Записки землянина
Шрифт:
С этого момента я понял, что отношения с Льялей прочно укрепились как дружеские или, по крайней мере, приятельские. Она не хотела от меня, кроме информации (для курсовой что ли?), а мне представилась возможность высказать то, что до сих пор не решился сказать при Пазикуу.
Она повернула медленно голову и вопрошающе посмотрела мне в глаза.
— Почему? – предвидел я вопрос. – На это еще никто не ответил. Во всяком случае у нас на Земле. Видимо, зависит от нашего несовершенства в культуре и чувствах, а может это и впрямь болезнь, как думают некоторые – влюбленность. Может гормоны виноваты.
Льяля нахмурилась, потом улыбнулась и вздохнула с облегчением.
— Если это было так, я бы тут не стояла. У нас замужним принято знакомится вот так, только при деловых отношениях. Понятие дружба на Льуане не существует, так же как и вражда. Любовь утратила былую прелесть, а ненависть превратилась в обыкновенную неприязнь. Только тем, кто с головой погружен в объект изучения, знакомы похожие переживания, да и то поверхностно. По большей части они изображают их, а не живут ими.
При этих словах я снова посмотрел на Пазикуу. Он по-прежнему глядел на свою планету. Обиделся ли он на эти слова? И справедливы ли они? Я не могу понять. Но в голове так и звучат его слова: «Я хотел поставить себя на ваше место». И почему он не ушел?
— Мы неспособны ради своих избранных на безумства и никогда не будем плакать в подушку из-за проблем в отношениях, - продолжала тем временем Льяля. – Но мы ценим их путем соблюдения правил. Для тебя Стасик это будет звучать дико, но измена для нас, как для вас сейчас акт убийства, хотя не для всех, надо признать. Со временем высокие и низменные чувства устремляются в одну точку, и что будет при ее достижении никто не знает.
— Значит и вы несовершенны – не достигли этой точки? – спросил я.
— И мы, - задумчиво ответила Льяля и добавила. – Может и к лучшему.
Она пожала плечами, а я покачал головой.
Значит они все-таки скучают по этим чувствам. Испытывают некую ностальгию по временам, о которых только слышали, возможно видели, но никогда не испытывали, хотя каким-то образом помнят. Так же как и я – городской житель, испытываю порой дикое желание взять в руки лук и гоняться с ним по тайге за какой-нибудь дичью или подняться на гору и орать там во все горло. Однажды я так и поступил. Но все равно мне что-то мешало до конца использовать силу которая сидит внутри. Казалось, что на меня кто-то смотрит, слышит, хотя подсознательно понимаю о внутренних причинах такого неудобства. Видно природа, не зря многие миллионы лет лепила из человеческой расы социальное существо. Или это, и вправду, Бог постарался, поставив нас перед выбором.
Все было бы намного проще, если бы мир представлял собой только черное и белое и у человека бы не возникали искушения ступит не другие цвета, скрывающие в себе принадлежности к темной или светлой стороне. Вместе с этим к человеку не пристали бы все эти нравственные барьеры и я смог бы тогда вдоволь накричаться.
Я и сейчас этого хочу!
Потом мы разговорились о Тигиче. И хотя она играла в моем приключении немаловажную роль, ей было интересно узнать, что я думаю о жителях этой «удивительной планеты». Она умеет слушать, а я снова с
Глава 30
Тридцатая запись землянина
Льяля и Пазикуу ушли вместе.
Стало лучше. Не то что до этого было плохо, ведь я совсем забыл о ней. Постепенно, какой-то крепкой конструкцией во мне стала возникать уверенность в том, что я не в сказке. В самом деле, сам себя дискредитировал. Даже если предположить, что была возможность обольстить ее то слова, которые она услышала от меня, наверняка, отпугнули ее. Кто захочет иметь дело с таким кобелем? Как раз им я в данный момент и являюсь. Но не жалею об этом. Было б уж совсем фантастикой, если б мои желания воплотились.
Через некоторое время (день или меньше) мы вернулись на Льуану и я вновь пишу в своей амбарной книге на своей кровати у Пазикуу.
Пытался уловить какие-нибудь изменения и в доме и вокруг, но ничего не заметил. Та же обстановка и те же правильные формы деревьев, которые скорее смахивают на мертвые. Это потому, что не перестаю думать о Тигиче, а иногда и по-настоящему скучать о Земле.
Меня все больше и больше стало тянуть на родину. Рай, в котором оказался, видно, не совсем для меня и я никогда не смогу здесь жить, хотя первое время и думал иначе (нужно пересмотреть записи).
Пазикуу славный старикашка, и друзья его милые и Льяля. Но что-то в них не то. Может, я это пойму, когда вернусь домой? И вернусь ли? А может на Тигич напроситься? Мне там будут больше рады, чем в собственном доме. В любом случае, от меня ничего не зависит. И от Пазикуу, похоже, тоже.
Когда мы достигли северной части Толы, нас уже было порядком около миллиона, не считая тех, кто ожидал процессию на берегу. Я успел со многими сдружиться, о многом узнать, что вряд ли поместится на страницах моей книги. Дети стали по-настоящему моими, а Сима и Сита родными, как брат и сестра. Вообще, всех можно назвать одной большой семьей – всю Толу, всю планету!
Конечно, к этому пришел не сразу и теперь понимаю, что наш поход был не только необходимостью, он воспитал во мне чувства, схожие с тигичанами. Иначе я бы не вынес морально тех потерь, которые были неминуемы в океане. Пазикуу не хочет говорить сколько погибло людей во время перехода и сколько утонуло в море. Вряд ли он сам знает. Хотя только на моих глазах падали сотни.
В начале я очень сильно переживал и несколько раз просил Пазикуу отказаться от этой затеи, но он всегда умел находить нужные слова.
«Поймите Стасик, это неизбежно. В таких делах нужно думать о будущем и они это понимают. Это жизнь и это смерть! Смерть ради жизни. Вот вы сейчас сетуете, да и мы порой, - «ну и жизнь у меня!» или «не зря жизнь прожил!», хотя еще не умер. А у них такого не услышишь. Максимум, что она –жизнь – интересна! А со смертью надежда остается у других. преданный пес может умереть от тоски по своему хозяину, только потому, что он любит его больше всего на свете. У Тигичан же любви хватает на всех и они даже не думают покончить с жизнью, хотя за глаза эту планету и называют «планетой самоубийц».