Записки у изголовья
Шрифт:
276. Накануне праздника весны…
Накануне праздника весны пришлось ехать кружным путем, чтобы избежать «неблагоприятного направления».
Возвращаешься домой уже поздней ночью. Холод пробирает до того, что, как говорится, вот-вот подбородок отмерзнет.
Наконец ты дома. Торопишься придвинуть к себе круглую жаровню. Как чудесно, когда она вся пылает огнем, ни одного черного пятна. Но еще приятней выгребать горящие угли из тонкого слоя пепла.
Вдруг, увлеченная разговором, заметишь, что огонь погас.
Явится служанка, к твоей досаде, навалит сверху угли горой и раздует огонь. Хорошо еще, если она догадается положить угли кольцом
Я не люблю также, когда горящие угли сгребают кучей в середину, а сверху насыпают новые…
277. Однажды намело высокие сугробы снега
Однажды намело высокие сугробы снега. Против обыкновения, верхние створки ситоми утром не были подняты. В большой четырехугольной жаровне разожгли огонь, и придворные дамы во главе с самой императрицей уселись вокруг нее, оживленно беседуя.
— Скажи мне, Сёнагон, — спросила императрица, — каковы сегодня снега на вершине Сянлу? [386]
Я велела открыть окно и сама высоко подняла плетеную занавеску.
Государыня улыбнулась.
— Но ведь и мы тоже хорошо знали эту китайскую поэму, — заговорили другие дамы, — и ее часто перелагали в японские стихи. Просто не сразу вспомнили:
Вижу, подняв занавеску, Снег на вершине Сяшгу.386
Намек на стихотворение Бо Цзюй-и:
«Солнце на небе взошло, А я всё лежу в постели, Холод в башне царит, Накинул горой одеяла. Колокол храма Иай Слышу, склоняясь на подушку, Снег на вершине Сянлу, Вижу, подняв занавеску».Сей-Сёнагон догадывается, что императрица просит открыть окно.
Да, вы, Сёнагон, достойны служить такой императрице, как наша!
278. Мальчики, которые помогают заклинателю демонов…
Мальчики, которые помогают заклинателю демонов, отлично знают свое дело.
Когда совершается обряд очищения, заклинатель читает молитвословия богам, а присутствующие благоговейно ему внимают.
Не успеет он сказать: «Побрызгайте вином или водой», — как мальчики проворно вскакивают с мест и выполняют все, что надо.
Ведь бывают же смышленые люди, кому и приказывать не надо. С каким удовольствием я наняла бы их к себе на службу!
279. Как-то раз в пору третьей луны…
Как-то раз в пору третьей луны я провела Дни удаления в доме одного своего знакомца. Это было скромное жилище в глухом месте. Сад не мог похвастаться красивыми деревьями. Одно из них называли ивой, но не было у этого дерева очарования настоящей ивы, листья торчали широкие, уродливые.
— Вряд ли это ива, — заметила я.
— Но право же, бывают такие, — уверяли меня. В ответ я сложила стихи:
Как дерзко, как широко Ива размалевала Тонкие брови свои, В этом саду весна, Боюсь,В другой раз я снова отправилась провести Дни удаления в столь же скромном жилище.
Уже на второй день мне стало так тоскливо, что казалось, я и часа там не выдержу.
Вдруг — о счастье! — ко мне пришло письмо.
Госпожа сайсё красиво начертала на листке тонкой зеленой бумаги стихотворение, сложенное императрицей:
Как жить я могла, скажи, Долгие, долгие годы, Пока не узнала тебя? Теперь я едва живу, А мы лишь вчера расстались…А внизу госпожа сайсё приписала:
«Каждый день разлуки с вами длится тысячу лет. Скорее, с первыми лучами рассвета, спешите к нам!»
Добрые слова госпожи сайсё доставили мне большую радость. Тем более не могло меня оставить равнодушной послание императрицы.
Я сочинила в ответ стихотворение:
Так, значит, печальна ты В своих заоблачных высях? Пойми же, с какою тоской Гляжу я на день весенний В убогом домишке моем!А госпоже сайсё я написала:
«Боюсь, что этой же ночью [387] меня постигнет судьба младшего военачальника: не доживу до утра».
Я вернулась во дворец на рассвете.
— Мне не очень понравилась в твоем вчерашнем стихотворении строка: «Пойми же, с какою тоской…» Все дамы тоже нашли ее неуместной, — сказала императрица.
387
Видимо, намек на легенду о том, что некий младший военачальник Фукагава влюбился в красавицу и поэтессу Оно-но Комати. Она велела ему в доказательство любви провести возле ее дома сто ночей. Он умер накануне обещанного свидания.
Я сильно опечалилась, но, вероятно, государыня была права.
280. В двадцать четвертый день двенадцатой луны…
В двадцать четвертый день двенадцатой луны щедротами императрицы состоялось празднество Поминовения святых имен Будды.
Прослушав первую полуночную службу, когда сутры читал главный священник клира, некие бывшие там люди — и я вместе с ними — глубокой ночью поехали домой.
Несколько дней подряд шел сильный снег, но теперь он перестал. Подул порывистый ветер. Земля кое-где пестрела черными пятнами, но на кровлях снег повсюду лежал ровным белым слоем.
Даже самые жалкие хижины казались прекрасными под снежной пеленой. Они так сверкали в лучах предрассветного месяца, словно были крыты серебром вместо тростника. Повсюду виднелось такое множество сосулек, коротких и длинных, словно кто-то нарочно развесил их по краям крыш. Хрустальный водопад сосулек! Никаких слов не хватает, чтобы описать великолепие этой картины.
В нашем экипаже занавесок не было. Плетеные шторы, поднятые кверху, не мешали лучам луны свободно проникать в его глубину, и они озаряли многоцветный наряд сидевшей там дамы. На ней было семь или восемь одежд: бледно-пурпурных, белых, цвета алых лепестков сливы… Густой пурпур самой верхней одежды сверкал и переливался ярким глянцем в лунном свете.