Записки сыщика
Шрифт:
– А теперь этот извозчик Иван дома или уехал?
– спросил у полового сыщик.
– Недавно был здесь, пил чай, а теперь, надо полагать, убирается в своей конюшне.
– А рано ли он выезжает со двора?
– Да как придется: иногда рано, а чаще к вечеру.
– Нельзя ли его позвать чай пить?
– Можно.
Через несколько минут явился Иван.
Сыщик приказал подать графин водки.
Иван уселся как бы нехотя и сказал:
– Сударь, мне сидеть здесь долго нельзя, потому что скоро ехать. Скажите, что угодно.
– Что же ты так торопишься? Разве твой
Иван почесал голову, посмотрел на сыщика как-то недоверчиво, задумался, а потом спросил:
– А разве вы его, сударь, знаете?
– Знаю очень хорошо, - сказал сыщик.
– Мы с ним были когда-то приятелями. Но, сделавшись богатым, он меня почему-то разлюбил.
Иван улыбнулся:
– Не думаю, сударь, чтобы вы были ему приятелем: у него приятелей нет, он от таких людей, как ваша милость, бегает.
– А почему же это ты так думаешь? Разве я не такой же человек, как и другие? Неужели не стою дружбы твоего комиссионера?
– Ох, сударь, люди-то вы хорошие, да всякий вас боится: с вами дружиться-то нельзя, а в особенности таким, как мой комиссионер.
– Да за кого же ты меня принимаешь?
– спросил сыщик.
Иван потупил голову и долго молчал. Потом выпил рюмку водки и сказал:
– Недаром у меня всю нынешнюю ночь проболело сердце! Я вас, сударь, знаю: мне вас комиссионер-то мой указывал в Сокольниках, где мы с ним пили чай. Я сразу, увидав вас здесь, подумал, что вы позвали меня не для чаю, а для спросу.
– Иванушка!
– сказал сыщик, - если уж ты меня знаешь, так я прошу тебя быть со мною откровенным. Мне нужно знать о твоем мнимом комиссионере все, что только тебе самому хорошо известно.
Перекрестясь и выпив еще рюмку, Иван сказал:
– Я расскажу вам все, что знаю, но прошу- не погубите меня: я не виноват ни в чем. Мне и самому недавно сообщили, что комиссионер этот вор. А сообщил тележник, у которого он много лет скрывался, проживая под чужим именем в числе его работников. Вероятно, вы уже знаете, что он - мещанин К-в, а не комиссионер лосинной фабрики.
С этим К-м я знаком более двух лет. Он нанял меня здесь, чтобы поехать в Алексеевское, где живет его знакомая барышня. Он посулил мне два рубля серебром, потом посадил с собой чай пить и стал расспрашивать. Давно ли я езжу? Знаю ли кого-нибудь из богатых приезжих купцов, стоящих в номерах? Не имею ли я в виду какого-нибудь богатого гуляки? А потом сказал:
– Слушай, Иван, если ты будешь честно работать на меня, я помогу тебе деньгами на покупку хорошей лошади и сбруи. Ты мне нравишься, и я хочу тебя почему-то полюбить.
Я, поблагодарив его за это обещание, тут же рассказал ему об одном богатом управляющем, стоявшем на Сибирском подворье, с которым я ездил. Вот с этого времени началось наше знакомство. Он меня постоянно при каждом свидании угощал чаем и давал понемногу денег.
Как-то он приказал мне побыстрее запрячь лошадь, и отправились с ним в Екатерининскую пустыню. Там пробыли четыре дня. Он всякий день ходил ко всенощной и к обедне, а все остальное время проводил у монахов в кельях. Когда вернулись в Москву, он угостил меня чаем и водкой и дал 25 рублей. При нем в это время было много денег. На другой день он велел мне рано утром приехать на Смоленский рынок в Зайцев трактир. Оттуда мы отправились на Ваганьковское кладбище, где его дожидался родной брат. Сидя между могил, они о чем-то долго разговаривали. Потом мы часто бывали с ним в Сокольниках и ездили по дальним монастырям. С собой он ничего никогда не брал, за исключением небольшого мешочка, в котором находились связка ключей, кусок желтого воска и несколько небольших английских подпилков.
Человек он скромный и тихий, ничего не пьет, не любит пьяных, в компаниях также не бывает. Одно у него удовольствие - любит музыку. Приехав в какой-нибудь трактир, где играет музыкальная машина, он закажет чаю и пьет его часа два один, сидя где-нибудь в особой комнате.
Как-то сидели мы с ним вдвоем в Кудрине в трактире и ели селянку. В это время вошел какой-то чиновник и, увидав нас, тотчас подошел и сказал:
– А, тебя-то мне и надо. Ступай-ка, брат, со мной.
Я испугался, а К-в, встав с места произнес:
– Помилуйте, сударь, Савло Савлович, за что вы изволите на меня сердиться и что я вам сделал?
– Праздников не помнишь!
– ответил тихо чиновник.
К-в вынул из бумажника четвертную и подал ее этому барину.
– Мало!
– засмеялся барин.
– Ей-Богу, больше не имею. У самого остается одна только красненькая, но за мной не пропадет.
– Ну нечего делать! Смотри, я еще три буду считать за тобой, а то ведь ты знаешь, - и он показал пальцем на свой лоб. И после вышел вон.
К-в говорит:
– Вот черт его принес не вовремя. Барин-то он добрый, да больно деньги любит.
– А кто он такой?
– спросил я у него.
– Чиновник знакомый: у него мое дело.
– Он засмеялся.
– Слушай, Ванюша, если мне Бог поможет получить на ярмарке с одного купца деньги, так тогда нам эти челядинцы будут нипочем, тогда мы с тобой отправимся в Одессу, займемся торговлей и заживем припеваючи.
Из этого трактира мы поехали на Полянку, там он дал мне 5 рублей серебром и сказал:
– Прощай, Иванушка, я теперь с тобой увижусь не скоро.
После этого я не видал его два месяца. На второй неделе Великого поста прибегает ко мне на двор мальчик из трактира и говорит, что меня спрашивает какой-то купец.
В трактире я увидал К-ва: он был очень весел. Посадил меня чай пить и спросил, как я ездил, много ли выработал денег и весело ли мне было без него.
Я отвечал ему что-то и в свою очередь спросил у него: весело ли он проводил время?
– Слава Богу, - сказал он.
– Съездил благополучно и дело кончил хорошо.
– После чего, вынув из кармана бумажник, туго набитый кредитными билетами, вытащил из середины пачку пятидесятных, отсчитал 10 штук и подал их мне.
– Вот, Иванушка, я обещал купить тебе лошадь и запряжку. Ступай, сию минуту купи. Смотри же, чтобы все было отлично, денег не жалей. Если мало будет, я еще дам. Но помни: держать язык нужно на привязи, никому не рассказывать о том, что я тебе дал деньги, с посторонними никуда не ездить и со своими извозчиками не пьянствовать, а то может быть худо и тебе, и мне.