Запорожская вольница

Сайт издательства www.veche.ru

Нередко на лодке я выбираюсь в плавни (болотистая пойма реки. – Примеч. ред.). Тихо и

укромно в их тростниковой густянке. Однако меня все время не покидает чувство, что рядом со мной кто-то затаился. Так же, как и я, он вслушивается в шорохи, всматривается в глубину плеса, ловя краем глаза тени огромных рыбин. Я оглядываюсь, и вдруг в протоке мелькает смоленый челн. Гребец изо всех сил работает веслом. То ли пытается скрыться, то ли преследует кого-то… Карабкаюсь по днепровским скалам – высоко, круто, неустойчиво. Внезапно сверху в расщелину просовывается древко копья. Я хватаюсь за него и тут же оказываюсь на каменистой ровной площадке. Оглядываюсь. Увы, один я над стремниной. Над сине-зеленым долом… То же самое в степи. Забреду в какую-нибудь балочку (балка – овраг в степи. – Примеч. ред.), прилягу под кустом бузины, и внезапно сверху раздастся конский топот, заливистое ржанье. Взбегаю по склону, и все стихает. Лишь бескрайняя степь вокруг, древние курганы с каменными бабами на вершинах и большие молчаливые птицы в вышине…

И посреди днепровских разливов, и в тростниковых плавневых дебрях, и на обочинах степных шляхов (шлях – дорога. – Примеч. ред.) – везде в краю за днепровскими порогами можно встретить следы запорожских казаков. Память о них – в одинокой скале, что, словно клык, торчит в днепровском русле, в криничке (криница – родник. – Примеч. ред.), что выбивается из-под камня в степной балке, в кроне и корнях многовекового дуба, в облаках, тихо скользящих над ковыльными просторами… Они все помнят. Надо лишь шагнуть за порог и неторопливо пройти по песчаным откосам, примятым травам, щебнистым тропкам, пыльным проселкам и торным шляхам. И вглядеться, вслушаться, различить запахи, вникнуть. И представить, как все здесь – между днепровскими берегами, на скалистых островках и солнечных пляжах, в степях и плавнях Запорожья – было несколько веков назад. Вряд ли это кому-нибудь возможно точно установить во всех характерных деталях и живописных подробностях… А как могло быть? Что помнится, то обязательно воротится. Однако в каком виде? На чьем возу? Путь ведь неблизкий. Немудрено что-то потерять, растрясти по обочинам, обтрепать на ветреных перекрестках. Долго я примеривался, прикидывал, советовался, но вот наконец решился и сделал шаг навстречу моему чубатому предку…

«Это научное исследование про мужей, подобных нам. Они предстают перед нами, порожденные нашим воображением и научными аргументами», – таким предисловием открыл в 1684 году «Историческую диссертацию про казаков» Йоганн Мюллер. Я последовал его примеру и взял в спутники и науку, и воображение, даже вымысел с собой прихватил. Историку он плохой, даже вредный помощник. Мне же без него не обойтись… Как не обходились без выдумки, фантастических сюжетов, задушевной отсебятины сельские сказочники, плавневые рыбари-балагуры, кобзари, сочинители казацких дум (среди них, кстати, есть и «Дума про казака Супруна»). Всегда рядом – под рукой и перед глазами – на книжной полке (а нередко и в походном рюкзаке, дорожной сумке) были труды летописцев, послов, путешественников, историков, этнографов, фольклористов, краеведов многих поколений. Исследования этих дотошных и романтичных собирателей казацкой старины указали направление пути, определили основные его вехи. Вместе с ними я осилил большую часть этой трудной дороги по степному пограничью… Именно оно когда-то родило и сформировало феномен Запорожья и запорожского казачества. По насыщености драматическими событиями и таинственными историями, по легендарной окраске подвигов и романтическому ореолу вокруг бытового уклада, традиций оно сегодня в мировом культурном наследии в одном ряду со скандинавскими викингами, средневековыми рыцарями, американскими ковбоями, японскими ниндзя.

Запорожское степное пограничье было неизведано, опасно и неприспособлено для мирной оседлой жизни, но там свободно гуляли ветры, парили в поднебесье орлы и кони догоняли плывущее над горизонтом светило – там была тайна, вольница и страсть. Что в недалеком будущем и в обозримой перспективе? Что за поворотом реки и изломом дороги? Вопросы, которые всегда с нами и в нас. Ночью, когда над степью распахивается звездное небо и ясно прослеживается на небосклоне зведный путь, вспоминаются слова поэта: «Куда ведет степное бездорожье – не все ль равно! Но посреди реки – гудит камыш, дымится Запорожье, курятся чубы, веют бунчуки…»

О казаках, что обитали на пограничных окраинах за днепровскими порогами, сложено множество захватывающих историй, любопытных былей, сказок и легенд. Не менее интересны и попытки ученого люда разобраться в корнях слова «казак». Одни считали, что в основе его лежит главное казацкое орудие труда и одновременно грозное оружие – коса. Другие утверждали, что в древности казаки были все-таки не воинами, а пастухами коз. Именно им запорожцы были «подобны скоростью, и ловом которых наиболее упражнялись». Среди запорожских казаков бытовало предание, согласно которому они ведут свою родословную от скитальца-охотника, что поселился за порогами «для битья диких коз, кабанов и прочей дичи». Впоследствии он собрал вокруг себя таких

же удальцов, которые «сшили себе кафтаны и штаны из кожи диких коз, и тако произошли в великую славу, что славные стали быть стрельцами, и прозвали их козарами». Между прочим, коза у ряда индоевропейских народов, обитавших на запорожских землях, считалась священным животным. На днепровских берегах «отметились» киммерийские всадники (предшественники скифов, предположительно – ираноязычные кочевники. – Примеч. ред.). Этноним «киммерийцы» созвучен греческой Химере – мифическому чудищу с туловищем козы. В переводе с греческого «химера» значит «коза». Вполне вероятно, что греки враждебных и грозных киммерийцев сопоставляли с этим чудовищем. От одетых в козьи шкуры и прытких, как козы, киммерийцев, к греческой Химере – козе, а от нее к Кикиморе, которая, как полагают некоторые авторы, была воплощением Великой богини – могучего божества древних ариев… Возможно, в «козьей» этимологической цепочке и ощутима некоторая натянутость и слабина звеньев, однако именно эти умозаключения, претендующие на историческую гипотезу, позволили одному историку сделать необычный вывод: «Народ же, поклоняющийся Великой богине Химере-Кикиморе, представляющийся в образе козы, должен был называть себя… козаками! Оказывается, древние киммерийцы никуда не сгинули, как думают историки, а растворились в самых разных племенах и народах, сохранив за собой право именоваться козаками-казаками». Этот же автор упоминает и о воинственном племени касков (они вполне могли иметь отношение к киммерийцам!), что обитали вдоль южного побережья Черного моря и воевали с хеттами. След этих «казацких» племен можно обнаружить даже в Двуречье, где их называли касситами. Между прочим, как сообщают, хеттские тексты, в стране касков, также как и у запорожцев, «правление одного (человека) не было принято».

Козы бродили по степным балкам, птицы вольно летали в небе. Слово «казак» производили и от турко-татарского «коз», что значит «гусь». Некоторые исследователи среди казацких предков выделяют… амазонок-косачек. Этих женщин-воительниц отличала длинная коса, которая у казаков через века превратилась в длинный чуб. А вот что написано в труде «История Польши» гданьского историка и педагога XVII века Иоахима Пастория: «Исходя из положения дел, мне лично кажется, что название казаков прежде всего связано с характером их деятельности. Оно могло образоваться так, как и названия других групп людей, – например, бегунов от слова «бегать» – от славянского слова «ходить», от которого легко могло образоваться сначала «ходаки», а потом «казаки»…

Большинство исследователей все же усматривают в этом слове тюркский корень. У тюркских народов казаками называли вольных, подвижных, хорошо вооруженных людей, всегда готовых к войне и дальним походам. Некоторые языковеды разделяют слово на два корня: «кай» – легко и «сак» – вьюк. Весь домашний скарб вольных казаков вмещался в небольшой вьюк. Приторочив его к седлу, казак легко снимался с места и уносился в степную даль. Казацкий корешок прощупывается и в тюркском «гознак» или «гузак» (гусар?) – легковооруженный всадник. Монгольское слово «ко» означает броню, защиту, а «зах» – межу, границу, рубеж… Что ж, именно Пограничье в разных регионах породило казацкий тип.

В древнеиндийской литературе «казаками» называли свободных вольнонаемных крестьян. Интересно, что у персов (иранцев) слово «казак» переводится как «хохолок». А, как известно, запорожские казаки гордились своими длинными чубами…

Есть мнение, что у истоков казачества в глубокой древности находился некий загадочный воинственный народ, в названии которого прослеживается корень «аз» («ас»). Он выпячивается, а иногда и громко заявляет о себе в черкассах, касагах, хазарах. Все эти народности и народы имеют казацкую окраску. Тот же корень прослеживается и в географических названиях – Азия, Кавказ, Азов, Азовское море. Неукротимый романтик и создатель смелых гипотез норвежец Тур Хейердал соотносил даже Азов (незадолго до смерти он побывал там) с одним из пунктов расселения богов-асов, о которых упоминается в сборнике скандинавских песен («Младшая Эдда», памятник XIII в. – Примеч. ред.). Первоначально же небесные предки скандинавов (и не только их!) обитали к юго-востоку от Каспия в «городе асов» Асгарде (возможно, вблизи нынешнего Ашхабада)… Вольному – воля, а идущему – путь. Некогда он мог пролегать, образно говоря, «из грек в варяги» – то есть не исключено, что предки викингов прибыли в Скандинавию из южных краев. По пути, кстати, часть асов (азов) могли осесть в районе днепровских порогов… Что ж – у викингов и запорожцев весьма ощутимы общие «казацкие» черты: бунтарский дух, преданность воле, бесстрашие, тяга к странствиям, высокое военное исскусство на море и на суше.

Пестрым и многоликим было запорожское казацкое братство. Кого только не собирало оно под свои знамена, кто только не сражался в его рядах! Разные авторы сообщали, что среди запорожских казаков «можно было встретить всякие народности, чуть ли не со всего света выходцев». Кого же можно считать первым запорожцем? Какими были первые казаки? Чем занимались?

В древнерусских источниках и зарубежных хрониках упоминались загадочные бродники, которые обитали в степных балках и на плавневых островах ниже днепровских порогов. Кто они? Отдельный народ с некогда великим прошлым? Кочевники, в силу разных причин лишившиеся скота и осевшие близ богатых плавневых выпасов? Степной сброд, который загнала в эти дикие края злая бродяжья судьба? Так или иначе, однако на бродников, как повествуют разные авторы, не распространялась ничья власть – они жили за границей государств и вотчин князей, ханов, королей, султанов.