Записки военного советника в Китае. Из истории Первой гражданской революционной войны (1924—1927)

Черепанов Александр Иванович

Находившийся в 1924—1925 гг. в Гуанчжоу товарищ Хо Ши Мин через китайских коммунистов поддерживал связь с вьетнамскими курсантами школы Вампу и руководил их воспитанием.

Мне случалось несколько раз встречать Хо Ши Мина у М. М. Бородина, но в то время я не мог предположить, что вижу будущего вождя трудящихся Вьетнама.

По своему социальному составу курсанты распределялись приблизительно так: крестьян — 1640, рабочих — 100, торговцев — 400, учащихся — 400, солдат — 10, чиновников — 15, интеллигенции — 12.

Примерно таким же был состав и четвертого выпуска школы.

Обязанности между собой мы распределили так. Володя Поляк был старшим советником и ведал учебной частью. Он работал

непосредственно с генералом Ван Ма-ю. Мы с Николаем занимались строевой, стрелковой и тактической подготовкой курсантов и были связаны по работе с генералом Хэ Ин-цинем.

Самой главной трудностью, с которой мы столкнулись на первых порах, было отсутствие переводчиков. Мы очень неважно говорили как по-английски, так и по-китайски и не могли, конечно, поэтому проверять теоретические знания или просматривать лекции преподавателей и вносить в них необходимые коррективы. Тем более не могли мы самостоятельно взяться за ведение курса по той или иной дисциплине.

Из-за разного уровня знаний преподавательского состава подготовка курсантов отличалась невероятным разнобоем. Первой нашей успешно решенной задачей стало более или менее целесообразное распределение учебного времени между отдельными дисциплинами. Принимая во внимание ускоренные темпы подготовки курсантов, всего шесть месяцев, мы решили основное время отвести практическим занятиям.

Однако и здесь сразу столкнулись с упрямством генерала Ван Ма-ю. Приходилось тратить много времени, чтобы его убедить в чем-либо, да и не всегда это удавалось.

Столь же упорными противниками новшеств оказались преподаватели. У всех рассказ превалировал над показом. Этой болезнью страдали даже командиры рот и взводов. Со временем, правда, они стали принимать и проводить в жизнь наши предложения. Командный состав вообще был более демократичен, многие, если не все, были недовольны зазнайством «богов» из преподавательского состава. Поэтому командиры охотнее стали прислушиваться к нашим советам и работать по нашим программам.

Воспользовавшись приездом М. М. Бородина, отлично знавшего английский язык, мы передали свои соображения о распределении учебного времени Чан Кай-ши.

Он без возражений согласился с нами. По-видимому, не желая обнаружить собственное невежество, Чан Кайши по организационным и учебным вопросам как в школе, так и позже, при формировании первых полков Национально-революционной армии почти безоговорочно принимал наши предложения. Испугавшись, что мы будем обращаться непосредственно к Чан Кай-ши, и Ван Ма-ю стал более податлив.

Чан Кай-ши боевой подготовкой курсантов интересовался мало. Все дела по школе он передоверил своим заместителям. Его работа как начальника школы сводилась к выступлениям с трескучими демагогическими речами перед курсантами. Правда, тогда он выступал с лозунгами: «Долой империализм!», «Долой милитаристов!», «Смести феодалов!», т. е. внешне в духе трех политических установок Сунь Ят-сена.

Он, например, заявлял: «Допустим я, Чан Кай-ши, нарушил принципы нашей партии, вы, слушатели школы, можете выступить против меня, начальника школы... Если я, начальник школы, когда-нибудь нарушу дисциплину или изменю принципам нашей партии, то, безусловно, я должен быть расстрелян на месте!..»

Чан Кай-ши везде и всюду представительствовал на банкетах и массовых митингах. Неизменно выступая в таком вот помпезном стиле, он стремился завоевать славу революционера и демократа, но с удивительной последовательностью говорил одно, а делал другое. Им руководили холодный расчет эгоиста-политикана, стремление к обогащению, жажда власти.

Генерал Хэ Ин-цинь все наши предложения по улучшению учебного процесса также принимал без каких-либо возражений. Но, как мы вскоре заметили, обычно

это делалось при закрытых дверях, без свидетелей. Генерал явно боялся «потерять лицо». Запершись с ним в одной из комнат советников, мы с Николаем при помощи нескольких сот китайских слов, жестикуляции, позже — ящиков с песком растолковывали генералу Хэ Ин-циню нашу мысль. Хэ Ин-цинь повторял урок, и когда мы убеждались, что он его понял, то поднимали большой палец правой руки кверху и говорили «бу-цо», т. е. «правильно», «без ошибки», или «дин-хао» — «очень хорошо». После этого Хэ Ин-цинь уходил, собирал подчиненный ему строевой офицерский состав, а если нужно было, и сержантов и в свою очередь инструктировал их. Было интересно наблюдать за его превращениями: у нас в комнате Хэ Ин-цинь был робок, как мальчик-паинька, а тут преподносил усвоенное с апломбом заправского профессора. И нужно отдать ему должное, наши уроки он преподавал другим неплохо.

Наша группа советников состояла из командиров, сочетавших практический опыт с солидной теоретической подготовкой. Военную службу мы с Володей прошли от рядовых, а Николай от кадета до генеральских должностей... Мы были участниками двух войн и все это закрепили теоретической подготовкой в академии, поэтому умели не только организовать подготовку курсантов в классах, но и показать на практике все ее элементы. Много сделали для того, чтобы на первом же этапе обучения курсанты усвоили максимальное количество практических навыков. Мы хотели, чтобы будущие командиры поняли значение строевой выучки, постоянной собранности, подтянутости, исполнительности и сознательной готовности к преодолению всех лишений, связанных с военной службой.

Я уже говорил, что у командиров взводов и рот было стремление практический показ заменить бесполезным рассказом. Борясь с этой говорильней, мы добивались проведения методической подготовки унтер-офицеров и командиров взводов, а потом командиров рот, требуя, чтобы они применяли метод показа и сами при этом не допускали ошибок. В процессе военной тренировки обращали главное внимание на индивидуальную выучку каждого курсанта. Причем, если в привычных для китайцев оружейных приемах или строевой подготовке было что-то отличное от требований наших уставов, мы не придавали этому значения, не желая усложнять работу. Что же касается тактической (обеспечение боя, разведка, наблюдение и т. п.) и стрелковой подготовки, то тут всецело обучали курсантов по нашим уставам, разумеется, с учетом их скромного вооружения: винтовки, два-четыре станковых пулемета и одна пушечка на полк. Для улучшения стрелковой подготовки сами изготовили простейшие приборы для проверки прицеливания и научили курсантов пристреливать винтовки.

На тактических занятиях учили курсантов быстрому наступлению в сочетании с огнем и, как бы ни было мало подразделение, обязательно с охватом противника. В обороне также добивались максимальной активности, умения предупредить наступление врага контратакой. Труды наши не пропали даром. В начавшихся вскоре походах результаты их сразу оказались весьма ощутимыми.

Очень осложняли нашу работу опасения преподавателей, как бы офицеры и рядовые курсанты не узнали, что всем учебным процессом фактически руководят советники. Преподаватели явно боялись «потерять лицо». Не желая обострять отношения, мы всю основную работу вели по своим планам, но держались в тени. Лишь постепенно, день за днем приучали преподавателей к мысли, что полностью нашу достаточно многообразную работу от подчиненных не скроешь, и отвоевывали себе право на непосредственный показ офицерам или курсантам, как нужно выполнять то или иное упражнение или организовать то или иное учение. Например, мы с прибывшим советником Н. А. Шевалдиным стали показывать на плацу одиночные перебежки бойца.