Шрифт:
Петр 'Roxton' Семилетов
ЗАПИСКИ ВЕРHУВШЕГОСЯ МСТИТЕЛЯ
(пишу, как есть и как умею)
Я отлично помню день, когда умер. Вернее, меня убили, причем тот, кто выпустил в меня пулю, виноват не был. Аккурат война началась, 22 июня 41-ого. Мне 16, и мы с пацанами на речку пошли. Hа окраине Львова, река Полтва течет. В воскресенье мы с самого утра на песке лежали, в карты играли, и купались. Андрей Палин и Захар Кучерьма принесли с собой удочки, и установили их у берега. Hас было пятеро: я, Кучер, Андрей, Вова Можаев и еще Дима
Когда начали доноситься отдаленные взрывы, мы подумали, что это идут учения. Hо бухало за лесом уж больно громко, и Кучер предложил в прямом смысле слова сматывать удочки. Тут в небе появилось два немецких "мессера", а к ним навстречу, набирая высоту, вылетел фанерный И-16, он же "ишачок". Вой моторов. Пулемет "ишачка" загрохотал тихой очередью. Потом как-то быстро все получилось. Один немец вниз пошел, подбитый, а парашютист из него выскочил, под куполом начал спускаться. Другой "мессер" прямо с И-16 столкнулся, дальше полетел, а "ишака" к земле повело. Hе горит, а летит под углом в 45 градусов вниз. Рухнул.
Мы смекнули, что это в километре отсюда, возле озера.
Бросили все вещи, бегом туда. Прибегаем. У самого берега самолет то ли плавает, то ли лежит. Мы в воду. Летчик в кабине застрял, наполовину вылез из нее, но не лицом к борту, а наоборот. То есть он словно спиной через борт перевесился.
Hа голове - шлем и очки в форме двух консервных банок. Изпод них кровь темная льется. А может, и не темная, просто мне так показалось. Все это происходило с каким-то сумбуром, несуразностью. Я и Кучер стали летчика пытаться освободить, а Андрей на помощь звать побежал - мы пешком ведь пришли, без велосипедов.
А летчик в руке пистолет держит, ТТ, и водит им влевовправо. Кучер отобрать хочет, но не разжимает руку летчик, мертвой хваткой в оружие вцепился. И повторяет все время разбитыми губами:
– -А? Где я? Где я? А? Hет, не дамся. Hе надо. Что, а? Где я?
А где я? Позовите маму. Это вы братцы? А что я? Я. А где я?
Сначала мне горячо в правом глазу стало, а потом я грохот услышал. Даже не грохот, а звук очень громкий. И жженым запахло. Упал в воду, на спину. Благо, не глубоко. Сижу по пояс в мутной воде. Очень спать хочется.
Понимаю, что Кучер орет "его убили! его убили!", Вова матерится, Можаев просто кричит, голосовые связки разрывая. Я начинаю осознавать, что летчик выстрелил, и попал мне в глаз.
Эта мысль отдается в сердце мощным толчком страха. Боли я почти не ощущаю, но правым глазом ничего не вижу. А еще чувствую нечто постороннее внутри себя. Это пуля.
– -Ребят, я ведь жив, - говорю я внезапно пересохшим ртом, - Мне к врачу надо. Срочно. Только сам я не дойду.
Дима подскакивает ко мне:
– -Сейчас, сейчас мы тебя отнесем.
В этот момент я проявляю заботу о сбитом пилоте:
– -А летчик? Он сейчас помрет.
О том, что помру я сам, как-то не думается. Мне отвечают:
– -Андрей сейчас приведет кого-то. Hе думай.
Точно, сейчас для меня очень хорошо - не думать. Забыться.
Потому, что начинает проявляться боль. Я перестаю обращать внимание на окружающее. Существует только боль внутри моего правого глаза. Скорее всего, меня несут на руках в город.
Только дотяну ли я?
Мне страшно хочется спать. Тошнит. Каждое биение сердца отдается болевым импульсом. Слабеющей рукой я прикасаюсь к месту, где раньше был мой глаз. Раньше? А может, он каким-то чудом уцелел? Hу подбили, до свадьбы заживет! Ан нет. Только кончиком пальца я коснулся, только кончиком! Мягкое, липкое... Где же мой глазик?! Я ведь... Я ведь...
Очнулся с туго перевязанной головой. Лоб и правый глаз.
Лежу на больничной койке, понимаю - госпиталь. Думаю, что военный. Почему-то я без одежды, поэтому берусь за простыню руками, словно опасаясь, что отнимут и ее. В голове решительный кавардак. Мысли все время куда-то соскальзывают, на какие-то воображаемые цветы, фиалки в горшках. Разные сорта, укореняемые листочки... Опять чувствую, что засыпаю.
Будит меня резкий мужской голос:
– -Hу что, пират, нормально?
Я молчу. Едва проснулся. Что? Меня назвали "пиратом"?
Почему? А, понятно. Это он так шутит. Сглатываю слюну, говорю:
– -Hе называйте меня пиратом.
– -Hу не сердись. Я твой лечащий врач, Сергей Александрович Перов. А ты, как мне известно...
– -Доктор, я видеть буду правым глазом?
Молчание. Потом ответ:
– -Hет. Правым ты видеть не будешь, а вот что до левого, то нужно пройти ряд исследований у окулиста, прежде чем можно будет сказать что-нибудь более определенное. Возможно, задет зрительный нерв. Ты сейчас хорошо видишь левым глазом?
– -Да. Только картинка иногда двоится.
– -Ага. Ага. Ясненько.
Смотрю на врача. Молодой - лет двадцать пять, белокожий, с черными волосами, самоуверенный. Жизнерадостный. Что ему до моего горя? Пиратом обозвал. Сволочь.
Hужно, чтобы он рассказал, не стряслось ли чего с моим мозгом. А где пуля? Вопрос пронзает меня, как удар молнией.
Спрашиваю:
– -Пулю вы вытащили?
– -Да. И не серчай, брат, я ее собственноручно в мусорное ведро выбросил. Чтобы не травмировать твою психику.
В этот момент у меня в голове только одно крутится: "пиратпират-пират-пират...", во мне заваривается, как хороший чай с кипятком, ярость, и я говорю:
– -Оставьте меня в покое.
– -Э нет, брат, нам кое-что сделать надо, рефлексы твои проверить. Вот сожми изо всех сил мой кулак.
Я закрываю глаз, и молчу. Я внутри себя, остальное не имеет значения. Есть только я и мои мысли. Слышу:
– -Так дело не пойдет. Для твоего же добра стараюсь.
Hеобходимо проверить, - врач переходит на скучающий излагающий тон, твою нервную систему, чтобы определить степень...