Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты
Шрифт:
Глубоко за полночь я, взобравшись на забор, постучал в окошко нашей палаты. За стеклом появилась заспанная физиономия Семена. Рама приоткрылась. Я, уже вполне кондиционный, с шумом ввалился в палату, наступив в темноте как раз на того самого, который «ходил по воде». Водоход вскрикнул и, дернувшись, сбросил меня на пол. Падая, я сшиб с тумбочки его склянки с лекарствами и какие-то чашки, разбудив Химика. Тот – видимо, наученный опытом тюремных шухеров, – тут же вскочил с кровати и моментально врубил свет. В меня впялились три пары глаз с безумным выражением, как у поднятых из
– Ты чего так поздно? Все спят!
– Да я не один, я с бабой…
Не успел народ как следует оценить мою шутку, как на подоконнике появляется абсолютно бухая Блэк и делает двумя пальцами победный жест «виктори»:
– Хелло, мэны!
Немая сцена…
Через три месяца отлежки я получил нужную квалификацию и военный билет с бессрочной статьей, освобождавшей меня практически пожизненно от каких бы то ни было домогательств военкомата. Теперь можно было гулять смело. А вот Ибрагим, кстати говоря, с дуркой явно переборщил.
Следуя опыту Семена, он тоже начал косить от работы, имитируя суицидальные депрессии и общий упадок нервных сил. Лечащий врач, принимая все за чистую монету, шлепал ему бюллетени и отправлял в санаторий.
Постепенно Миша стал как бы и в самом деле выглядеть немного странно: опух, глаза помутнели. И чем дальше, тем больше. Мне он рассказывал, что начал ощущать некие магнитные бури. Что ни буря – так у него депрессия, едва ли не с глюками. В ход пошли уже реальные инсулиновые комы и электрошоки. В конце концов через пару лет, как мне пришлось слышать, он попал в закрытую психбольницу для безнадежных на острове Сааремаа. Говорят, туда же в конце концов попала и Сосулька, но это уже совсем другая история…
В дурдоме получила разрешение загадочная и крайне мистическая история с Таинственной незнакомкой, которую я впервые увидел волей судьбы в девять лет. Родители отправили меня в пионерский лагерь, где в нашей группе оказалась одна очень впечатлившая меня девочка – настоящая Барби. В таком возрасте дети разных полов развлекаются, как правило, порознь, так что мне так и не удалось пообщаться с Таинственной незнакомкой – за исключением одного раза. Это был прощальный бал-маскарад. Мальчишки из нашего отряда решили облачиться в доспехи крестоносцев: белые простыни, черные кресты, рогатые шлемы с прорезями… И был один танец, когда мальчики и девочки шли навстречу друг другу, танцуя каждый сет с новым партнером. В какой-то момент моя очередь дошла до Незнакомки.
Мы взялись за руки, а ладони у меня при этом были вымазаны красной тушью – как бы кровью врагов (рыцарь все-таки). Незнакомка как-то иронично посмотрела, но от танца не отказалась. В самый последний день мне удалось узнать ее имя. До Таллина ехали все вместе, а дальше родители нас разобрали по домам и больше я этой девочки не видел. Но иногда она являлась мне во снах, напоминая о своем существовании. И я просыпался, одержимый твердым желанием найти ее. Но как? По имени и фамилии через адресное бюро? Теоретически это было возможно, но практически руки не доходили.
Лет через восемь я впервые рассказал эту историю другому человеку – своей знакомой Свете Трифтазинихе, с которой нас связывали доверительные отношения. Свою кличку она получила в память об эпизоде, когда перебрала трифтазина (нейролептик фенотиазинового ряда, активный антипсихотик), от которого пробовали тащиться некоторые любители каликов. Эта высокая статная блондинка, голубоглазая бестия, по типу принадлежала к людям, которым нравится слушать романтические истории. Ее они как-то растормаживали. Услышав мой рассказ, она очень впечатлилась и посоветовала мне во что бы то ни стало найти давнюю любовь. И вот, ночуя уже в дурдоме, я вновь увидел сюжет с Незнакомкой и, проснувшись, понял, что прямо с утра должен пойти ее искать.
Для начала – в адресное бюро. И в самом деле, я встал и пошел туда, попросив адрес по заявленным имени, фамилии и предположительному году рождения. Мне выдали пару адресов. Я по ним сходил, но двери нигде не открыли. Вернулся назад в дурдом. Странное чувство: зачем ходил? Тут слышу, как за окном кто-то мое имя кричит. Выглядываю – а там Сипсик (Евгения Пруэль-Николаева) и еще несколько девочек. Приходили проведать подругу, а по пути решили и ко мне зайти. И подруга эта тоже здесь – одна из наших хипповых девочек. Ее теперь потихоньку начали выпускать на прогулки, а то держали в закрытом отделении: попытка суицида. Она мне тоже кричит: заходи, мол, в гости!
– Непременно. А кого спросить?
И в ответ я слышу то самое имя, которым звалась Таинственная незнакомка, и понимаю, что это она и есть! И еще понимаю, что видел ее не только в хипповой тусовке, но и раньше, на танцах в «Лыуна». Как же я ее не узнал-то? И тут – что за мистификация? Ведь я видел накануне сон, ходил искать – и на тебе!
А тут Света опять:
– Ну что, нашел свою красавицу?
– Да, – говорю, – не поверишь, но нашел!
– И где нашел?
– В дурдоме!
– Ого! И что, теперь ты к ней побежишь?
– Не думаю. У нее уже возраст не тот. Вот если бы была точно как та девочка! Ну или немного постарше…
Однако история с Незнакомкой получила продолжение. Через несколько лет выяснилось, что мама этой герлы была когда-то (до моего рождения) женой моего папы… Вот такая кармическая связь. Не сестра ли? Есть тут что-то эсхиловское…
В 1973 году я поступил на филфак в таллинский педагогический институт, а вскоре после этого познакомился с Юлькой. Мы шли с Энди по Суур-Карья к «Арарату» за вином. Прямо перед магазином чуть не столкнулись с двумя девицами. Одна – в оранжевом вельветовом плаще с капюшоном, другая – в длинном черном пальто с мехом.
– Девушки, вы не в «Арарат» случайно?
– Нет, случайно не в «Арарат».
– Может быть, составите компанию двум одиноким идальго? – включил Энди свой талант ловеласа.
Девицы переглянулись. Та, что в оранжевом, что-то горячо зашептала подруге на ухо… Вино покупали уже вчетвером, после чего отправились на флэт к нашему знакомому, на угол Суворова и Мичурина, где уже третьи сутки подряд шла вялотекущая гульба. «Оранжевую» звали Юлия, ту, что в черном пальто, – Ирина. Юлька и в самом деле была рыжей. Ее слегка раскосые зеленые глаза чем-то напоминали кошачьи.