее, я так думаю, еще проще устроились. После начала войны объявили ведь сухой закон. Кто побогаче, те одеколоны стали распивать, но разве же хватит одеколона! Ну, понятно, очень выросло самогонное дело. Тогда с этим было просто. В полицию дашь десятку, и гони себе. Точно, конечно, я не скажу, но слух такой шел, что горбачевская мамаша сильно этим делом увлекалась. Я думаю, кому следует дали по ведру самогона, вот и назначение. И начальство довольно. Шутка ли иметь при себе такого человека! Ему только мигнешь, а он тебе сразу бутылочку. Это же не служба, а радость.
Васильев был совершенно точно уверен в том, что он сейчас услышит. Он понимал: звено найдено, звено у него в руках. Надо было все-таки продолжать спрашивать. Как бы он ни был уверен, он должен был это услышать.
— Что же, он здесь, в Луге, что ли, служил? — спросил он спокойно, точно зная ответ.
— Нет, не в Луге,- сказал милиционер,- но тут недалеко, километров сто тридцать. В Пскове.
— И где же именно в Пскове? — еше более равнодушно спросил Васильев.
И опять услышал именно то, чего ждал.
— В интендантском управлении каком-то,-сказал милиционер.- Я точно не знаю. Я у него не бывал, а мамаша его каждую неделю туда ездила. И все с узлами. Идет на станцию, сгибается, а вернется к вечерку, так легко идет. Мамаша у него очень хитрая. Да и он хитрый. И я знаете что скажу, пьяницы обычно народ не жадный, а он смолоду не пил ничего, зато жадина был. А в войну, знаете, все вокруг самогона, ну, он и спился. А жадность при нем осталась. У них и гости никогда не бывают — на угощение денег жалко.