Запомни, ты моя

Попова Любовь

— Я же, — Надя отводит глаза и заламывает руки. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Правильно. Начала врать, стой до конца. И меня этому учили. Только вот видео и фото говорят сами за себя. Тебя поймали за руку, когда ты очень активно приводила свою форму в порядок.

Я не хотел быть язвительным, но буква «зю», в которую тренер завернул Надю, была очень забавной. Лишь спустя долгую минуту молчания Надя словно приходит в себя. Меняется в лице, сжимает дрожащие руки в кулаки.

— Да! Да! Да! Я тебе изменяла. Но я была вынуждена! Мне нужен секс! А ты не

исполнял свой супружеский долг! Это ты виноват! Любая в этой ситуации…

— Любая? — смеюсь, не веря своим ушам. — Но ты не любая! Ты жена публичного человека! Ты мечтала стать первой леди! Если тебе та-ак хотелось трахаться, купила бы себе секс-игрушек. Но мы-то оба с тобой знаем, что ты планировала принести татарского ублюдка.

— Да как смеешь? — взвизгнула Надя, топнув ногой, от чего замысловатая прическа распустилась.

— Да как смеешь ты пытаться юлить, когда поймана? Что это тебе даст?

— А что тебе дала слежка за мной? Только не говори, что ревновал!

— Если бы ревновал, убил бы за измену. А так, просто разведусь.

— Нет! — испуганно вскрикивает Надя, кинувшись ко мне. — Я уже говорила и скажу много раз! Я не дам развод! Я не для того потратила на тебя столько лет! — пытается ударить, но я мягко откидываю ее на диван.

— Тогда надо было не создавать подобную ситуацию! Теперь на любое твое «нет», в СМИ случайно попадут ваши с любовником разговоры. Я стану жертвой обмана, а твою репутацию не отмыть и серной кислотой.

— Это все она! — задыхается Надя, вскакивая. — Она! Сука! Пока не появилась, ты был моим, а теперь готов рисковать карьерой, репутацией ради секса с этой белобрысой дрянью? Готов пожертвовать всем ради призрачной мечты пубертатного периода?! Я убью ее! Я уничтожу ее, и все станет как прежде.

— И это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни.

— Угрожаешь мне?!

— А ты не смей угрожать мне! — рвется гнев наружу. Еле сдерживаюсь. Столько бранных слов я выношу с трудом. Но если отпустить себя с этой идиоткой, можно и покалечить ее. Она потом выставит себя жертвой, а этого допустить нельзя.

— Ты помешался на ней! Ты болен!

— Это уже не важно, — собравшись, заговорил спокойно, но в глубине души был согласен с Надей. Помешательство — это не что иное, как мои чувства к Алене. Только вот нравится оно мне. — Важно, что ты должна подписать завтра документы на развод. Без шума, без претензий. Отступные в виде этой квартиры тебя должны устроить. Заявлений мы делать не будем, пока стороны не придут к согласию.

— Ты такой наивный?! Серьезно? — смеется Надя не своим хохотом. — Веришь, что отец отпустит тебя? Забыл про кредит на свой экологический отель? Если ты меня кинешь, проценты взлетят в небеса, и ты придешь умолять меня взять тебя назад!

Еще мгновение назад я злился, но теперь испытываю настоящую неподдельную жалость и даже крохи вины. В современном мире самое важно владеть информацией. Как же жалко выглядят попытки манипуляций без необходимых данных.

— Что ты молчишь?! Если планируешь начать извиняться, то лучше прямо сейчас.

— Надя, прости, — привлекаю ее внимание. —

Деньги твоему отцу со всеми процентами я вернул еще неделю назад. Отель работает, я даже нашел инвесторов.

— Что? — задохнулась Надя, теряя козыри и самообладание. Ее губы уже дрожат, по щекам текут слезы, кожа покрывается пятнами.

Я не собирался ее успокаивать, как делал это много лет подряд, пока она играла на нервах окружающих. Пусть и дальше играет, но без меня. Сегодня я хотел остаться здесь, но придется поехать к Камилю.

— Оставлю тебя, — говорю и делаю шаг в сторону двери, но тут Надя буквально приклеивается к моей спине, собирая ткань пиджака в кулаки. Обходит со стороны и пытается поцеловать, куда дотянется.

— Просто уйдешь? Просто бросишь меня в таком состоянии…

— Позвони Диане, — стараюсь держать ее на расстоянии. Верю, что она не будет дурить и что-то делать с собой.

— Мне не нужна эта дура! Мне нужен ты! Никита, пожалуйста, останься со мной, — ревет она на разрыв. — Хоть на эту ночь. Поговорим. Вспомним столько замечательных лет. Мы так долго были вместе. Помнишь, помнишь… Хотя бы, хотя бы тот случай на горных лыжах! Вы вышли на трассу раньше времени, и ты обогнал чемпиона мира. Помнишь?

Я помнил, конечно. Было весело. Только вот Надя тогда просидела всю неделю в номере.

— Это когда ты собиралась час, и мы не успели сфотографироваться со сборной России??? Помню. У меня вообще память отличная.

Мягко отлепляю ее руку, наблюдая, как ее захлестывают рыдания, и она опускается на пол. И потом задавливая в себе обыкновенную человеческую жалость, выхожу за дверь. Она тут же сотрясается от удара и крика:

— Ненавижу! Я тебя ненавижу! И Алену твою тоже ненавижу! Сука! Хоть бы ты сдохла.

* * *

— Вот и все, — заканчиваю свой краткий пересказ, тянусь к очередному стакану с виски, но Камиль отбирает.

— Тебе хватит. Вдруг ночью приставать начнешь.

Откидываюсь на спинку дивана, прикрывая уставшие глаза. Мне не до шуток, я просто хочу спать.

— Шесть лет отношений. Кому они были нужны? Ни любви, ни секса, какие-то планы… Зачем? А ведь она мне даже нравилась, пока не начала устраивать скандалы из-за соревнований и надуманных женщин.

— Такие отношения, как у вас, не требуют любви. Они требуют умения скрывать свои тайны и на людях демонстрировать улыбку до ушей. У вас были общие планы. Она прокололась, конечно, с этим влажным Рустамом. Не ты сам, так он бы все равно ее потом сдал. Я слышал, он тоже не упустит своего. Косяк.

— Мне жаль ее, — разлепляю веки, чувствуя во всем теле тяжесть. Хмурюсь, когда замечаю новый телик в квартире Камиля, но не спрашиваю. Сил нет.

— От Алены своей жалостью заразился? Она и змею, ее укусившую, жалеть будет.

Только Камиль произнес заветное имя, я вспоминаю, что так и не отправил последнее сообщение. В панике достаю телефон, боясь, что не обнаружу ни одного пропущенного. Но выдыхаю с улыбкой и демонстрирую Камилю двадцать звонков.

— Волновалась… — говорю, вяло шевеля языком, и тут же перезваниваю.