Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг
Шрифт:
За счет того, что мы шили сами – мама и я – наш гардероб отличался некоторым разнообразием. Однако если речь заходила о магазинной одежде – теплом трикотаже, трикотаже вообще, пальто или обуви – сразу возникала проблема, вызванная, прежде всего, отсутствием денег.
Например, на период с мая по октябрь включительно, мы получали по единственной паре босоножек. При ежедневном их ношении, обувь не доживала до первого сентября. Чтобы сберечь ее для школы – сезон босоножек иногда длился вплоть до ноября – в городе мы с сестрой все лето гуляли босиком; обходя обжигающе раскалившийся под палящим
Но. Это были наши «городские» секреты, которые не стоило сообщать кузинам, жаждавшим поносить мои платья. Безропотно давала сестрам некоторые из них. Хотя легче подарить, чем потом донашивать кем-то надеванное. Я бы и подарила, но это был мамин труд и мамина забота, потому не решалась принять без нее такое решение.
Что касается одежды Марины, она никому не подходили по размеру.
94
Разобравшись с нарядами для сестер, в новой юбке я отправилась гулять. Ближе к обеду, выйдя на главную и единственную улицу Туркужина, мы с сестрами сели на скамейку возле дома одного из родственников.
Я тут же зажалась. «Здесь полно прохожих и с ними надо здороваться, отвечать на вопросы, улыбаться, вести беседу, одним словом. Все прохожие знают меня; следовательно, и я должна их знать. Но что же делать, как скрыть, что я не помню имен и лиц большинства своих родственников, даже самых близких? А все потому, что они не интересны мне, сливаются в одну безликую массу. Видимо, я совсем плохой, двуличный человек, раз не могу сосредоточиться на элементарных вещах, не в силах запомнить лица и имена собственных родственников… Теперь-то моя тайна и откроется, люди непременно услышат звон цепей и клацанье замкoв на дверях моего уродливого каменного не зaмка, но сердца», – все это я думала, уползая в себя всякий раз, как на дороге появлялся очередной путник.
Прохожих было не так много, на самом деле, но и не мало.
Следуя этикету, мы вставали всякий раз, как проходили старшие. Увидев меня, они останавливались расспросить о самочувствии бабушки Ули, передать ей и маме слова приветствия. Вежливо улыбаясь, я старалась давать односложные ответы: «Спасибо… хорошо… да… передам».
Кузины с удовольствием меня прикрывали. Бойкие сестренки подсказывали, что и как говорить, когда встать, когда можно садиться, и так далее. Внимание, которое я привлекала, им нравилось – они развлекались.
Ближе к полудню дорога опустела.
– Мы уже достаточно здесь сидим, – говорила я Тени. – Столько людей прошло мимо нас. Хочу, чтобы закончилась эта пытка спонтанного общения. Хватит с меня, утренний подарок уже отработан. Когда сестры предложат уйти? Пусть до тех пор к нам никто не подойдет… жарко… как жить, не зная адыгского языка? тут все говорят только на родном… все друг друга знают… все жизнерадостные… Хочу поскорее уйти; слышишь? где ты? почему тихо? эй…
95
Выглянув из себя, я обнаружила двух подростков. Общаясь с ними, сестры заливисто смеялись. «Боже мой, мои сестры такие же как Чудягина Наташка. Почему я не могу смеяться и шутить как они?» Взгляды подростков были обращены на меня, они что-то спрашивали именно у меня. «Как долго они так стоят и о чем спрашивают?»
Очевидно, ответы сестер их не удовлетворяли – они желали говорить именно со мной. «Что же делать? Интересно, я их знаю? Наверняка мы знакомы, и я просто не помню их лиц и имен. Сейчас-то и откроется мое уродство; и конечно его воспримут как знак неуважения. Почему я больше не гощу у дедушки Хамида? За стеной, без посторонних, лишних людей. Зачем мне эти Апсо? У них все открыто: двери дома, ворота усадьбы, сад, весь их мир. Вечно то провожают, то встречают, то женят, то хоронят, то рожают, то поминают; жизнь нараспашку, но где же опора? Точка, держась за которую можно сохранить равновесие, не упасть…»
– Вот она, стоит перед тобой! Вот она перед тобой… Вот он… Это он! Он!..
Следующий миг вырвал меня из суматохи мыслей и переживаний страшным криком…
96
В Туркужине никогда, ни во времена моего детства и юности, ни теперь, не было тротуаров. Дорога, покрытая плохоньким асфальтом, без бордюров и разделительной полосы, и теперь не шире хорошего городского тротуара; ни светофоров, ни фонарей вдоль дороги. Так что и народ, и скот – в любом состоянии, составе и возрасте – перемещались тогда, и теперь, исключительно по проезжей части. Именно поэтому автомобильный транспорт всегда движется на минимальной скорости.
Но тот ЗИЛ не ехал – мчался. В то время как грузовик стремительно приближался к нашему району, из переулка на дорогу вышла семнадцатилетняя Жануся, родная Люси, и наша с Мариной двоюродная; остальные девочки – Роза, Рима и Селима с Симой – приходились нам дальними кузинами.
Жануся, я слышала еще с утра, собиралась зайти в школу за какой-то справкой. Она заканчивала десятый класс. А мы сидели как раз напротив школьной калитки. Жануся шла в нашу сторону. Малышка Сима, увидев Жанусю, оторвалась от Селимы и, выбежав на дорогу, устремилась ей навстречу…
На самом деле я не видела, как Жануся выходила на дорогу, только боковым зрением отметила, что Сима убегает. Лишь услышав ужасный, ужасный крик, я посмотрела в ту сторону; Жануся бежала впереди грузовика навстречу остановившейся прямо на дороге Симе и громко кричала.
Между мчащимся в нашу сторону грузовиком и девушкой, бегущей от него к ребенку, было не более тридцати, даже двадцати сантиметров расстояния. Наверно. Я не видела и этих сантиметров. Жануся успела пробежать впереди грузовика метров двадцать – двадцать пять с той же, мне казалось бешеной, скоростью, что мчащийся грузовик. Удивлялась как она быстро перебирает ногами! Понимая, что она делает, только думала, успеет ли соскочить сама? Но, добежав до Симы, сестра скинула девочку на обочину и тут же сдалась – я отчетливо увидела это.
В следующий миг грузовик наехал на ее ноги, со страшным хрустом проехал по всему телу сначала передним колесом, затем, чуть заваливаясь, сдвоенным задним, резко свернул на противоположную от Симы обочину и остановился, въехав в саманную стену дома, в метре от нас.
97
Жанусю похоронили на следующий день; крики и рыдания, которые стояли в том дворе в тот день и много последующих, не описать, но я готова была слушать их и слушать, лишь бы не вспоминать хруст ломающихся под колесами грузовика костей.