Запорожская Сечь. Тайный орден Днепра
Шрифт:
М.С. Грушевский [1] : «Казачество — явление очень интересное, но весьма сложное. Вследствие своей оригинальности, а также и благодаря громкой роли, сыгранной им в истории Восточной Европы, оно обращало на себя внимание издавна, им занимались немало, но невыясненного все же оставалось в нем до последнего времени очень много, и в литературе по этому вопросу высказывались и высказываются нередко суждения очень смутные и ошибочные.
Очагом казачества было среднее Поднепровье, его предстепная полоса, ниже Киева, входившая XIV—XV вв. в состав Киевского княжества, позже — Киевского воеводства, а почву для него приготовили колонизационные условия этого края.
1
Грушевский М.С.Иллюстрированная история украинского народа. СПб., 1913
Начиная с половины X в. он жил тревожною, воинственной жизнью, на границе оседлой колонизации, в вечной борьбе с кочевниками. К населению его как нельзя более приложима поэтическая характеристика, данная «Словом о полку Игореве» порубежникам Посемья:
А мои ти куряне сведоми кмети;
Под трубами повита, под шеломы възлелеяни.
Конец копия въскоръмлени;
Пути им ведоми, яругы им знаеми,
Луци у них напряжени, тули отворени,
сабли изъострени.
И слово «казак» — тюркское слово, издавна жившее в устах кочевого населения наших степей, известное уже в половецком словаре 1303 г. в значении «сторож», «воин» — вполне приложимо было в этом значении к порубежному населению, этой передовой страже Украины. Вместе с воинственностью и выносливостью порубежная жизнь развивала личность, чувство свободы. Предоставленные княжеско-дружинным правительством своим собственным силам, эти пограничники очень чутки были к его притязаниям. В XIII в. как раз пограничные со степью территории видим среди «людей татарских», и эти пограничные враги княжеско-дружинного строя являются полным прототипом казачества, а союз их с ордою предвосхищает политику вождей казачества XVI—XVIII вв. в их стремлениях найти в турецко-татарских силах помощь против социально-политического строя Польши и централизационной политики Москвы.
С упадком государственной жизни в Поднепровье в середине XIII в., население этих пограничных со степью пространств было еще более предоставлено себе, а жизнь под татарской протекциею не отличалась спокойствием, особенно в периоды разложения Орды. Великое княжество Литовское, присоединив эти пространства, также очень мало занималось ими, а восстановленное под властью князей Гедиминовой династии Киевское княжество очень слабо насаждало здесь привилегированное владельческое сословие и еще слабее прививало формы и результаты социальной эволюции Великого княжества Литовского. Страшные периодические набеги татар крымской орды Менгли-Гирея, с 1482 г. обрушивающиеся на украинские земли и затем в несколько ослабленных формах продолжающиеся почти все XVI столетие, смели с лица земли и эти слабые результаты правительственных попечений и вместе с ними — всю оседлую колонизацию предстепной полосы Поднепровья, — вплоть до Киева, Чернигова, Житомира, Винницы, Летичева.
Территория по обеим сторонам Днепра до Киева и даже выше его превратилась в совершенную пустыню и в таком виде пролежала до последней четверти XVI в. Единственными оседлыми поселениями были городки, снабженные замками, небольшими гарнизонами и артиллериею — Киев, Канев, Черкассы, Житомир, Брацлав, Винница, — на правой стороне Днепра, Остер и Чернигов — на левой. Под стенами этих укреплений ютилось все население этих обширных пространств: здесь жили крестьяне соседних сел и отсюда выходили на полевые работы. Все население жило под постоянным страхом татарских набегов, на военном положении: мещане и крестьяне этих пограничных местностей обязаны были иметь коней и принимать участие в походах и погоне за татарами, и они действительно «имеют ружья и умеют хорошо стрелять», как свидетельствуют ревизоры половины XVI в. Земледельческое и всякое другое хозяйство вне стен города велось вооруженной рукою — как описывает путешественник конца XVI в. пограничных крестьян Волыни: «Выходя на работу, он несет на плече ружье, а к боку привешивает саблю или тесак».
Но природные богатства этих девственных стран на обеих сторонах Днепра увлекали население далеко от замков, в так называемые «уходы» — рыбные ловли и места охоты, к устроенным в степном приволье бортям и пасекам. Тут эти промышленники проживали подолгу, соединяясь в вооруженные партии, строя для обороны блокгаузы, городки и засеки. Оборона в этих степях, соседивших с кочевьями татар, в районе их нападений незаметно переходила в нападения на таких же промышленников противной татарской стороны, в мелкие степные войны — «лупленье татарских чабанов», как они технически назывались. Каждый год, весною, пограничное население и промышленники из более отдаленных местностей, привлекаемые привольем и природными богатствами этого края, расползались по этим «уходам» на десятки миль, до Днепровских порогов, Ворсклы, Орели, Самары и т. п.; они проживали здесь целые месяцы, предоставленные себе самим, не зная никакой власти и возвращаясь в замки только на зиму. Это подвижное, кочевое, закаленное в невзгодах военно-промышленное население и составило основу казачества.
Первые такие известия о казаках, в которых можно подозревать казаков именно украинских, относятся к 1470 г. (колебание в этом случае возможно потому, что имя «козаков» прилагалось также к добычникам татарским и к степному населению великорусскому, в бассейне Дона, где позже сформируется донское казачество). Вполне ясные документальные указания на казаков киевской территории носят даты 1492,1493 и 1499 гг. Это тюркское слово, означавшее в тогдашнем употреблении легковооруженного добычника, бродягу-воина, только столетием позже приобрело значение официального, общепринятого имени для известной группы украинского населения, известного сословия. Первоначально оно означало занятие, род жизни, и притом, кажется, с некоторым оттенком пренебрежения к такому несолидному времяпрепровождению. Во всяком случае, сначала это не сословие, не класс людей; это люди, занимающиеся «казачеством», ходящие «в казаки», а не казацкое сословие. Для большинства такое «хождение в казаки» не было постоянным занятием — ему предавались временами, особенно смолоду, чтобы потом перейти к другим, более серьезным занятиям. Официально оно означало хозяйственные промыслы в «диких полях», неофициально — удалые походы на татар, «лупленье чабанов», купцов и всяких проезжих, и с этим двойным характером выступает имя казаков уже в первых известиях — 1492—1493 и 1499 гг.
Среди этих степных авантюристов оказывались люди разных общественных классов и национальностей. Встречаются люди с именами восточными — очевидно, разные забулдыги из татар же, разные «москвитины», «литвины», «ляхи». Когда казачество приобрело себе громкую военную славу, молодые люди шляхетских фамилий принимали участие в казацких походах, в этой очаровавшей их своими опасностями и удальством жизни; в первых казацких движениях встречаем в качестве участников и даже предводителей представителей местных, украинских шляхетских фамилий. Но инородные элементы были лишь сравнительно незначительной примесью среди казачества [2] , а люди из высших общественных классов — временными гостями. Главный и наиболее постоянный контингент «казаковавших» все время поставляло пограничное украинское крестьянство и мещанство — наиболее закаленное и выносливое, привычное к жестоким лишениям и неудобствам неразлучно связанных с этим занятием.
Довольно распространенное до сих пор воззрение, что ядро казачества составилось из тюркского населения степей, основано на ошибочных известиях и недоразумениях.
На протяжении XVI в. очень медленно слагается из этих «казаковавших» казацкое сословие. В половине XVI в. видим только начатки этого процесса; в главном гнезде казачества — Черкассах ревизия 1552 г. записывает прихожих казаков «о полгретьяста» (около 250), — только всего. Но «казакуют» местные крестьяне, мещане, мелкая шляхта и бояре местного происхождения. Этим поясняется то обстоятельство, что между тем как вся эта «Украина» в XVI в. полна известий о казацких походах и своевольствах, мы в современных документах почти не можем отыскать казаков, как известную постоянную группу населения — казацкое сословие, казацкий класс. Документы, говорящие о казацких своевольствах и обращающиеся по поводу их к мещанам пограничных городов, или известия, поясняющие состав «казацких» экспедиций, участниками которых оказывается, в конце концов, мелкая украинская шляхта, — разъясняют эту загадку: в это время были в большом числе люди казаковавшие, но почти или и вовсе еще не было казацкого сословия. Последнее формируется только в конце XVI — начале XVII вв., благодаря чрезвычайно быстрому возрастанию казачества и под влиянием, с одной стороны, колонизационного роста украинского предстепья, а с другой — идеи казачьего иммунитета.
Усиленный прилив сельского населения в юго-восточную часть Украины был вызван тем же улучшением колонизационных условий: отпор, который казачество дало татарским набегам, и самое уплотнение населения, умножение укрепленных поселений создали более обеспеченное существование местному хозяйственному населению. С другой стороны, повлияли специальные обстоятельства, усилившие бегство крестьян из западной Украины и Полесья: ухудшение положения крестьянства в этих областях, развитие панщины, отчуждение крестьянских земель. Все это вызвало чрезвычайное усиление побегов из гуще заселенных и вкусивших уже всю сладость помещичьего хозяйства западных и северных областей Украины. Наряду с природными богатствами, привлекавшими этих беглецов в Восточную Украину, в конце XVI в. притягательной силою становится казацкий иммунитет, идея которого сложилась опять-таки под воздействием целого ряда таких условий, как вечная борьба казаковавших авантюристов с городскими и провинциальными властями, протекция, которую оказывали им местные администраторы в своих интересах; еще более важное значение в ее формировании имели здесь пробы организации казацкого сословия самим правительством: сначала главным образом литовским, а позже, с 1569 г. — польским, и наконец — сознание собственной силы у самого казачества.