Запрещенные друг другу
Шрифт:
— Ничего страшного, Юляш, — не растерялся Вал, расположившись лицом между её ног. — Разберемся.
— Ничего в тебе святого, — прыснула со смеху, не представляя, как оно всё будет.
— Угу. Вот испорчу тебя до неузнаваемости — тогда и успокоюсь.
Юля только и смогла, что громко ахнуть, почувствовав между складочек горячее дыхание, и резко вздрогнула, когда ему на смену пришло влажное скольжения языка.
Хорошо, пускай портит. Она уже и так испорчена дальше некуда. Не только ей одной купаться в оральных ласках. Ему ведь тоже хочется, правильно?
Так она думала до тех пор, пока не припала
Что она там говорила? Что не мастер по заглатыванию? Да, так и есть, но с ним хотелось выложиться на максимум. Сделать настолько приятно, чтобы помнил потом не одну ночь.
И как только получалось — и сама не знала. Просто вспомнила, что нужно расслабить горло и дышать носом. И пускай, как и предупреждала, всего вобрать не смогла, но попробовать на вкус большую часть — получилось не так уж и плохо.
Снова на неё накатила безумная похотливая волна. Снова вскружила голову, выдвинув на передний план эмоциональную часть, оттеснив разум как можно дальше. Тут даже если бы захотела сохранить здравомыслие — не получилось бы. Когда тебя вылизывали с таким упоением, что темнело в глазах — только и оставалось, что отвечать с аналогичным рвением.
Уже ни смущение, ни скованность и тем более стыдливость не сдерживали её. С Дударевым эти качества стирались, становились неприметными, ненужными. А когда под тобой едва не урчат от удовольствия и вздрагивают с неменьшей частотой чем ты — так вообще финиш. Тебе охренительно хорошо, ему тоже. Что ещё нужно?
Скользила языком вдоль обвитого крупными венами члена и тихо постанывала, уже не различая, отчего именно: от дерзкого языка, посасывающего клитор или от вкуса мужской плоти. Все смешалось, стало их общим. И запахи, и стоны, и рваные вдохи. Она уже не контролировала себя, буквально насаживаясь промежностью на его лицо, а Вал уже сам таранил её рот, ритмично приподнимая бедра.
Внезапно он вздрогнул всем телом и хотел сбросить её с себя, но Юля сжала его плечи бедрами и, обхватив ствол пальцами, стала быстро скользить по нему вверх-вниз, не позволяя отстраниться. Вал громко рыкнул, и глубоко толкнувшись ей в рот, феерично кончил, взрываясь каждой клеточкой мощного тела.
Сначала казалось, что время остановилось, а потом… стоило проглотить вязкую субстанцию, понеслось на сумасшедшей скорости, вторя обезумевшему биению сердца.
Юля рухнула с сильного тела на постель и распахнула от удивления глаза: впервые в жизни она проглотила сперму. Всю, до последней капли. Её не стошнило, не вывернуло наизнанку, не передернуло. Как так? Почему? Всё дело в позе или в самом мужчине? Не видела в этом ничего предосудительного. Если её вылизывали с упоением, наплевав на сочившуюся смазкой промежность, то почему она не могла отплатить тем же? Могла. Не было в этом ничего страшного. Просто раньше у неё не получалось проглотить сперму, как не старалась, а тут… прям накрыло.
— Пошловатенько получилось, да? — довольно заключил Вал, стирая с лица
— Ага, — прошептала счастливо, словно это её только что накрыл оргазм. — Зато теперь я точно наелась, — пошутила, пытаясь распробовать гуляющее на языке послевкусие.
Вал рассмеялся.
— Иди ко мне, ненасытная ты моя.
— Это я ненасытная? — воскликнула изумленно, умащиваясь на подушке.
— А кто, я?
— Ой, Вал, — рассмеялась, — с тобой спорить — себе дороже.
Однако Дударев и не думал лежать с ней рядом. Как только она расслабленно вытянулась на белоснежных простынях, он расположился между её ног, собираясь завершить начатое. Так горячо у неё там было. Жарко и влажно, что ему буквально до трясучки хотелось коснуться языком этого жара.
— Вот и помолчи немного, — заткнул её быстрым поцелуем, а когда Юля дернулась, собираясь отстраниться, ещё и обхватил её бедра руками, обездвиживая окончательно.
Юля лежала у Вала на груди, закинув на него расслабленную ногу и балдея от ровного биения сердца под ухом, перебирала пальцами звенья серебряной цепочки.
Это был не сон, а самые настоящие мучения. Она, то проваливалась в мимолетную дрему, то вскакивала, присматриваясь к лежавшим на тумбочке часам. Вал, будучи с ней в тесном контакте, проделывал то же самое. Чутко спали. Чутко реагировали друг на друга.
Насладиться такой невинной близостью мешало приближение рассвета. Судорожно хватались друг за друга, будто утопающие за соломинку, и старались соприкоснуться всем, чем только можно.
Жарко от этого было, тесно, порой неудобно, но какое это наслаждение — смогут понять немногие.
Тяжелые руки, словно стопудовые гири, сначала лежали на её груди, потом на животе, чуть позже — властно покоились между ног. Вал то обнимал её до хруста костей, то подминал под себя, прижимаясь щекой к груди. Она тоже не отставала, прижимаясь к нему каждой клеточкой своего разнеженного тела и тихо ластилась, упиваясь таким долгожданным умиротворением.
Иногда они проваливались в поверхностный чуткий сон, иногда смотрели друг другу в глаза, ведя немые диалоги или просто прислушиваясь к биению сердец. Порой он целовал её висок, зарывался носом в волосы и шумно выдыхал, а она лежала на нем и довольно вздыхала, мурлыча от пресыщения.
Уставшие, измотанные и… такие счастливые.
Но время — самый жестокий враг. Когда надо — ползет, как черепаха, а когда умоляешь его повременить — летит со скоростью звука.
Три часа ночи… Четыре часа утра. Ещё чуть-чуть. Ещё немного…
Господи, как же не хочется уходить, если бы кто только знал.
И это взгляд… на вылет просто. На поражение. Как и прежде, с некой долей осуждения, что оставляет его, отодвигает на второй план; с некой долей жгучей ревности, которую уже умела различать на самой глубине тёмно-серых глаз и самое важное — она видела в них искренние, неподдельные чувства, от которых уже не убежать, не скрыться.
— Вал, мне пора, — приподнялась на локте, всматриваясь в сосредоточенное лицо.
Она и так превысила лимит. Предупреждала, что не будет задерживаться, и в итоге забыла обо всем. Конечно, Надежде Павловне всё равно на её отсутствие, но и проблема ведь не в ней, а в Сашке. Вдруг он проснется раньше, а её нет? Что тогда?