Запрещенные друг другу
Шрифт:
О, у неё было о чем рассказать. Поведение Саши, оставленный засос, утренний игнор с его стороны. Но говорить о таком под горячую руку, когда ещё не решился вопрос с деньгами, было бы глупостью с её стороны.
— Глеб, у нас ведь есть сбережения на «чёрный день»?
Он высокомерно приподнял бровь.
— Не на «чёрный», а на отдых. А что случилось?
— Понимаешь, тут такое дело… — отложила нож, не решаясь посмотреть в глаза. — У Наташиной племянницы порок сердца. Малышке всего четыре месяца и она нуждается в срочной операции, на которую, как ты и сам знаешь, нужно много денег…
— Сколько?
— Что
— Сколько нужно дать.
Юля робко улыбнулась.
— Кто сколько сможет, но чем больше, тем лучше.
Глеб подошёл к оставленной на подоконнике барсетке и достал из портмоне триста рублей.
— Держи! — вручил по-царски в протянутую руку, параллельно выключив плиту. — Больше нет.
— И всё?
— А ты ждала миллион?
— Нет, но… — запнулась, встретившись с выжидающим взглядом. С зарплатой в две с половиной тысячи, мог бы дать и больше. Закрыла глаза, сдерживаясь. Хреново, когда нет своих личных денег. Зарплата через неделю, сильно не шиканешь.
— Милая, если я не ошибаюсь, это благотворительная помощь, так?.. Так. Я не обязан выворачивать карманы, лишаясь запасов ради незнакомой мне родни какой-то там подруги. Если нуждаются в деньгах, пускай попросят у наших олигархов.
— Но они тоже не обязаны, — съязвила, понимая с горечью, что как не крути, а Глеб прав. Это только для него Бондарчук никто, а для неё — подруга. Она просто не сможет оставаться в стороне. Совесть не позволит. — Мне нет до олигархов никакого дела, — заметила тихо, — мне важна твоя отзывчивость.
— Я её и продемонстрировал, — пожал он плечами, усаживаясь за стол. — При нынешних зарплатах, поверь, больше твоей Наташе никто не даст. Мне в свое время никто не дал.
— Но…
— Всё, — поднял руку, давая понять, что разговор окончен.
— Хорошо, — кивнула своим мыслям, больше не собираясь унижаться. Вот и аукнулось её просиживание дома. У неё не было своих личных денег, всё, что имела, чем владела — всё куплено или подарено мужем. Одежда, украшения, мебель… Всё. И ничего не предъявишь — не имела права.
— Ты куда? — поднялся из-за стола Глеб, увидев, как она оставила его одного, направляя в их спальню. — Юль!!
Мышление: раз горе не мое, то и переживать нечего, задело больше всего. Она ведь не просила отдать все деньги, а всего лишь проявить участие. Ладно, у неё есть что продать. Поднявшись в комнату, нашла в одной из шкатулок личные серебряные кольца и довольно улыбнулась. Пускай и старые, и много за них не дадут, но хоть что-то. Это её, без всякого выпрашивания и унижения.
— Немедленно положи на место! — процедил угрожающе Глеб, поднявшись следом. Юля с вызовом вскинула подбородок, ещё плотнее сжимая пальцы. — Я не разрешал тебе брать украшения и не для этого их дарил!
Волна дикой обиды и возмущения затопила её с головой, наполнив рот приторной горечью.
— Не бойся, никто твои побрякушки не брал, — вспылила от такого отношения. Может, они ещё и из-за этого поссорятся? А что? Из-за денег они ещё не скандалили. Только после таких вот плевков в душу пускай не обижается, что она холодна в постели
Глеб рассмеялся.
— Не позорься. Тебе за них и пятидесяти рублей не дадут.
Юля пожала плечами, не обращая внимания на насмешливый тон.
— Хоть что-то. Я не могу остаться в стороне, зная, что даже лишняя копейка сейчас на вес золота.
Никак не отреагировав на её колкость, он вышел из комнаты, и не успела Юля перевести дыхание, как снова вернулся с зажатой в руках купюрой.
— Вот, — пренебрежительно швырнул на кровать пятьсот рублей. — Считай, я купил их. Довольна?
Надо же, какое благородство! Два захудалых колечка он оценил дороже, нежели человеческую жизнь. И хуже всего то, что сейчас как никогда чувствовалась вот эта черта «твое-мое». Вроде, и одна семья, и всё должно быть общее, а на деле…
— Довольна! — хотела пройти мимо, но Глеб перекрыл проход.
— Юль, всем не поможешь, — притянул её к себе, не особо переживая по поводу её обиженного взгляда. — У меня сейчас только так. А то, что я откладывал на отдых — это мои личные деньги и я не обязан тратить их на незнакомых мне Свет и Полин. Я вообще не понимаю, — добавил обижено, — почему ты вечно пытаешься поскандалить? Тебе жить скучно или как?
— Я пытаюсь? — ничего себе заявочка! Да если бы она хотела поссориться, то нашла бы к чему придраться ещё полчаса назад.
— Ну не я же, — прижался к ней, накрыв руками обтянутые юбкой ягодицы, и силой сжал, вынуждая приподняться на носочках. — Давай, роднуль, вместо того, чтобы дуть губы, лучше поцелуй меня, — произнес с укором, — накорми, как положено, нормальным ужином и удели внимание тому, кто больше на это заслуживает.
Юля вырвала из одерживающих его рук, борясь с желанием напомнить, как он встретил её недавно, но только и смогла, что поцеловала плотно сжатые губы и поспешила на кухню. И правда, на ссоре далеко не уедешь. А то, что в соседней комнате смотрел мультики их сын, наглядно продемонстрировавший сегодня, что уже далеко не годовалый малыш, которому нет дела до родительских стычек, а вполне себе взрослый, всё понимающий мальчик, существенно охладило её пыл. В ссоре всегда присутствую двое. Обвинять в конфликте только одного — нечестно.
Может, и правда, проблема в ней. Придирается ко всему, накручивает себя на ровном месте. Это не Глеб дал слабину, это она сняла розовые очки и посмотрела на мир новыми глазами. Он каким был, таким и остался. Это она упорно не замечала присущей ему надменности, в какой-то мере эгоистичности и зацыкленности на прошлом.
Они стали говорить на разных языках и оттого, что не понимали друг друга, начинали злиться. Нет, чтобы учиться вместе, вместе преодолевать любые тяготы и быть опорой друг другу — они замыкались, таили разрушающую обиду и недосказанность, ожидая друг от друга выполнения непосильных задач. Она всегда уступала, всегда сдавалась первой, боясь стать первопричиной раскола в их семье. Но как же порой надоедало наступать себе на горло и постоянно делать вид, что всё у тебя хорошо, если бы кто только знал…