Записки советского актера
Шрифт:
Два студента — Борис Чирков и Петр Березов — присоединились к моим импровизациям, и мы втроем взаимно старались «переплясать» друг друга.
Постепенно у нас выработалось много различных забавных движений, смешных положений и танцевально-акробатических трюков. И когда выяснилась необходимость пополнить наш репертуар, мы втроем вызвались подготовить веселый танцевальный номер.
Предложение было принято. Мы стали обдумывать, как объединить в единую сценку все те разнообразные положения, движения, «колена» и танцы, которыми владел каждый из нас. Сперва мы хотели представить в нашем номере трех веселых матросов. Это нам не удалось, потому что танцевальная характерность, которой мы достигли,
танЕ ^ ~ .-г .-г тт тт
Танцевальный аттракцион 'Пат, Паташон и Чарли Чаплин'. Кадр из фильма 'Концерт № 1'. 1938 г
Трудно рассказать построение танца, его композицию, тем более в данном случае, когда самый танец со временем видоизменялся, совершенствовался и в конечном итоге разнился от того пробного черновика, который мы впервые показали на школьном просмотре.
Чарли Чаплина изображал Петр Березов, Паташона — Борис Чирков, роль
Пата пришлась на мою долю. Я старался в пародийном плане передать все наиболее характерное в его облике и повадке. В танце я принимал типичные для Пата положения и позы, невероятно изгибался, обвивал одну ногу другой, сам с собой здоровался, соединяя руки за спиной, обнимал самого себя за спину и танцевал в таком положении якобы с дамой, небрежно и рассеянно перешагивая через головы моих партнеров. По мере того как они танцевали и показывали свои трюки, я все более мрачнел и затем, после паузы, в которой я крайне «нервно» реагировал на их успех, пускался в лихой эксцентрический танец, насыщенный акробатическими движениями.
Номер был просмотрен, принят и вошел в программу «гастрольной» поездки, в которую мы выехали веселой, дружной студенческой семьей летом 1926 года.
Никогда не забыть этой первой поездки по родной стране!
Многие из нас, — в их числе также и я, — впервые выехали за пределы Ленинграда и с юношеской пытливостью, со всей силой молодого восприятия жадно впитывали в себя многообразнейшие впечатления от раскрывшейся перед нами живой действительности.
Наш путь лежал на Ташкент, был долог, но мы сходили с поезда на каждой станции и даже бодрствовали по ночам. Мы были зачарованы Ташкентом, его архитектурными памятниками, его старым городом, его только что начинавшим развертываться строительством. Приехав в Баку, мы всю ночь провели с песнями на его набережной, — правда, еще не слишком благоустроенной в те годы, — а наутро веселой гурьбой проехали в Сураханы, где, помнится, были удивлены размахом работ по механизации нефтедобычи. Словом, за полтора-два месяца, проведенных в поездке, мы сильно выросли: перед нами приоткрылась широкая картина жизни и труда людей нашей Родины.
В поездке мы встретились с широким массовым зрителем наших национальных республик. Мы играли не только в Ташкенте, но и в Андижане, в Фергане, в Самарканде, объезжали близлежащие селения, даже небольшие кишлаки. Сперва нам пришлось туговато: никто не приглашал нашу живую газету. Мы добились общественного просмотра в одном из центральных клубов Ташкента, и тут же получили несколько приглашений. Со своей стороны студенты внимательно следили за событиями, старались насыщать репертуар злободневной политической сатирой, черпая для нее материал в центральной и местной прессе.
Наш номер пользовался успехом, был отмечен печатью, и в течение поездки мы отрабатывали его, добиваясь все большей четкости и динамичности в его исполнении. Молодость била в нас ключом, и участвуя в живой газете, мы в то же время увлеченно отдавались своим танцевальным выступлениям. А по возвращении в Ленинград мы стали получать множество приглашений и чуть ли не ежедневно начали появляться на различных клубных вечерах, а затем и на профессиональной эстраде, — подчас по три-четыре раза в день.
Узнав об этом, В. В. Максимов не замедлил вызвать меня к себе.
— Вот что, Черкасыч, — заявил он мне. — Если вы решаете идти по пути быстрого успеха, то, конечно, легко приобретете его на эстраде, в мюзик-холле или в цирке, в жанре эксцентрики, может быть даже клоунады... Место вам будет обеспечено... Но вы никогда не получите подлинного наслаждения, того творческого счастья, которое приобретается упорным трудом художника над настоящей значительной темой и ожидает вас в области больших форм драматического искусства!.. Истинный артист, художник по призванию стремится не рассмешить зрителя, не удивить его, а убедить — убедить в высокой правде, которую он провозглашает со сцены. Артист убеждает зрителя силой и глубиной мысли, он привлекает внимание и завоевывает признание значительностью тех целей, которым служит. Конечно, это куда более трудный путь, но именно этим путем шли лучшие представители нашей сцены!
Внимательно прислушиваясь к настойчивым советам В. В. Максимова, я все же не понимал, что мне следует делать. Голос моего наставника не встречал должного подтверждения.
Большинство педагогов, в числе которых было несколько режиссеров, практиков сцены, занимавших на ней видное место, ориентировало меня в другом направлении, восхваляло мои пробы и опыты в буффонадном, эксцентрическом жанре. Старшие товарищи по институту упорно держались того же мнения. Наш шуточный, пародийный танец нашел широкий спрос, сделался одним из ходовых аттракционов на эстраде. Что же, отказаться от него?.. С чего же тогда начинать?..
И мы продолжали шлифовать наш номер, который на несколько лет сделался нашим неразлучным спутником, — в частности моим.
С этим номером я выпускался из института, исполняя его при сдаче зачета по актерскому мастерству, в нем же я показался на конкурсной пробе, вступая в качестве актера на подмостки первого драматического театра, в котором мне довелось работать, — ленинградского Театра юных зрителей. С тем же номером я продолжал выступать на эстраде в первые годы моей работы в театре и в нем же я появился в одном из первых кинофильмов, в которых мне довелось сниматься, — в картине «Мой сын».
А десять лет спустя, после долгого перерыва, в течение которого номер уже более не исполнялся, нас попросили возобновить его для засъемки в картине «Киноконцерт», снимавшейся на «Ленфильме». Нам пришлось исполнить наш танец перед киноаппаратом в разных планах и в различных ракурсах свыше тридцати раз, считая репетиции, шедшие под фонограммную запись эстрадного оркестра.
Словом, юношеская шутка, номер, возникший в порядке студенческой импровизации и затем прошедший длительную шлифовку, долго сопутствовал мне, как профессиональному актеру. Вот почему я задержался на нем, вот почему именно с него начинаются первые кадры того небольшого кинофильма, который демонстрируется, когда я — у нас или за рубежом, — выступаю с рассказом о своем актерском пути: первый ролик этого фильма воспроизводит отрывок из «Киноконцерта» — несколько положений нашего танца «Пат, Паташон и Чарли Чаплин».