Заповедь Варяга
Шрифт:
Неожиданно Ангел поймал себя на том, что прислушивается к звукам на лестнице. Господи, оказывается, в каждом хлопке дверей на лестничной площадке ему чудилась знакомая дробь каблучков Зинаиды. От этого наваждения можно было просто сойти с ума! Звонок в дверь раздался неожиданно, резко, почти оглушительно. Ангел сразу понял, что за дверью стоит чужой. Об этой запасной квартире в окружении Ангела не знал никто, кроме Зинаиды. Но если бы это была она, то попыталась бы открыть дверь собственными ключами.
Ангел мгновенно взвел «вальтер»
– С кем имею дело? – мрачно поинтересовался Ангел. Хотя подобный вопрос можно было бы не задавать. Все было ясно и без дополнительных разъяснений: от гостя явно тянуло «конторой».
– Здравствуйте. Старший оперуполномоченный прокуратуры Серов Игнат Александрович, – негромко представился гость, раскрывая перед Ангелом удостоверение. – Не возражаете, если я войду?
Лицо опера показалось Ангелу знакомым. Вот только где он мог его видеть? Хоть убей, не вспомнить! Помнится только, что встреча содержала какой-то негативный элемент. Хотя какие положительные эмоции могут нести встречи с легавым!
– Входи, – буркнул Ангел, сбрасывая с двери цепочку.
– А ведь мы с вами уже встречались. Помните? Тогда вы представились мне Модестом Петровичем Григорьевым, майором ФСБ. После этого я запросил по картотеке вашу фамилию, но такой в ней не оказалось. Служит там один Модест, но отчество у него другое, да, собственно, и фамилия тоже.
Ангел мгновенно вспомнил.
– Пришел меня арестовывать? – прямо спросил вор.
Серов прошел в глубину комнаты и осмотрелся:
– Небогато живете, небогато... Квартира у Невского проспекта не в пример посерьезнее была. Я пришел к вам, скажем так, частным образом.
Ангел нахмурился. Внимательный взгляд опера, казалось, подмечал малейшие нюансы его мимики.
– Где хочу, там и живу, начальник, – бесцветным голосом отреагировал Ангел.
– Вы слышали о том, что несколько дней назад в городе взорвали трех банкиров? – спросил Серов.
Ангел скривился:
– Ты мне особо драматизм не лепи, начальник, тут и глухой услышит. Об этом только и базарят. Что хотел сказать? – огрызнулся Ангел.
– Вы случайно не были с ними знакомы? – не обращая внимания на тон собеседника, продолжал задавать вопросы следователь.
– Что-то я тебя не понимаю, начальник, – возмутился Ангел, – ты мне что, мокруху, что ли, шьешь? Я – вор, к чему мне это?
Серов улыбнулся:
– Законнику это действительно ни к чему. Поставлю тогда вопрос по-другому: нам известно, что
Ангел задумался, потом, не без колебаний, ответил:
– Скажу тебе, начальник, западло мне с легавыми базар тереть. Но здесь, ты прав, особый случай. Владлен был пацан что надо. Мне его не хватает. Не чета всем этим коммерсантам, которых и людьми-то назвать нельзя. Дерьмо одно! Скрысятничать, кинуть, подставить для них обычное дело, это как пописать сходить! А потом народ удивляется, почему это их вдруг отстреливают. А с Владленом все путем было. Он с нами работал, потому что был уверен – мы пургу мести не будем. И врагов у него должно было быть немного, разве только какие-нибудь беспредельщики или отмороженные. Парень он был с характером, мог отпор дать. Есть у меня кое-какие наметки, но точно сказать не могу. Сам должен сначала во всем разобраться.
– А может быть, все-таки поделишься? – не отставал следователь.
– Вперед рогом прешь, начальник, только меня на такие приемчики не купишь. Я твоего любопытства не удовлетворю! – огрызнулся Ангел.
– Ну ладно. Пойду. Вижу, что разговор у нас пока не получается. Пистолетик-то у пояса не сильно жмет? А то, знаешь ли, живот проткнуть можно. А потом ведь... торчит! Ты его припрятал бы куда подальше, – посоветовал напоследок Серов и, распахнув дверь, вышел за порог.
Резван вел себя в присутствии Ефимовича как хозяин. Он вольготно распластался в кожаном кресле и без конца стряхивал пепел на дорогой ковер. Станислав Казимирович с улыбкой наблюдал за наигранными чудачествами Резвана, про себя отмечая, что какой-нибудь год назад тот с трепетом перешагивал дом казначея и взирал на предложенную ему чашку кофе как на пожалованную золотую цепь. Времена изменились, и в худшую сторону. Ефимовичу было известно, что Резван разослал малявы во все концы. В них он требовал немедленного судилища над казначеем. На его малявы отозвалось около сорока воров, среди которых оказалось немало сторонников Резвана. Во всей этой склоке Резван имел собственный интерес – метил в казначеи и, не стесняясь, щедро раздавал заманчивые обещания.
– Ты мне так и не ответил на один маленький вопрос: так где же мои деньги, уважаемый? – Резван в который раз сбросил сигаретный пепел на ковер. – Насколько я знаю, до меня к тебе приходили Джамал и Кайзер. Они тоже требовали свои деньги.
Ефимович оставался невозмутим. Если чему и учит старость, так это спокойствию.
– Может, они тебе и не говорили, но у меня с ними было заключено определенное соглашение.
– Какое же, позволь узнать.
Ефимович сделал значительную паузу, как бы давая понять, а стоит ли отвечать вообще, а потом нехотя произнес: