Запоздалое признание

Лесьмян Болеслав

Горе

Когда-то казалось, что в мире широкомИду неприступный, не связанный роком.Казалось, на зависть хмарному миражу,Я сам себя грежу – я сам себя лажу.Казалось – тайком, избежав узнаванья,Во злых сновиденьях – копится призванье.Казалось, меня еще морок не скороУзнает в цветах, водворит среди бора…Я понял – во зло надо вслушаться: зло ведьТруднее усахарить, чем обескровить.Мне тьма ворожила, запомнил ту тень я…И прежде удара – не стало спасенья.А просить о подмоге душа хотела —Так сперва была рана,

а после – тело…И ни мига не втиснется в этом прозоре,Чтобы я уже был и чтоб не было – горе.

Ночь

Эта ночь – небывалая! Ночь примерещий…Из далеких загробий приходит сюда.И не важно, как плачут усопшие вещи:Не на всякую смерть есть бессмертья узда…Все знакомо за гробом! В кормушке знакомойДля слетевшихся духов – безбытья плева!И на все, что случится, глядишь ты с оскомой,Как на лето и зиму глядят дерева!И спустился Снитрупок по нитке паучьей,Зазирает в окно: мол, кому тут милы?А на Месяце где-то, далеко за тучей,Люди сбросили бога с Тарпейской скалы.

В час воскрешенья

В час воскрешенья Божья мощь Спешит событьям на подмогу.Не все свершится в эту нощь, Как свыше примечталось Богу.Бывают горла, чей призыв Невозвратимо смолк в могиле,И кровь, которую пролив, От века дважды не пролили.Труха, какой постыла боль И ужаса, и сокрушенья!И кость, заносчивая столь, Что не захочет – воскрешенья!Что толку, если трубный глас Нас от минувшего отколет?Есть смех, звеневший – только раз, И плач, который – не позволит!

Одиночество

Вот ветер – он мастер натихнуть.Потемок – по самую крышу.Все глухо, и свету не вспыхнуть —А я что-то вижу и слышу.В бездолья трясину влекомый,Ко мне кто-то выбросил руку,И, слушая плач незнакомый,Знакомую слушаю муку.Хрипит, заклинает и стонет…И выскочил я на дорогу,Но вижу: кругом никого нет…А кто-то же звал на подмогу…То морок берез на болотцеОсипся – и душу тревожит…Никто никого не дождется!Никто никому не поможет!

Трупяки

Коль бедняк умирает, а смерть свое просоДля приманки просыплет, чтоб шел себе босо,То семья постарается, в горе великом,На тернистую вечность обуть его лыком —И, последними не дорожа медяками,Купит лапти ему, что зовут трупяками.И внезапно заметит, везя на кладбище,Как расплакался нищий – от роскоши нищей!Я – поэт, что хотел от нужды открутитьсяИ напевами вечность разбить на крупицы;И, ограблен, глумлюсь я над жизнью бескрылой —Ведь мои трупяки меня ждут за могилой!То любимой ли дар, от врагов ли подмога —Но в моих трупяках добегу я до Бога!И там буду я шествовать шагом чванливымТо туда, то обратно по облачным гривам.То туда, то обратно – до третьего раза,И я буду бельмом для Господнего глаза!Ну а ежели Бог, с изумлением глядя,Станет брезговать прахом в крикливом наряде,То – покудова тело трухлявится в яме —Там на Бога затопаю я трупяками!

Хата

Как заплачется миру кровинками вишен,Тебе хату срублю, где покой бесколышен.Размахнусь топором, да расщепится древо,Да небесные гвозди вгоню в его чрево.Отворю я окно в недреманном распахе,Чтоб по стенам ползли полудневные страхи.Рассосновая

ляжет к ногам половица,Я светлице велю тебе в душу светиться.Топором догладка обтешу я безбытье,В нем загадки узорные буду чертить я.Я поймаю рукой неухватчивость мира —Ибо лиственной тайны сильнее – секира.Привлащу я тебя и к деревьям, и к полю,Тебе пошепту дам свою вольную волю!Свою вольную волю, чтоб гордостью пыхать,Чтоб моя белым светом владычила прихоть!Чтоб гляделась тебе моя грозная злоба —Лишь бы в дереве этом не выдолбил гроба!Лишь бы в бездну летел без комарьего зуда!Лишь бы только не домер до Божьего чуда!

Неверье

Я засыпаю – и только тьма, Не смех, не слезы.И солнце канет в зубец холма, А Бог – в березы.Из дола, где роз неподдельных нет, Я в сон изыду.Куда же девается этот свет, Пропав из виду?Неужто, подстерегая взмах Моей ресницы,Все, что родили слеза и страх, Развеществится?И неужели, таясь на миг У сна в каморе,Не тянет к вечности тот же лик И то же – горе?..Оно с тобою – теснит везде Смертельной хваткой, —В твоем неверье, в твоей беде И в дреме краткой!

Прохожий

Трава безбрежная у шляха, Лиловой смерти – явь!Просил у трав, просил у праха: «Избавь меня, избавь!»И путник шел… И отчего-то, Но поманил к себе,Как если бы его забота — Прислушаться к мольбе!А мир в тиши как будто минул, И солнца край обник;А он на тишь глазами двинул — И словно бы постиг:«Нет хлеба мне, и нет мне дома! Нет силы для житья.Кому несчастье незнакомо, Тот самый – это я!Раскинуты у смерти бредни, Мне от врага – расплох.Коль час пробили предпоследний, То сны сметает – Бог!Но верю я последней дреме, Но сбудется хоть раз!И что набрезжит в окоеме, Я разделю меж нас!»Клялся на верность обещаний До смертного до дня!И подал длани – обе длани — И вызволил меня!

Злой яр

Былые слезы ночью видит око: Соль – сном!Вон облако, и счастье там, далеко, Все в нем!Я не забыл безмерностей весенних, Тех чар!Я помню чащу и в древесных тенях — Злой яр!Там кто-то к горлу нож себе приставить — Ну что ж… —Решился сам! Твердят, что неспроста ведь, Что – Нож!Болвану солнце грело для того ли, Чтоб – в ночь?А он летит, он победитель боли… Прочь, прочь!

Молитва

В молодые года со стыдливою страстьюЯ молился о том, чтоб не сдаться несчастью,О слезе, что в глазах потаенно росится,Чтобы морок поить, чтобы в слово проситься.И настала пора содроганья, распада.Было надо стерпеть… Она знала, что надо…И стоял за воротами Ужас, глушащийШум деревьев моих над всевсюдною чащей.Ныне шорох за дверью – морозом по коже:Я не знаю, зачем бы, не ведаю, кто же…И с нелепыми снами сражаюсь теперь я,Вспоминая слова своего легковерья.