Записки 'важняка'
Шрифт:
Увы... Дорога тощала на глазах, расслаивалась на какие-то сомнительные тропинки и в конце концов уперлась в болото.
Висит над лесом сумрак. Сеет легкий дождичек. Вернуться бы на ферму, да только где она...
Усталые и злые бродим между деревьев. Наконец находим большое дупло, куда прячем свои пожитки.
– Разводить костер?
– спрашивает Филенко.
Я киваю.
Филенко времени не теряет, наламывает сухих прошлогодних веток, собирает кучу рыжих листьев, пускает в ход кресало.
Затылком
Темнота накрывает нас как-то сразу, и снова Цветков спит, завернувшись в свою шинель, всю ночь, а мы с Филенко - по очереди. Моя очередь вторая.
Будит меня какой-то не то звук, не то шум. Прислушиваюсь. Это не шум, это смех. Немного хрипловато смеется Цветков. Чего это ему так весело?
– Чудак ты солдат, - говорит Цветков, - о любви я заговорил так, для оправдания. Стал бы я из-за какой-то деревенской бабы рисковать собой. Надо иметь голову на плечах, а не кочан капусты. Похож я на такого дурня?
– Да нет, не похож, - соглашается Филенко.
Я лежу, не шевелясь, на своей сыроватой шинели. С чего начался этот разговор и куда пойдет?
– Вот ты воюешь, - вкрадчиво произносит Цветков, - что велят, то и делаешь. А ты подумал разок, какой толк? За что воюешь?
– За советскую власть, - отвечает Филенко.
– А какая тебе разница, что за власть: советская, немецкая или турецкая?! Партийный, что ли?
– Комсомолец.
– Так запомни. Бросай билет, пока есть время. Чуть земля просохнет, немцы в наступление пойдут. Представляешь, сколько танков за зиму понастроили? Европа! Как двинут, так до самого Урала допрут. Что тогда станешь делать?
– А як все, так и я. Воювать с Гитлером до победы.
– Надумал воевать на Урале? Да ты, солдат, наивняк. Сам-то откуда?
– Винницкий.
– Женат?
– Был бы женатый, да война...
– Вот и угонят тебя, как барана, за Урал, а какой-нибудь парень, что потолковей, будет в Виннице галушки жрать да на твоей девке женится. Тебе-то на что Урал?
– Все равно советская земля, - рассудительно отвечает Филенко.
– Опять ты за свое? Советская, немецкая... Ты до войны где работал?
– В колгоспе.
– Значит, батрачил?
– Колгоспник не батрак.
– Какая разница? Ведь на других работал, не на себя. Да ты при немцах с твоей силенкой в два года деньжат бы накопил и стал хозяином.
– Це точно, - соглашается Филенко.
– Сила в мене е.
– То-то и оно. Понимать надо, что к чему.
Филенко молчит. Наконец слышу его насмешливый басок:
– Ну а тебе, капитан, мабудь при немцах буде погано, а?
– За меня, солдат,
– И продолжает быстро, приглушенно: - Ты пойми, так и так под Гитлером жить. Это ж сила! Так что, брат, Россию не спасешь, себя надо спасать.
Цветков торопится. Еще вчера он осторожничал. Теперь идет в открытую. Видно, решил, что терять ему нечего.
Молчание, наверное, с минуту. И опять голос Цветкова:
– Смотри, солдат, не прогадай. Времена нынче быстро меняются. Сегодня вот твой старший лейтенант мной командует, а завтра, может, и я на нем верхом ездить буду.
Филенко вздыхает. Потом подозрительно спрашивает:
– Слухай, капитан, а у тебя батько кто?
– Отец? Хм... Чудак ты, солдат... Ну просто, отец, папочка...
– Я вот думаю, в кого ж ты такой гад вырос?
Ошарашенное молчание Цветкова. А потом утерявший всякое добродушие басок Филенко:
– А если ты еще раз помянешь советскую власть, помянешь непотребно, то я тебе так промеж глаз двину, шо ты потом даже Гитлеру годен не будешь!
Я лежу неподвижно, тихо улыбаюсь и ясно вижу хитрые, умные глаза Филенко.
8
...Утро, возвращаемся по той же дороге. Потом сворачиваем на какую-то тропу. Хоть бы что-нибудь живое попалось. А то одни голые стволы молча выходят нам навстречу да цепляется за шинель колючий кустарник.
Постепенно погода разгуливается. Светлеет небо. И лес впереди становится как бы прозрачнее. Мы ускоряем шаг, пробираемся сквозь мелколесье- и вновь упираемся в болотце. С сомнением смотрим с Филенко друг на друга. Неужели опять идти назад?
Филенко палкой прощупывает глубину - вроде терпимо.
– Пройдем?
– спрашиваю.
– Вроде как бояться нечего, - отвечает Филенко.
Бредем дальше. Хлюпает и пузырится под ногами жидкая грязь. Сапоги то и дело запутываются в длинной, прочной, как леска, прошлогодней осоке.
Наконец-то выбираемся на земную твердь. И тут... Что за дьявол! Цветков, оступившись, падает. Ждем. Он лежит. Поднимаю его под руки, он вскрикивает и валится опять. Так и есть, подвернул ногу. Не везет нам, да и только! А ведь мы уже завтра могли бы быть дома, до реки Северский Донецрукой подать.
Оставить Цветкова в лесу с кем-то из нас нельзя. Нет верного ориентира, не найдем. Надо идти. Пусть медленно, но вперед.
Филенко мастерит костыль. Развязываем Цветкову руки. Поддерживая его с боков, усталые до предела, все же идем и идем.
Час идем.
Еще час.
Солнце в зените.
Цветков еле волочит ноги. Он почти висит на нас. А я и сам вот-вот упаду. Наконец выходим на проезжую дорогу, на ней четко просматривается свежая колея.
Внезапно вырвавшись, Цветков ложится на землю. Спрашиваю: